Рекруты Натоотвааля - золотой астероид (СИ) - Демидов Андрей Геннадиевич. Страница 29

— Прямо, Лемье, и не быстро, иначе граница защитного поля воспримет нас как высокоскоростной объект с большой энергией и сработает на отражение. Мы должны притвориться атмосферным газом, маленьким голубым облаком, струйкой дыма, кошкой! — сказал Дыбаль и закрыл люк.

— Тут несколько корректировщиков рядом, — крикнул Айдем, — хорошо бы «Кондрерха» по ним отработал, нас сразу обнаружат, как только мы тронемся!

Над танком вспыхнули плазменные шары анигиляционных разрывов, посыпались, как град, куски металла и пластика. Это «Кондрерха», булто приняв телепатический сигнал, расстреливал беспилотные разведчики.

— Хорошо стреляют ваши! — кивнул головой Лемье.

— Теперь давай к эмиттерам, пока не появились новые беспилотники! — крикнул Айдем.

— Хоть в пасть дьявола, — отозвался Лемье и надавил педаль регулятора мощности двигателя.

Шестидесятитонная машина взревела как корабль на взлёте. Одним рывком танк выскочил на гребень холма, сделал дезориентирующий противника манёвр, и отстрелил дымовые шашки и микро-роботов установщиков радиопомех. Лемье хорошо знал дело. Противник открыл огонь, но заряды стационарных штралеров попали в камни вокруг танка. Дыбаль мощным веером огня из танкового штралера разбил на куски нескольких роботов, оказавшихся за холмом:

— Это вам за Шиелу и за убийц на Земле!

До перехода в режим невидимости, Лемье успел проехаться гусеницей по хребту машины-миноукладчика.

Высокочастотные импульсы, чешуйки отражения и дробления радиоволн видимого спектра системы камуфляжа танка, дым пожаров, пыль взрывов скрыли танк, и сверы прекратили стрельбу. Через несколько минут танк достиг границы защитного поля базы. С заметным замедлением и скрежетом, он, словно перед ним была стена резины, начал вдавливаться в защитное поле. Гусеницы вгрызались в рыжий грунт, двигатель ревел, а танк почти остановился. Начал проявляться анигиляционный эффекта поля к инородным телам различного энергетического потенциала. Сначала отказало оружие, затем отключилась маскировка, связь и навигация. Предметы и тела людей стали нагреваться, как в микроволновой печи. Зажигалка Лемье лопнули и загорелись, крошечное деревянное распятие и календарь с красотками над панелью управления затлели. Электрические контакты искрили, пластик деформировался, чадил и капал. Двигатель работал чудом. Оборудование сигнализировало частично об ошибках и сбоях, частично молчало. Люди поплыли внутри скафандров в собственном поту. Каждое движение давалось с трудом и болью. Каждый вдох и выдох резали лёгкие, каждый удар сердца отдавался в теле невыносимым страданием, а внутренности устремились к горлу.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — Дыбаль сжал зубы так, что мышцы свела судорога — только так он мог удерживать ясным рассудок.

Перед глазами застыло изображение гигантских бетонных грибов — башен защитных эмиттеров. В тех местах, куда попадали снаряды и ракеты, вспыхивали звёзды.

— Танкист, выключи двигатели и обесточь всё, иначе сгорим, — крикнул Айдем.

Словно в замедленной киносъёмке, Лемье перевёл двигатель и бортовую сеть в ждущий режим. По тому, как упала на подлокотник кресла его рука и съёжилось тело, было понятно, что он потерял сознание.

— Ты как? — Дыбаль покосился на Айдема.

Тот лежал словно мёртвый, с закрытыми глазами. В наушниках стояла тишина, ни треска, ни шороха. Контрольные лампы и индикаторы были не активны. Танк по инерции продолжал двигаться под уклон, скользя, постепенно поворачиваясь боком к направлению движения, почти опрокидываясь.

— Это и есть смерть, — подумалось Дыбалю, — похоже на ощущения в страшном сне — хочешь спастись и проснуться, но не можешь.

Мозг стал отдаляться от боли, уходить в сонную расслабленность, и он увидел Шиелу. Такую, как в первый раз — на Земле в подземном комплексе; стройная, длинноногая, загорелая, с хвостом тёмно-коричневых волос, с правильными чертами лица и огромными глазами. Рядом с ней хотелось зажмуриться, как от солнышка. Дыбалю привиделось вдохновенное её лицо, когда она демонстрировала похождения ягды Езеры, ягда Тантарры. Она называла их отцом и матерью, как и всех предков тысячи лет. Он увидел её злость, когда она проговорилась на тему сверских богачей. Он увидел её обнажённую на полу убежища в Стигмарконте, после налёта, прекрасную, как картины художников Возрождения, страстную, ненасытную. Перед глазами пробежали сценки наслаждения в отеле имитации, островок на Мальдивском архипелаге, рассвет и шёпот. Ему вспомнилась Шиела разгневанная, сверкающая глазами, обличающая ягда Слепеха в домогательстве и нарушении закона о кастах. Ещё ему вспомнились шутки про Ромео и Джульетту, и как она плакала, сидя в на полу нижней палубы, а потом бежала со словами:

— Зачем ты так жесток?

Видения Дыбаля были прерванными толчком — танк протиснулся через плёнку защитного поля и оно толкнуло его, будто выстрелила из катапульты. Танк отлетел на десяток метров и ударился о грунт. Системы маскировки, связь и оружие заработали. Это случилось вовремя, потому, что сверы открыли огонь из своих средств поражения, расположенных внутри поля. Пришёл в сознание и Лемье. Несмотря на травмы, усталость, обречённость, он взвинтил обороты двигателя до предела и на бешеной скорости начал носиться по позициям сверов. Он, то мчался вокруг башен, избегая мин, ловушек, добавляя к автоматическому ведению огня, хаотичные выстрелы и пуски ракет, то двигался зигзагами, поднимая ураганы пыли. Француз крушил всё, что попадалось по пути: купола излучателей, антенны, вентшахты, транспортные и инженерные машины, роботов и боевую технику, грунтовую и летательную, ёмкости горючего, антиматерии и компенсационного вещества. Уничтожив дюжину роботов и танкеток, влепив под башню выехавшему навстречу сверскому танку бронебойный плутониевый снаряд, Лемье остановил танк, чтобы перевести дух.

Дыбаль и Айдем медленно приходили в себя. Им пришлось выпить содержимое ампул с обезболивающим, у обоих полопались капилляры в глазах, а синий цвет кожи, следы рвоты, делали их лица поистине страшными. Раненые не подавали признаков жизни. Перегнувшись пополам при ударе, они лежали в неестественных позах. Полоски индикаторов пульса светились белым, вместо зёленого, сигнализируя, что они находятся в бессознательном состоянии, а жизненные функции почти угасли.

Сверы нервничали, никак не ожидая реанимации подбитого двое суток назад одинокого штурмового танка. Тем более они не ожидали, что танк оживёт вторично после преодоления защитного поля. Они отреагировали с запозданием, не характерным для автоматических систем, огонь обороны был суматошным. Штурмовые истребители бросали водородные заряды куда попало, штралеры били так, что попадали по своим, а роботы остановились — то ли танк не входил в их компетенцию, то ли были исчерпаны боезапасы. Это говорило о том, что системы управления повреждены, и сражением руководят живые существа.

Внешней связи не было, да она ничего и не могла дать внутри защитного поля. «Кон Дрерх» и другие корабли не могли поддержать их огнём. Вряд-ли кто-нибудь смогли повторить приём преодоления поля в полумёртвом состоянии, на не работающей технике.

— Что дальше? — спросил Лемье, — у меня скафандр показывает падение температуры тела и давления крови. Клонит в сон и кружится голова. Похоже, разрыв органов и внутреннее кровоизлияние. Без врачебной помощи у меня осталось минут тридцать, из них десять минут в сознании. Советую взять управление танком или включить автопилот. Господа…

Заметив, что на дисплее появилось сообщение о восстановлении работоспособности систем, добавил:

— Как при Ватерлоо, гвардия умирает, но не сдаётся, — он покрутил джойстик управления и двинул танк вперёд.

На предельной скорости он снова начал носиться по позициям:

— Эх, моя Иветта, погуляем, попьём вина, если будет в старом парке ночью тишина! Над Орлеаном чудная погодка… лодка… кокотка…

— Куда ты! Мать твою! — орал в шлемофон Дыбаль.

К нему от этой тряски быстро вернулось сознание: