Край непрощенных (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 21
Хвататься за свой пистолет не стал: теперь уже все равно. Зачем? Сейчас он получит пулю и окажется где-то в болотах, забыв, что находится не на Земле, что Лилю уже никогда не увидит, что надежды больше нет... Что такое смерть, если умереть окончательно все равно не позволят?
Выстрела не последовало - Игнат ловко выхватил оружие из руки 'спортсменки'.
- А ну уймись! Что на тебя нашло?!
Та только испуганно переводила взгляд с одного на другого.
- Я... Я не знаю, что на меня нашло! Простите, я подумала, что он... Что вы опасны и хотите... - запинаясь, пробормотала она, - вы... выглядите страшно.
Кирсан промолчал, хотя фраза о том, что в прошлый раз он не обгорел и выглядел не страшно, но все равно подвергся нападению, просилась на язык. Ведь тогда придется объяснять все и про ту, первую встречу, и про результат, и про то, как такое возможно... В конце концов, может быть, Макс прав, что некоторым лучше не понимать, где они оказались.
- Тебе надо отдохнуть, пойди поспи. Тут совершенно безопасно, - сказал Игнат и повернулся к японцу: - Такехиса, отведи ее в спальный зал.
Затем он посмотрел на Кирсана и ухмыльнулся:
- Что-то тебя столбняк хватил. Должно быть, ты начинаешь догадываться...
- Я ему давно сказал, - вмешался Макс, - он просто не верит. А с этой девкой что не так?
- Да мы уже встречались. Она работает в паре с Кирсаном.
- Понятно.
- Что значит - работает? - встрепенулся разведчик.
- То и значит. Если ты еще не въехал в детали - ты кажешься женщинам опасным. Они пытаются тебя убить, ты защищаешься и убиваешь их. Тебя наказывают муками совести, их - смертью. Шоу должно продолжаться. О, кто это с тобой? Познакомишь?
Кирсан буквально кожей почувствовал, как напряглась его подопечная.
- Обойдешься.
- Она из 'варваров', - сказал Макс, - Кирсан прихватил ее, когда мы сбегали из пункта номер три.
- Нахрена? И как вы вообще умудрились сбежать?
- Людоеды помогли.
Улыбка с лица Святого мгновенно исчезла, словно ее и не было.
- Вот дерьмо! И много?
- Варвары не удержались. Когда мы убегали, они как раз высадили свой склад еды, где мы раньше сидели, в воздух.
- Эрнандес! Такехиса! - закричал Святой, и те появились почти сразу.
- Что случилось?
- Людоеды. Такехиса, ты отправляешься в лагерь, подними всех, полная боевая готовность. И всех наших отправляй на четвертый аванпост. Эрнандес, ты идешь к высотникам через шестую заставу. Всех к оружию, наших на четвертый. Мы вернемся на базу, переправим женщин в болотный лагерь и двинемся на центр. Все, вперед!
- Ладно, - согласился испанец, японец лишь молча кивнул, и оба отправились собираться в путь.
- Макс, устрой варварку на отдых и возвращайся.
Кирсан молча сел у огня, подпер голову руками и уставился на пляшущие языки пламени в глубочайшей задумчивости. Что дальше делать? Черт его знает. Если принять за аксиому, что он находится в аду - то да, выбраться не светит. И все, что остается, это вести растительный образ жизни, заботясь только о том, чтобы в желудке не было пусто, и умирать пореже. И так цикл за циклом - до бесконечности. Веселая перспектива. А внутри все кипит и клокочет от бессилия.
Его взгляд случайно упал на массивный пожарный топор, лежащий у дальней стены, несколько мечей, бронежилеты, полицейские каски с забралом. Тут, похоже, что-то вроде заставы. Команды, отданные Святым двум другим, свидетельствуют, что люди все же как-то организованы. Человек - упорное существо. Даже угодив в ад, пытается как-то устроиться - и это, по всей видимости, против него же используется. Как жить, зачем устраиваться? Отнять у человека секс, возможность иметь семью, детей, лишить любых удовольствий - значит лишить его существование смысла. Зачем? Вопрос без ответа.
С другой стороны... может быть, разгадка зарыта где-то рядом. Ничего не бывает без причины, все имеет определенный смысл. Для чего истязать умершего в аду? Байка о наказании в загробном мире помогает держать людей в определенных рамках - не убий, не укради, молись, жертвуй на церковь и так далее, а то в смоле после смерти варить будут. Для чего садят в тюрьму? Тут все рационально. Попытка перевоспитания, изоляция от общества, ну и чтобы другим неповадно было. Но ради всего святого и несвятого, для чего вообще нужен ад?! Посмертное узилище бессмысленно, ведь человек уже умер. Его поздно перевоспитывать, не надо изолировать, могила - лучшая изоляция. Наказание в аду по факту бесполезно, ведь живые о наказаниях для умерших ничего не знают: никто не возвращается, чтобы рассказать, что ад действительно есть и как там ужасно. Получается, наказание ради наказания? Ради мести? Да тот, кто все это устроил, еще хуже тех, кого наказывает!
Из задумчивости его вывел Святой.
- Значит так, разведчик. Времени тебе на отдых всего ничего, да и то, не тебе, а дамам, они совсем на ногах не стоят. А потом надо будет двигать.
- Куда?
- Тебе не все равно, куда? У нас проблема в виде каннибалов, и не думай, что все позади - они не уйдут, пока не разорят все общины. Да, мы не можем умереть навсегда - но если тебя устраивает перспектива многоразового съедения - удачи и до свидания. Мы собираемся выбить орду отсюда, и ты либо с нами, либо сам по себе. Причем 'сам по себе' ты все равно останешься только до первой встречи с регулярными войсками, демократии тут нет, смекаешь?
Макс вернулся, предварительно уложив немку спать и спустив японца и мексиканца по лестнице, и сел у огня с котелком и несколькими пакетами лапши быстрого приготовления:
- На твою долю сварить?
- Она тоже на вкус будет, как дерьмо?
- Понятия не имею, - пожал плечами немец, - я никогда не хлебал дерьмо и не знаю, каково оно на вкус. Да, лапша тут такая же, как и все остальное. Но желудку горячий суп на пользу.
Кирсан кивнул и повернул голову к Святому:
- А 'мы' - это кто?
Игнат широко улыбнулся:
- Я назвал нас Лигой Негодяев, основателем и главой которой, собственно, являюсь. Мы тут единственная сила, не имеющая ни собственного поселка, ни большого числа, но с которой считаются все остальные. Нас не только уважают, но и понимают, что, хоть Лига и малочисленна, связаться с нею будет себе дороже.
Кирсан только усмехнулся.
- Писатель-фантаст основал лигу, построив таких товарищей, как эсэсовец, самурай или тот испанец с винтовкой, и командует ими? Забавно.
- Такехиса Юдзи - якудза, а не самурай. Эрнандес - киллер. Да, это может показаться странным, когда убийца-любитель руководит убийцами-профессионалами... - Святой подсел к огню, скрестив ноги, и продолжил: - точнее, это было бы странным в мире живых. Тут все иначе. Неважно, кем ты был при жизни - ранг живых ничего не значит для мертвых. Неважно, каковы твои навыки - всегда найдется кто-то круче тебя. Важно, какой ты. Мы находимся в краю проклятых и непрощенных. Мы все здесь убийцы - тут никого нельзя удивить длинным списком грехов. Но что ты скажешь, если узнаешь, что меня, простого писателя, боятся больше, чем любого другого?
- Вот как? Чем же ты заслужил такую репутацию?
- Настойчивостью. Я упоминал, что тут нет демократии и прав человека? Когда ты встречаешь людей из любой общины - а их тут шесть только с нашей стороны и у варваров не меньше - ты вступаешь в эту общину. Независимо от своего желания. И служишь только ей. Хорошо служишь - иногда тебе будет обламываться лакомство - единственное, что имеет ценность. Не хочешь - казнь особо мучительным способом. Кто не с нами - тот против нас. Каждый новичок или просто непомнящий - потенциальный рекрут. Не хочешь быть с кем-либо - тебя убивают в надежде, что ты вновь попадешься им и тебя удастся сделать своим.
- Да уж, - желчно заметил Кирсан, - шикарные тут порядки.
Игнат кивнул:
- Мне тоже не понравилось, я и взбунтовался. Взорвал факторию - более тонны ценнейшей еды превратилось в прах. Да, меня убили в очередной раз, но это уже фигня. Так я добился свободы - меня больше никто не рискнул вербовать - но стал изгоем. Потом я пробирался в поселки, откуда меня прогоняли или убивали, взрывал или сжигал фактории. Да, я умирал где-то раз триста, порой очень мучительно - но теперь у меня есть репутация. Я никогда не сдаюсь и всегда бью в самое уязвимое место. Меня боятся. Точнее, не совсем меня - боятся последствий, которые обязательно случатся рано или поздно, если меня обидеть. Когда большим трудом и терпением созданные лакомства и выпивка - стержень, на котором держится тут любое человеческое общество - взлетают на воздух... Любой задумается.