Самоотвод (СИ) - Резник Юлия. Страница 36

Егор кивнул. От этого движения голова вновь закружилась, и тошнота подкатила к горлу. Превозмогая себя, мужчина подошел вплотную к добротной современной койке, отодвинул немного простыню, которая прикрывала тонкую, почти прозрачную руку, покрытую реками синих вен. Он вспоминал, как эти реки текли по нему, поджигая, в нарушение всех законов физики… Он вспоминал, как целовал их за секунду до того, как случилось самое страшное.

— Я люблю тебя, Верка, не уходи, пожалуйста… Только не уходи, потому что со всем остальным мы справимся. Вместе…

— Ну вот… И ты потек, как прохудившееся корыто, — пожаловался Николай Степанович, краем халата утирая слезы. — Только ты, это… Брось ее хоронить. Нормально все будет. Нор-маль-но!

— Нормально, — эхом повторил Егор.

Время потом он помнил плохо. Процедуры, уколы, бдение у реанимации, пострадавший сын… В какой-то момент привезли Асю, и они недолго побыли вместе. Девочка плохо понимала, что происходит, и почему она уже вторую ночь к ряду будет ночевать у чужих людей. Она плакала, и не хотела уходить от отца. А еще постоянно звала Веру. Это разрывало сердце всем присутствующим. Кое-как ребенка увели, и Егор вернулся к реанимации.

Вера пришла в себя ближе к вечеру. Открыла ненадолго глаза, в отчаянной попытке сфокусировать взгляд:

— Денис… — Хрип, вместо привычного нежного голоса, но для него нет ничего прекраснее этого звука.

— С ним все хорошо, не волнуйся.

Женщина прикрыла глаза и снова отключилась, а Егор возблагодарил небо за то, что был рядом в момент, когда к ней, пусть и ненадолго, вернулось сознание.

— Егор, возвращайся в палату. На тебя уже смотреть страшно.

— А сами… — парировал мужчина, без сил откинувшись на спинку стула.

— Иди, Егор… — не оценил шутку Николай Степанович. — Сейчас с ней Галина побудет. Она в церковь ходила… Здесь часовня на территории.

— Хорошо… Если только что-то случится…

— Я тебе сообщу.

Егор напоследок кивнул и медленно вышел за дверь. На душе у мужчины было настолько тяжело, что складывалось впечатление, будто его сверху чем-то придавало. Но, несмотря на дикую усталость, мозг работал в усиленном режиме. Почему так получается, что в самые страшные моменты жизни мы всегда обращаемся к Богу? Ведь, поначалу, какие мысли? Я тебя никому не отдам, сумею защитить, отведу все беды… А потом действительно приходит несчастье, и что? Ты просто лишний раз убеждаешься, что от тебя, мать твою, ничего-то и не зависит! Егор уже имел возможность удостовериться в этом, когда умирала его жена. Ты можешь быть сильным, стойким и наделенным безграничной властью, но от тебя ничего не зависит. Вопрос дарить жизнь, или отнимать, не в твоей чертовой компетенции! В какой-то момент ты просто понимаешь, что тебе ничего не остается, кроме как уповать на высшие силы. И ты идешь в церковь, костел или мечеть, и смиренно просишь Бога о милости. Да, именно просишь! Потому что только так это работает. Или не работает, как в его случае с Леной… Все дело в том, что ты даже не знаешь, слышат ли тебя. Не имеешь никаких гарантий результата, но, когда надежды не остается, тебе больше не к кому обратиться. Ты, Бог и сомнительная вероятность того, что тебя услышат. И смилостивятся над тобой. В такие моменты, как никогда остро, приходит осознание собственной ничтожности. Без этого, по всей видимости, смиренным не стать… Но самое удивительное, что, когда ты по-настоящему открываешься Небу, ты автоматически готов покориться любому Его решению. И в этом вся соль… Милость возможна, когда ты уже смирился с худшим.

В мысли Егора ворвались чьи-то крики. Это была женщина, которая в абсолютно невменяемом состоянии рыдала в углу:

— Это ты во всем виноват! Ты! — кричала она на сидящего в стороне мужчину. Тот на вопли не реагировал, сидел, как изваяние, подперев руками лицо, и медленно покачивался из стороны в сторону.

— Не могу… — бессвязно бормотала та, вперемешку с проклятьями в адрес мужа. — Как я без него? Как я буду жить без моего маленького сыночка?!

Мужчина не отвечал. А Егор остановился в проходе, не решая своим появлением нарушить монолог безутешной матери. У него уже закрались подозрения на счет того, кем могла оказаться эта почерневшая женщина.

— Что ты молчишь, Григорьев?! Что ты молчи-и-и-ишь?!

В коридор вышел доктор. Егору такой еще не встречался. На дежурство заступила новая смена.

— Уколите ей что-нибудь, — отдал сухой, короткий приказ врачам бывший начальник полиции. — Она не контролирует себя.

Егора покоробили слова Григорьева, но он не мог не согласиться, что в них присутствовало рациональное зерно. Женщина действительно впала в истерику, и уже в буквальном смысле рвала на себе волосы.

— Не контролирую?! — Видимо, последние слова мужчины резанули слух не только Егору. Жена Григорьева замерла на мгновение, а потом накинулась на мужа с кулаками. — А ты, ты-то что контролируешь?! Мразь… Подонок… Скот! Он звонил тебе… Он тебе звони-и-и-ил.

Наверное, неправильно радоваться, что это не тебе сейчас приходится выносить всю эту боль… Что не тебе хоронить сына и мучиться кошмарами всю последующую жизнь, обвиняя себя, что не уберег. Егор и не радовался. Он благодарил небо, что его самого пощадили. Не отняли самое ценное… Понял ли Григорьев, чьи грехи покрыла смерть ребенка? Дошла ли до него эта простая истина? Сделает ли он хоть какие-нибудь выводы из случившегося? Изменит ли этого человека, и возможно ли это в принципе? Воспользовавшись суматохой, Егор, насколько мог быстро, миновал коридор, и вошел в двери лифта. До палаты дойти едва хватило сил.

— Папа…

— Что?

— С Верой точно все хорошо?

— Да. Она даже не надолго пришла в себя.

— Можно… можно я тоже пойду к ней?

— Все-таки любишь?

Денис ненадолго замолчал, а потом срывающимся голосом быстро-быстро, будто бы боясь передумать, затараторил:

— Нет. Если бы я любил ее по-настоящему, то никогда бы не сделал того, что сделал.

Егор насторожился:

— Ты о чем сейчас?

Парень замялся, о потом все же набрался мужества и признался в том, что подбивал Олега заявить в суде о предвзятости прокурора, поставив под сомнение весь ход следствия. Если до этого Егору казалось, что хуже уже не может быть, то он ошибся.

— Ты прав, — наконец сказал он.

— В чем? — шепотом поинтересовался Денис. Ему было настолько стыдно, настолько страшно из-за собственных поступков, что даже говорить о них в голос не было сил.

— Так не поступают любящие люди. В этом ты прав.

— Отец…

— Потом, Денис… Дай мне переварить твои слова.

— Я извинюсь перед Верой. Когда она поправится, я сделаю все, чтобы она меня простила. И никогда, слышишь, папа… Никогда больше я не пойду против вас.

— Иногда мне кажется, что я тебя совершенно не знаю… — признался Егор, и отвернулся к стенке, мгновенно провалившись в сон.

А Денису не спалось. Хорошо спится только тем, у кого чистая совесть. Да и вообще, разве можно уснуть, когда в тебе столько адреналина?! Когда ты накачан им буквально под завязку! И сотни мыслей… Как Вера? Как Лис? Почему он не догадался, что тот неспроста заинтересовался его скромной персоной? Ему такое даже в голову не приходило, и всегда казалось, что подобные совпадения только в сериалах и бывают. А вон оно в жизни, как… Почему-то вспомнилось, что раз в аварии пострадали люди, то обязательно будет заведено дело, которое здорово сможет повредить репутации отца, в случае, если его подробности всплывут наружу… То, что всплывут, не вызывало сомнений. Шикарный заголовок для любой даже самой захудалой газетенки: «Мажоры за рулем»! Стоит только журналистам узнать подробности, и все — прославят на всю страну. И самого Дениса, и человека, его воспитавшего. А тот факт, что его отец занимает настолько ответственную должность, только разожжет аппетит охочих до сенсации писак. Денис был в этом уверен. За себя, кстати сказать, он не переживал. Заслужил! Но вот папка… Он ведь не виноват, ни в чем, но основной удар придется именно по нему. Стыдно было невыносимо. До слез, до рези в груди, а самое главное, что даже теоретически Денис не находил себе никаких оправданий. Их просто не было. Даже чувства, которыми он себя оправдывал до этого, теперь не являлись достаточным доводом. Его чувства были эгоистичными, самолюбивыми. Он не готов был любить по — взрослому! Придумал себе что-то, и наломал дров… хоть бы до конца жизни разгрести. Вера… Как она? Машина отца была достаточно высокой, и этот факт во многом поспособствовал тому, что женщина осталась жива. Другое дело, что Денис совсем не знал, насколько серьезно она пострадала. Термин «тяжелое состояние» ему совершенно ни о чем не говорил!