Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ) - Рейман Андрей. Страница 17

Сиртама сказал, что ужинать они будут сегодня в обществе его учеников и братьев по вере. И он не обманул. Обогнув очередную гору, Йорвин увидел цель его назначения. Святая святых монахов и его приют на ближайшие десятилетия.

Тропа кончалась  у самой горы,  начиналась выложенная из булыжника дорога, по которой могла бы проехать небольшая конница. Эта дорога вилась спиралью вокруг горы и кончалась у порогов замка, что Сиртама именовал как свой священный дом и храм. Этот замок был выдолблен из самой горы в настолько незапамятные времена, что единицы из ныне живущих бессмертных могли бы поведать, когда это было. И замок этот построили не люди. Гномы тоже не имели отношения к его возведению. Храм сегодняшних монахов когда-то был древней цитаделью могущественных эльфийских магов. Но что стало с ними и куда они делись, не знал даже Сиртама.

Когда путники восходили по дороге наверх, с башен замка раздалось серебряное пение колоколов. Сиртама просиял, сказав, что дозорные его узнали и таким образом приветствуют, одновременно разнося по всему храму весть о том, что он вернулся. Когда Сиртама и Йорвин наконец поднялись,  ворота храма были распахнуты, и за ними уже собралась ликующая толпа храмовников. Среди монахов были и женщины. И монахи и монахини были самых разных возрастов. От юных и румяных до седовласых старцев. Все были одеты одинаково, женщины, и те мужчины, у которых были длинные волосы, собирали их в необычный хвост на затылке. У некоторых волосы были длиннее и перехвачены несколькими разноцветными лентами по всей длине. На лентах были золотыми чернилами выведены иерглифические письмена на непонятном языке. Йорвин, конечно догадался, что на кедонейском, откуда Сиртама родом. У молодых монахов волосы были короче, и лент на них было меньше. Эти ленты обозначали дан, тоесть уровень монаха в постижении философии Табо и его боевого искусства. По достижении девятого дана, монах объявлялся самудокаем, то есть просветленным, и мог при желании, остричь волосы. Самудокай также становился наставником для младших монахов и мог выбирать их на свое усмотрение.

Из толпы вышел невысокий полный мужчина с солидной залысиной на макушке и семью лентами на волосах.  Монах обратился к Сиртаме:

- Самудокай, вы вернулись, о, слава Табо! Мы уже думали, что не увидим вас. А кто это с вами?

- Здравствуй, Крадин, здравствуйте братья и сестры, - Громко проговорил Сиртама. Никогда в голосе монаха Йорвин не чувствовал такой торжественности и счастья. - Я вернулся по воле Табо, и вернулся не один. В наших рядах снова пополнение. Это Йорвин, и отныне мы его будем называть брат Йорвин, - по  толпе монахов прокатился одобряющий гул. - Я же вернулся насовсем, и больше вас не покину. Странствий с меня довольно. - Радостный гул снова раздался во дворе храма.

- Какое счастье. Ах, что это с вами, неужели звери вас так..? - воскликнул Крадин, заметив на лице прибывших следы побоев.

- Увы, Тайная тропа более не безопасна. Владения морферимов распространились и на ту часть леса, по которой она проходит. Вечером я вам расскажу. А пока приготовьте нам трапезную, и выдайте одежды храма брату Йорвину.

В жизни Йорвина наступила новая глава. Его посвятили в монахи. Начался его долгий путь к осознанию Истины Табо и собственной души. На родине Йорвина никогда не задумывались о наличии каких бы то ни было богов кроме Илтриса, и все неурядицы списывали на его волю. Но теперь Йорвину открылась иная религия, и  религия эта гласила о Добре как о величайшей Истине, и о Любви как о величайшей энергии, способной на все.

Утро в храме для Йорвина и остальных монахов начиналось физическим самосовершенствованием и постижением техники Таг - Табо. После Йорвин учился читать, а научившись, стал изучать все исторические хроники и все философские и научные трактаты, которые хранились в храмовой библиотеке. По вечерам Йорвин слушал лекции Сиртамы о природе высших Энергий и законах их действия в Бытии Вселенной. Перед тем как идти спать, Йорвин ходил на колокольную башню и слушал звуки засыпающего мира, и самого себя, пытаясь постичь свою сущность, ибо она была для него самого великой тайной.

И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год.

Прошло тридцать пять лет.

Глава VI

Звуки жизни в храме Облачный Странник притихли после захода солнца. Йорвин вновь вышел на колокольню, дабы вновь полюбоваться закатом, послушать молчание природы и голоса своего внутреннего «Я».

Уже тридцать пять лет он изо дня в день повторяет все физические и духовные упражнения, которым научил его Сиртама. Недавно ему исполнилось пятьдесят пять лет, однако нельзя сказать, что за это время он состарился хотя  бы на один день. Хотя нельзя утверждать, что он не изменился совсем. Былой крепкий юноша-кузнец исчез. На его месте оказался худой долговязый мужчина. Жилистый и поджарый. Черты его лица стали более резкими и возрастными, исчезли юношеская пухлощекость и румянец, Острый подбородок стал еще более острым, особенно когда он улыбался. Взгляд его стал прямой и спокойный, как у Сиртамы. Длинный, до пояса хвост по всей длине украшали восемь разноцветных лент, что говорило  о его высоком дане и долгих тренеровках. Но ни седины, ни морщин, ни каких либо иных признаков старения он не являл, что не могли не замечать братья и сестры. Их Йорвин традиционно держал на расстоянии, проклиная про себя свое клеймо. В душе он страстно мечтал от него избавиться и стать нормальным человеком. Свое нестарение беспокоило его не меньше, чем остальных, но в отличие от них Йорвин догадывался, в чем его причина.

Однажды в библиотеке Йорвину попалась книга эльфийского ученого Иргенна аль-Ксеваля «Драконы. Их природа и история». В этой книге было сказано, что когда из упавшего на землю астероида вывалился первый эльф, когда грубый камень обрел душу и назвал себя гномом, когда примат выпрямился и стал человеком, драконы уже существовали, имели свой язык и культуру, и были могущественнейшей расой Эрдероса. Драконы были источниками магической энергии и управляли ей. Позднее они потеряли этот дар. Все драконы носили в себе силу одной из стихий, и являлись неисчерпаемым источником связанной с этим элементом магии.

Драконы наладили дружбу с новой расой эльфов, в которой обнаружили необычайный талант к магическому искусству, и стали их учить управлять этой стихийной силой. Но эльфы злоупотребили великодушием драконов и никак не могли насытиться знанием, которое те им давали. В один прекрасный день они решили, что их учителя научили их всему, что знали сами. С тех пор эльфы видели в драконах лишь помеху и конкуренцию. В тайном сговоре они начали одного за другим убивать тех, кто недавно были их учителями и красть яйца не родившихся еще драконов для опытов. Эльфы убивали быстро, и без следов. Численность драконов стала стремительно сокращаться. Ужас и отчаяние охватили великую расу. На Последнем совете драконы приняли отчаянный шаг - принять облик прогрессирующих в развитии и численности людей и запечатать свою истинную силу глубоко внутри, отказавшись от способности творить магию, чтобы даже эльфы не могли ее обнаружить.  Лишь в час смертельной опасности дракон мог воззвать ко своей истинной природе и принять свой собственный облик, чтобы защищаться. Лишь сильнейшие представители драконьей расы отказались от этой меры. Их были единицы.

Сложный обряд превратил драконов в людей, и те рассеялись по всему свету как капля крови в озере. Некогда могущественнейшая раса Эрдероса и поныне скрывается в городах людей, лишенная былой силы, но ее искры никогда не затухают.

Вдохновленный этим знанием, Йорвин стал искать эту силу внутри себя постоянными тренировками. Мало кто из людей может смотреть себе в душу как в колодец, но монахи специально учились этому. Двадцать лет ушло у Йорвина, чтобы проникнуть в те глубины, где таилась его сила. И раз за разом она лишь ускользала от него. Но в этот день Йорвин был полон сил и уверенности в себе. У него было прекрасное приподнятое настроение, которым хотелось поделиться со всем миром. Уголек, который тлел где-то под слоем тяжких воспоминаний и отмерших тревог вновь одарил Йорвина своим жаром. Но в этот раз жар этот не обжигал Йорвина, а наоборот, просился впитать его.