Брачный сезон в Уинчестере (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна. Страница 62

Но мистер Чилтон заговорил первым.

— Столько событий в последние дни — голова кругом идёт. Ты ведь знаешь уже всё о несчастной Элизе? А тут чуть с Энн беды не случилось! Бог весть, что творится, а ведь если разобраться — всего-то два мерзавца нагадили…

— Да… — Кора неожиданно вспомнила ещё об одной мерзости Тэлбота. — Я должна была, наверное, давно сказать, но… Энн… — Кора Иствуд растерялась. — Энн сказала, что я не права…

— Ты о чём, Кора?

— Понимаете, сэр Остин, когда мистер Лавертон и мистер Салливан застали у мистера Тэлбота леди Радстон… Это было не случайно! Мой брат и Вивьен договорились, что Лоренс приведёт свидетелей. Они сказали — болванов. Это было подстроено!

— Подстроено?

Кора Иствуд рассказала крестному о давно услышанном разговоре. Чем эта подлость лучше той, что была устроена несчастной Элизе? Сэр Чилтон выслушал спокойно, ни разу не перебив крестницу. Но, вдумавшись в обстоятельства, с грустной улыбкой заметил:

— Понимаешь, моя девочка, в начале любой трагедии всегда лежит вызванный греховными мыслями поступок. Иногда — опрометчивый, порой — откровенно порочный. В первом случае, мистер Тэлбот воспользовался глупой опрометчивостью Элизы, во втором — безусловно, порочным поступком Софи Радстон. Если бы Элиза была умнее и скромнее — я откровенен с тобой — с ней никогда бы не произошло того, что случилось. Если бы леди Радстон вела себя, как подобает — никакие уловки мистера Вивьена и твоего брата не подействовали бы. Безупречное поведение — вот защита от любых трагедий.

Мистер Вивьен изгнан за поступок с Элизой — ибо она поступила глупо и опрометчиво, доверившись такому человеку, но её можно оправдать молодостью и тем, что она не могла думать о бесчестье. Элиза не виновата в главном — в собственной глупости, она не ведала, что творила. Но леди Софи не могла не понимать, что делает… Зло другого человека бессильно вторгнуться в нас, пока на него не отзовется зло в нас самих.

Кора долго молчала. Но когда заговорила, едва не сорвалась на крик:

— Но… ваша племянница, сэр, моя подруга Энн — она ведь умна и благородна. Мисс Гилмор никогда не пошла бы к мужчине в дом ночью — а между тем… Это ведь просто чудо, что так всё получилось! Простое совпадение, случайность спасла её. Если бы всё сложилось иначе — над ней бы надругались, испортили бы всю жизнь, обрекли бы на брак с распутником! Вы, конечно, скажете, что этого же не случилось…

Сэр Остин молчал, внимательно глядя на крестницу. Кора Иствуд поймала его задумчивый взгляд и взяла себя в руки.

— Почему вы молчите? Скажите мне, что я глупа и ничего не понимаю в жизни. Я не обижусь. Это правда. Я ничего не понимаю.

— Ты неопытна, но очень умна, Кора. Я уверен, с годами ты поймёшь ещё одну составляющую нашей жизни. Я сам пришёл к пониманию её только в пятьдесят. Помимо наших поступков, отношений с другими людьми, наше бытие определяется ещё и незримым, но весьма ощутимым обстоятельством — Промыслом Божьим. Это он, вторгаясь в нашу жизнь, направляет и исправляет её. Я не вижу ничего случайного в происшествии с Энн. Она была невинна — и Промыслом Божьим к твоему дому был направлен, пожалуй, тот единственный в обществе человек, джентльмен весьма авантюрного склада, который спокойно запрыгивает на запятки кареты, играючи оглушает кучера и твоего очаровательного братца и спасает твою подругу. Я действительно скажу, что беды с Энн не случилось… Чего нельзя сказать ни о несчастной Элизе, ни о леди Радстон…

Кора Иствуд вспомнила, о чём хотела с самого начала хотела поговорить с крёстным.

— Стало быть, Промысел Божий не очень разборчив, если для спасения невинных от распутников посылает — других распутников. Вы ведь говорили моему брату, что мистер Монтэгю — человек недостойный… Я тогда поверила вам.

— А, значит, теперь, когда он спас Энн, ты стала смотреть на него по-другому, не так ли, моя девочка?

— Стало быть, это глупо и чревато трагедией?

Сэр Чилтон усмехнулся. Девочка была излишне понятлива.

— Не знаю, что и сказать. У меня состоялся — уже довольно давно — разговор с виконтом Шелдоном по поводу сына Этьена. Раймонд Шелдон действительно защищал его. Я собирался поговорить с тобой и предостеречь тебя от общения с ним, но виконт сделал всё, чтобы отговорить меня от этого. Но не отговорил бы, если бы я не видел, что молодой Монтэгю безразличен тебе.

Кора опустила глаза. Сэр Чилтон меж тем продолжал.

— Теперь я склонен думать, что, возможно, был неправ. Я пригляделся к нему — просто чтобы определиться в собственном суждении, а не опираться на чужие. Я не заметил в этом юноше той порочности, которая побудила негодяя Тэлбота на его мерзость. Молодой Монтэгю в своих суждениях довольно осмотрителен, однако, слова — пена в наши дни. Но его поступки, и тут я должен согласиться с Шелдоном, действительно, говорят о некотором благородстве, способности на чувство, может быть, даже порядочности. Мне трудно поверить уверениям Раймонда Шелдона, что сын Этьена раскаивается в своей былой распущенности, что слезы покаяния смывают грязь с души, но может быть, он и тут прав? Леди Френсис, чьи мнение и ум я весьма высоко ценю, именует этого юношу повесой и шалопутом, в то время как молодого Тэлбота она назвала мерзавцем, причём, намного раньше, чем это сделал я. Это, конечно, разница. Ты неглупая девочка и способна многое понять. Присмотрись к нему сама.

Разговор с сэром Чилтоном странно подействовал на Кору, умиротворив и раздражив одновременно. Отрадно было услышать, что сэр Чилтон изменил своё мнение о Джулиане Монтэгю и, как и она сама, теперь думает о нём лучше. Но ведь именно из-за сказанного крёстным когда-то она и отвергла Монтэгю! А теперь Джулиан Монтэгю забыл и разлюбил её.

Как всё нелепо.

Глава 31,

в которой мистер Монтэгю получает то, без чего уже научился обходиться, и тогда, когда это уже не нужно, и ценой, которая убила всю радость обладания обретённым.

С планами поездки в Лондон Джулиану теперь пришлось распрощаться. Предсвадебные хлопоты, ускоренные по его просьбе, заняли две недели. Кэтрин стала женой мистера Чилтона. По счастью, ни одна свинья не перебежала дорогу свадебному кортежу, и юная миссис Чилтон отбыла вместе с мужем в Бат, где молодые намеревались провести медовый месяц.

В ожидании неминуемой смерти брата Джулиан замечал, как трясутся его руки при получении любого известия из имения, как падает сердце при любом шуме в передней. В это время было замечено и странное сближение мистера Монтэгю с виконтом Шелдоном. Сам Раймонд недоумевал — Джулиан всегда держался независимо и отстранённо, но теперь просто льнул к нему. Раймонд узнал от самого Монтэгю о смертельной болезни его брата Томаса, но это означало, что в скором времени Джулиан будет одним из самых богатых людей графства, и Раймонд вначале не понимал, почему у Монтэгю, который, как он знал, никогда не был близок с Томасом, столь померкший взгляд, столь поникшие плечи и столь убитый вид. Но в разговорах с университетским приятелем скоро проступили грани такого отчаяния, что Шелдон, который раньше никогда не щадил самолюбия Монтэгю, безжалостно высказываясь, теперь стал весьма осторожно выбирать слова, боясь даже ненароком обидеть или задеть Джулиана. В нём проснулось то, чего он никогда не замечал в себе раньше — братское чувство к Монтэгю.

Джулиан избегал общества, цепляясь за Шелдона как за якорь спасения, интуитивно чувствуя его устойчивость в бурях. Его тянуло к Раймонду Шелдону ещё с университетских времен, но при мысли, что кто-то может подумать, что он, нищий, заискивает в богаче Шелдоне, Монтэгю бесился и держался на расстоянии. Теперь же никто не мог бы сказать, что он ищет хоть какой-то выгоды в подобной дружбе. Умственное превосходство, выделявшее их с Шелдоном в университете из общей массы, сделало их одинокими, но если Шелдон жил в одиночестве как в келье, то Монтэгю нёс его бремя из эпатажа. Однако сейчас, когда крах в любви усугубился безжалостным пониманием своей жестокости к ближним, страшной виной перед братом, осознанием, что он просто просмотрел того, кто, возможно, был послан ему Богом как друг, самый близкий по крови, чьи узы он столь грубо и бездумно разорвал — в Монтэгю рушилось то последнее, что всегда держало Джулиана — его гордыня.