Альянсы (ЛП) - Кук Тонья. Страница 28
Некоторые из кхурцев в задних рядах побежали. За ними последовали другие, и еще. Потеряв стремительность, смертоносный натиск кочевников ослаб. Когда, наконец, их строй распался, их острие — несколько сот воинов племени Вейя-Лу — были окружены эльфами. Хамарамис призвал людей сдаться.
Их ответ был грубым и оскорбительным. Сожалеющий, но непреклонный, генерал подал сигнал своей перестроившейся кавалерии, и предоставил кочевников их неотвратимой судьбе.
Гилтас спас свой народ, но цена была высока. Сотни были убиты, еще сотни ранены, и невосполнимые припасы были потеряны в безумной суматохе при отражении нападения кочевников. Повозки были перевернуты, и масло, вода и другие драгоценные жидкости пропитали безжалостный песок. Тщательно сбереженное и накопленное продовольствие было растоптано.
Пока эльфы восторгались своим спасением, несмотря на заплаченную высокую цену, подавленные кочевники вернулись в свои тайные лагеря. Целый месяц они размещали свои силы, собирая в единое целое широко раскинувшиеся племена и кланы со всех уголков Кхура. Это должно было стать решающим сражением, окончательной ликвидацией эпидемии лэддэд, и оно провалилось. Их величайшие усилия пропали даром.
Некоторые из вождей и военачальников кланов открыто говорили о прекращении. В конце концов, долина, в которую направлялись лэддэд, на самом деле не была частью Кхура. Кочевники там не жили. Кочевники даже не посещали ее. Почему бы не позволить лэддэд отправиться в эту долину и быть проклятыми находящимися в ней силами? Зачем снова жертвовать жизнями кхурцев, чтобы ускорить смерть, неизбежно ждавшую лэддэд?
Вожди и военачальники собрались вокруг своей предводительницы. Их выносливые выросшие в пустыне кони были ниже боевых коней эльфов, но возвышались над ослицей Адалы.
Известная как Вейядан, Мать Вейя-Лу, но чаще зовущаяся своими последователями просто «Маита», Адала сидела на спине Маленькой Колючки под квадратным навесом из черной плотной ткани, натянутом на четырех высоких шестах. Как всегда, ее руки были заняты. Она штопала дыры в халате одного из своих родственников. Несколько месяцев назад большинство женщин и детей Вейя-Лу были убиты в ночном нападении на незащищенный лагерь. В этом злодеянии обвинили лэддэд, у которых поблизости находился военный отряд. С тех пор Адала выполняла различную мелкую домашнюю работу для оставшихся без жен мужей. Она могла быть вождем Вейя-Лу и священным предводителем временно объединившихся пустынных племен, но при необходимости она также шила, штопала и чистила, чтобы поддержать своих верных воинов.
«Что скажешь ты, Маита?» — спросил Данолаи, военачальник Микку. — «Зачем тратить наши жизни на отступающего врага?»
«Кровь наших людей все еще дымится на песке», — невозмутимо ответила Адала. — «Кто не станет мстить за своих родственников, незаслуженно убитых?»
Мужчины отвели взгляды. Младшие дочери Адалы, Чизи и Амалия, были среди погибших в предательском ночном нападении. Адала всегда была уверена, что за этим ужасным преступлением стоялилэддэд. Ее последователи были не так уверены, пока поблизости не были обнаружены следы подков. Пони кочевников не подковывались.
«Маита, они слишком искусны для нас».
Было очевидно, что большинство из присутствовавших людей были согласны с Данолаи. Адала жестким взглядом посмотрела на него.
«Тогда отправляйся домой», — сказала она. — «Если ты думаешь, что лэддэд искуснее вас, то ты — ничтожество. Забирай другие ничтожества, и уходите, но оставьте в песке свои мечи. У вас нет права носить оружие».
Мужчины побледнели. Для кочевника, его меч, с узким лезвием без гарды, был такой же жизненной частью его личности, как мастерство в верховой езде или искусство рассказчика. Он не мог испытать большего стыда, чем когда у него забирали меч и втыкали в песок. Этот жест означал высочайшую степень трусости.
Заговорил сидевший рядом с ней на коне кузен Адалы Вапа: «Наш замечательный бросок не привел к успеху. Но, пока мы живы, мы можем снова драться». Его бледно-серые глаза были необычными для кочевника, но широко распространенными в клане Вапы Прыгающего Паука.
«Каждое сражение ослабляет лэддэд. Это не их земля. Это не их климат. Однажды их чужеземные особенности подведут их, и они будут нашими».
Доброжелатели звали Вапу философом. Менее доброжелательные вешали на него ярлык болтливого пустобреха. Но его голос был единственным голосом разума среди непоколебимой веры Адалы в свою маиту и отчаяния вождей. Старый Кэмин, единственный вождь клана из правящего кхурского племени, присоединившийся к делу Адалы, поддержал Вапу.
«Нам нужно набраться терпения», — посоветовал он. — «Внимательно наблюдайте за лэддэд. Снова соберем племена и ударим, когда придет время».
Адала закончила шить и откусила нитку. «Кэмин мудро говорит», — сказала она, складывая заштопанный халат. — «Мы будем висеть у лэддэд на пятках, пока моя маита не укажет нам, когда снова напасть».
Никто не смог предложить лучшей идеи, и никто не выказал желания покинуть драку. В кхурцах глубоко сидели страх позора и глубочайшая приверженность чести.
В нескольких милях от них эльфы столкнулись с собственным кризисом. Урон их скудным запасам оказался хуже, чем на первый взгляд. Во время нападения была потеряна одна пятая их запасов воды и шестая часть пищевого масла. Большое число раненых означало, что колонна не сможет сохранять даже прежний медленный темп. Время их нахождения в пустыне затягивалось, и у них не было припасов обеспечить каждого.
Планчет, камердинер и телохранитель Гилтаса, прибыл с генералом Таранасом и остальными офицерами армии. Планчет возглавлял правый фланг колонны эльфов. При виде разрушений, его загорелое лицо слегка побледнело. Следы побоища людей, эльфов и лошадей тянулись прямо в сторону Беседующего. Планчет достаточно хорошо знал своего суверена, чтобы понять, что тот не отступил ни на дюйм.
Стоя рядом со своим конем, Гилтас был тонкой фигурой в кхурском наряде. Большинство эльфов переняли практичное пустынное одеяние. Некоторые, как Хамарамис и Планчет, добавили традиционные квалинестийские леггинсы, чувствуя себя неудобно без них на лошади. Сильванестийские советники Беседующего упорно цеплялись за свои шелковые одежды, неважно, насколько поношенные и обветшалые.
Планчет с огромным облегчением поприветствовал своего сеньора. «Сир, какие будут ваши пожелания?» — спросил он, спешиваясь.
«Лежать в прохладной тени березовой рощи, погрузив ноги в прозрачный ручей». — Гилтас печально улыбнулся эльфу, бывшему его камердинером, телохранителем, иногда генералом, и близким другом. — «Что бы вы пожелали, добрый Планчет?»
Будучи насмешенным, Планчет, тем не менее, ответил серьезно, указывая на отдаленные шпили Зубов Льва. «Разведчики доложили, что те пики легко оборонять. Думаю, нам следует незамедлительно направиться к ним».
«Ты предлагаешь, чтобы наш народ залез в горы?» — спросил Хамарамис.
«Да. Мы слишком уязвимы в открытой пустыне. Еще одна атака, как сегодня, и никто из нас не доживет, чтобы увидеть Инас-Вакенти».
Старый генерал нахмурился: «Мы запрем себя в подземной темнице. Кхурцы никогда больше не позволят нам выйти из нее».
Все офицеры спешились. Гилтас взмахом руки велел им расступиться и прошел несколько метров вперед, где стояли тысячи эльфов, преклонив колени или сидя на корточках на песке, готовые выслушать, что он им скажет. Они устали и были напуганы, но на всех и каждом лицах было одинаковое выражение доверия. Они верили, что Гилтас выведет их из огненного горнила пустыни, как вывел из измученной родины, когда туда вторглись минотавры, бандиты и гоблины. Они провозгласили его Гилтасом Следопытом. Такое доверие было огромным источником сил для Беседующего с Солнцем и Звездами. А еще было огромной ношей.
Гилтас глубоко вдохнул сухой перегретый воздух. Его нога в сандалии задела разбитую амфору. Находившееся внутри оливковое масло пропало, впитавшись в ненасытный песок.