Мгновения жизни - Коббольд Марика. Страница 28

— Прошу прощения, я смотрела слишком пристально. Дурная привычка, приобретенная на работе, — извинилась Грейс. — Понимаете, я люблю рассматривать лица людей, поэтому всматриваюсь в них очень внимательно, это некрасиво, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. У вас замечательная улыбка, а ведь заснять улыбку удается далеко не каждому фотографу, это намного сложнее, чем представляется. Бывает, вы ее сфотографировали, а она оказывается кривой или вымученной, ничуть не похожей на ту славную гримаску, на которую вы несколько мгновений назад нацеливали свой объектив.

— У Кейт лицо такого типа, которые очень нравятся художникам, — заявила Робина.

— Мама!

— Радуйтесь, что у вас есть мать, которая может привести вас в смущение, — сказала Грейс и, когда выражение лица Кейт, очевидно знавшей о ее сиротском детстве, сделалось совсем уж несчастным, добавила: — Потому что во многих случаях нельзя полагаться на чужих людей.

Появилась Джанет, приятельница Робины и соседка, Она извинилась за опоздание, пробормотав что-то насчет больного котенка. Ее познакомили с Грейс.

— По воскресеньям я всегда встречаюсь за ленчем с дорогой Робиной и Тимоти, — заявила Джанет, сопроводив свои слова столь воинственным взглядом, что Грейс немедленно захотелось сказать, что а) за столом еще несколько свободных стульев и б) что она, Грейс, ест обычно совсем немного. Но она промолчала, ограничившись понимающим кивком, и улыбнулась.

— Мы так счастливы наконец-то познакомиться с Грейс, — высказалась Робина.

Эндрю нашел под столом руку Грейс и легонько пожал ее. Глаза их встретились, они улыбнулись друг другу. Лучи осеннего солнца, падающие сквозь оконные стекла, купались в струйках пара, поднимавшихся от кипевшего на плите пудинга, придавая всей обстановке какой-то романтический и нереальный вид, — для того чтобы запечатлеть его на своих фотографиях, Грейс надо было приложить немало усилий.

Тимоти предложил всем желающим поиграть в загадки. Грейс, которая считала, что жизнь и так достаточно непростая штука, чтобы еще больше осложнять ее выдуманными загадками, отодвинулась в сторону и потягивала красное вино, пока остальные напрягали мозги, пытаясь первыми найти ответ на вопрос.

— Кейт, — поинтересовалась Робина, — а ты что думаешь? Обычно у тебя получается легко и быстро.

— У меня? Ты прекрасно знаешь, что это не так. И вообще, мне не нравятся дурацкие загадки папы.

— Не ругайся, дорогая, — наставительно изрекла Робина, но тут же отвлеклась и помахала рукой в сторону открывшейся застекленной двери, где появился очередной гость. Нейл преподавал экономику в том же самом колледже, в котором Тимоти служил казначеем. Он был примерно одного возраста и роста с Тимоти, но голова его, заострявшаяся к макушке, уже была лысой и блестела, как если бы ее натерли специальной мастикой. Он пожал Грейс руку и кивнул остальным. Кейт поднялась с места и принесла ему чистую тарелку и нож с вилкой. Грейс восхищалась тем, как легко Робина подала на стол ленч. Она поджарила двух цыплят и приготовила огромную миску салата. Когда все расселись вокруг стола, она просто разрезала птицу на противне и выложила мясо на поднос, который гости передавали друг другу. Кроме того, она испекла две буханки домашнего хлеба и выставила на стол тарелку с маслом. Все сами накладывали себе угощение, кто сколько захочет, и Нейл, присоединившись к остальным, поступил точно так же. Грейс вспомнила о миссис Шилд, у которой был пунктик насчет поведения за столом и перемен блюд, когда все было строго спланировано и тщательно организовано. Гул голосов стал громче. Сидя со стаканом вина в руке, Грейс прислушивалась к жужжанию припозднившейся пчелы, ощущая на своей спине тепло солнечных лучей. Ее охватила сонная полудрема, а это означало, что она чувствовала себя спокойно и умиротворенно. «“Обычно Грейс приносит с собой подушку”, — всегда говорила в таких случаях миссис Шилд, — но сегодня я не захватила ее с собой, не захватила», — лениво размышляла она, слегка одурманенная алкоголем, в приятной и шумной тишине кухни Эбботов.

У Робины Эббот не было профессии как таковой, если, конечно, не считать работой одержимость. Она олицетворяла собой последний бастион местной общины, которой грозило поглощение близлежащим городком. Миссис Эббот стояла на страже ее молочных, мясных, бакалейных лавчонок и независимых книжных магазинчиков, которые уже вытеснялись конторами торговцев недвижимостью и филиалами больших супермаркетов. Она оберегала общину, в которой умирали старики, а молодежь постепенно перебиралась в город, освобождая место неприкаянным пришельцам, покидавшим те же самые большие города, чтобы осесть в деревне, эти люди приносили с собой все городские болячки, намертво впившиеся в них, подобно впитавшемуся неприятному запаху. Если бы не Робина, местная церковь уже лишилась бы своего хора и некому было бы петь по воскресеньям и праздничным дням. Без нее не было бы ни клуба «Эвергрин», ни ярмарки народных ремесел, ни песенок на Рождество. Одному Богу известно, сколько стариков в Африке остались бы без очков, не будь Робины. В общем, к концу ленча у Грейс составилось представление, что ни одни роды, крестины, свадьба или похороны не обходились без деятельного участия Робины Эббот.

Затем был подан клейкий рисовый пудинг, причем подан на ярких глиняных тарелках, среди которых не найти было двух одинаковых, — все они были собственноручно изготовлены и обожжены Робиной в их самодельной печи в дальнем углу сада. И тут взволновались все три спасенные из приютов для бездомных животных собаки, во всю прыть бросившись к дверям приветствовать очередную гостью. Ею оказалась Леонора, та самая сестра из Лондона. Она появилась в ворохе кружев, шалей и прочих предметов туалета, крайне непрактичных для путешествия на поезде, и со свертком на руках, в котором оказался ее ребенок Рори. Робина вскочила с места и исчезла в глубине дома. Впрочем, минуту спустя она вернулась в кухню, толкая перед собой большую старомодную детскую коляску. Она взяла Рори на руки и покрыла его поцелуями, прежде чем уложить спать. Грейс перенесла свое внимание на Леонору: волосы у сестры Эндрю были такими же золотистыми и вьющимися, как у брата, но намного длиннее — они доходили ей почти до талии. В глазах, близко поставленных, как у матери, притаилась настороженность. Казалось, они вбирали в себя все, ничего не упуская. Когда дело дошло до еды, Леонора лишь поковырялась в тарелке с салатом, отщипнув кусочек хлеба, и наотрез отказалась от клейкого пудинга. Нейл жаловался на новый набор студентов в колледже, и тут она заговорила, не обращая ни на кого внимания, словно все в кухне сидели молча и только и ждали, когда она откроет рот.

— Никто из вас не имеет понятия, каково мне приходится.

Грейс решила, что Леонора, должно быть, привыкла изрекать подобные сентенции вслух, поскольку никто не обратил на нее особенного внимания. Робина накладывала новую порцию пудинга на тарелку Нейла. У нее был такой мягкий и негромкий голос, у Робины, что собеседнику приходилось напрягать слух, чтобы расслышать ее. Она посмотрела на свою старшую дочь, сидевшую на противоположной стороне стола.

— Ты склонна слишком все драматизировать, дорогая. Всего неделю назад у тебя был вид влюбленной девчонки.

— Ты видишь только то, что хочешь увидеть. Я знаю, вы все считаете его мистером Совершенство в нашем несовершенном мире, но он совсем не такой.

— Перестань, ты же по-настоящему его любишь. — Эндрю поднялся с места, подошел к сестре, запечатлел на ее кудряшках поцелуй, а потом наполнил ее бокал. Он обернулся к Грейс: — Арчи и Леонора просто созданы друг для друга, это всем известно. — Рори в коляске испустил короткий вопль.

— Кому кофе, а кому чай? — пропела Робина. — Пожалуйста, перейдите в гостиную, а я пока приберусь здесь. Нет, Грейс, я сама управлюсь, мне нравится заниматься такими делами. А вы ступайте и отдохните. Затем вы сюда и пришли.

Остальные отправились на прогулку. Диван оказался таким мягким! На продавленных подушках сидеть было очень приятно. Грейс дремала, положив голову на плечо Эндрю, когда Робина вкатила тележку, на которой стояли кружки, чайник и кофейник.