Воспаление колец (СИ) - Шепельский Евгений Александрович. Страница 47

— Купон! — раздосадовано стукнул себя по лбу Эл-Мер. — Башли, бабки, капуста!

— Капуста? — Элерон замялся. — Нет, капусты нет. У нас вообще туго с овощами. А что до бабки, то тут могут возникнуть определенные трудности транспортного характера, да и вряд ли она захочет... Зачем ей в степь?

— Он имеет в виду деньги, идиот! — вскочил Лепоглаз. — Это сленг, жаргон, наречие, дубина!

— А-а, так вы денег хотите за свои услуги! — Элерон кивнул. — Да, капуста мало-мало есть. — И он, улыбаясь, локтем засадил эльфу в печень.

ГЛАВА 13

СТЕПНЫЕ ГАДОСТИ И ЛЕСНЫЕ РАДОСТИ

— Осторожно! — истошно завопил Марси, расквасив нос о плечо чморка. — Не порви мое бикини!

— Заткни пестик! — рявкнул чморк, встряхнув Марси как грязную тряпку, в которую тот и был для сохранности завернут. Тонко стенавший Опупин трясся на плече другого чморка, спеленатый, как младенец.

Чморкский отряд мчался по лесу. Из тряпок торчали только головы хрюкков. Марси нес чморк по имени Шмурдяк — кряжистый чешуйчатый генерал. Опупин был ношей чморка по имени Дуршлаг, тоже командира, но подчинявшегося Шмурдяку — генералу. Дуршлаг же был половником, не более.

Среди чморков выделялись две породы — помельче и пошустрей, цвета лежалого табака, и покрупней и понахальней, зеленого цвета. Зеленые были в большинстве, то были Сарукановы Урюк-Пхай, которых чаще называли просто «урюками». Что касается коричневых чморков, то их, как понял Опупин, подослал «батька Цитрамон», или, как говорили зеленые, «тот придурок с юга».

Морды у чморков были одна другой страшнее. Вывернутые губы, острые клыки, бородавки и крохотные глазки без малейшего проблеска интеллекта — все это придавало им сходство с обычным, среднестатистическим депутатом с одной шестой части суши далекого-далекого мира.

Все чморки были превосходно экипированы. Они носили короткие серо-зеленые камуфляжные куртки с закатанными рукавами, и такой же расцветки штаны, заправленные в тяжелые ботинки на рифленой подошве. Вооружение у них было острое, блестящее и разнообразное. На щитах коричневых чморков был изображен Красный Сифилитик (какой-то лысый ублюдок с выпученными глазами), а на щитах Урюк-Пхаев знак Сарукана — большой белый шиш, официально именуемый Белой Глыбой.

Каждый чморк нес за спиной добротный, серийного производства самокат красного цвета.

Дырштык! — переговаривались чморки на своем языке. — Их бин дюрандаль! Опен-жопен карашо! Швайн гуд лебен альзо!

Унд! — повелительно выкрикнул Шмурдяк, когда кодла, бренча амуницией, выбежала на равнину. — Их бин тринкер вассер!

Повинуясь его приказу, чморки вскочили на самокаты и резво покатили по равнине, отталкиваясь правой лапой от земли.

Шпрюхен! — командовал ими зоркий Шмурдяк. — Оверштаг!

— Нас куда-то везут! — передал братцу Марси, когда размеренно двигающий правой лапой Дуршлаг поравнялся с колымагой Шмурдяка.

— Спасибо, а я думал, мы летим, — отозвался Опупин.

— Прикрой пасть, тля! — рявкнул Дуршлаг, искоса поглядывая на генерала. — Какие будут приказания, герр обергруппенфюрер?

— Я тебе сейчас покажу «прикрой пасть»! — пообещал Шмурдяк, по недалекости принявший слова Дуршлага на свой счет (ну что поделать, у него были полипы в носу и он дышал через рот). — Недоносок! Петля от моей ширинки!

Обескураженный Дуршлаг пристроился в конец колонны. Собачится с генералом ему не хотелось: среди Урюк-Пхаев Шмурдяк был в авторитете. А вот Дуршлаг... Он имел на своем счету всего сорок убийств и двадцать три изнасилования, за что его дразнили в отряде «желторотиком». Дуршлаг был сыном простого палача, и лишь благодаря взятке попал в урюк-пхайские коммандос. В душе он лелеял честолюбивые планы, к осуществлению коих уже приступил... Шмурдяка он невзлюбил с первого взгляда, а со второго попросту стал ненавидеть. Надо сказать, Шмурдяк платил ему тем же.

Переночевав в степи, чморки продолжили путь на рассвете. Шмурдяк был взволнован. Он нюхал воздух и бормотал о карателях, зондеркомандах и «долбанных рахитанцах». Некормленые хрюкки тихонько стонали в своих пеленках.

К вечеру на горизонте показался лес. Чморки подъехали к нему уже в сумерках, нарубили дров и разложили на опушке костры. Над лагерем поплыл запах съестного... (Потом съестному как следует дали по роже и объяснили, что носки нужно менять за пределами лагеря.) После еды чморки занялись чисткой оружия, игрой в карты на поцелуи и почесыванием собственных задниц. Кто-то насиловал губную гармошку, выводя тоскливую мелодию, похожую на стон живого мертвеца.

Хрюкки лежали рядом с костром Шмурдяка и, захлебываясь слюной, наблюдали, как он жрет из консервной банки тушенку «Их бин швайнен, унд гномен, унд говяден». Наконец генерал отбросил банку, и, выковыривая из зубов остатки ужина, приблизился к хрюккам. Взгляд его заплывших глаз не предвещал ничего хорошего, а торчащая из носа козюлька вызывала у Марси мысль о полной никчемности бытия.

— Ну, — сказал Шмурдяк, почесывая вислое брюхо, — будете отдавать?

— Что отдавать? — пискнул Марси. — Мой носовой платочек?

— Ах ты такой сякой! — Шмурдяк покачал шишкообразной тыквой. — Сам знаешь что! Выкладывай его, щупозад, а не то я тобой зубы почищу!

— То есть вы намекаете на рукоприкладство? — недоверчиво спросил Опупин.

— Нет, — все еще спокойно ответил Шмурдяк. — Я намекаю на ногоприкладство. Поверь, волосатик, если за дело возьмется профессионал, небо тебе с овчинку покажется!

— А она выделки не стоит! — быстро сориентировался Марси. — Я прав?

— Ну все, сейчас будет бяка! — разъярился Шмурдяк и помахал перед физиономиями хрюкков ногой в тяжелом ботинке. — Ну, быстро, у кого кольцо? Или айн-цвайн, и прямо в могилу!

— Яйцо? — убитым голосом переспросил Опупин. — Одно, да? Не два?

— Не прикидывайся человеком! — прошипел чморк, низко склоняясь над хрюкком. — Думаешь сойти за дурачка? Черта с два! Сейчас я тебе устрою ногоприкладство!

Опупин залился слезами.

— Одно яйцо? — хлюпая, переспросил он. — Так и быть, скажу по дружбе. Одно яйцо — это у меня! Да разве я виноват, что инвалид? Жертва случая...

На желтых клыках Шмурдяка появилась пена, он сдавленно зарычал, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из темноты не выступил Дуршлаг.

— Ай-ай-ай, — покачал головой он. — Ты их до сих пор не расколол?

— Пшел отсюда, гаденыш! — рявкнул Шмурдяк и, выхватив огромный тесак, двумя взмахами рассек пеленки на хрюкках. — Баста, волосатики! Сейчас я вам устрою... А щетинка с ваших ног мне для сапожной щетки сгодится!

— Я... — пискнул Дуршлаг.

— Дыбай отсюда, уродина!

После этих слов чаша терпения половника переполнилась. Его нелепая пупырчатая морда пошла черными пятнами, как от аллергии. Губы вздернулись, обнажив заточенные клыки. Всхрапнув, Дуршлаг отстегнул от пояса дубину.

— Я... я больше не позволю себя оскорблять! Да я тебя... — Он описал дубиной круг перед собой. — Я... я пожалуюсь! Я пожалуюсь начальству, ты, зеленый вшивый бабуин! Да я тебя в жалобах утоплю!!!!

— Молчать! — Тесак Шмурдяка метнулся к горлу половника. — Еще слово, и я тебя прирежу!

— Вот тебе четыре слова! Ты не генерал, а обыкновенный ходячий мусорник! Намбер шлюк гуд абен! Готтфен даммтер унгехеер!

Генерал задохнулся от потока оскорблений.

— А-а-ах та-ак... — еле выговорил он.

— И так, и эдак, — ухмыльнулся Дуршлаг и показал генералу язык. — Ха! Правильно сказал Цитрамон...

— Что? — вскинулся Шмурдяк. — Цитрамон? Вот ты и проговорился! Значит, ты, Урюк-Пхай, шпионишь в пользу Мордорвана? Ах ты р-резидент! Р-ренегат! Собрался отдать кольцо Цитрамону? Убью! Р-разорву! Р-разрежу! Р-разметаю! — Он замахнулся тесаком, но Дуршлаг отступил на шаг и визгливо крикнул:

— Эй, Джексон! Питер! Орландо!