Глазами Странника (СИ) - Элдер Алеф. Страница 20

Граниш, умеющий разбираться в лицах, предположил, что сын вождя одного с ним или даже большего возраста. Сам вождь, надо полагать, древний старец, но не согбенный и тщедушный, раз племя, во многом живущее по законам звериным, ему подчиняется.

- С ним что-то случилось? - предположил Граниш.

- Десять лун назад он ушел в лес и не вернулся. По следу вышли охотники, но судьбы их нам также неизвестны. - Соплеменники смотрели на него в смятении, но затем один за другим стали кивать, поняв смысл происходящего.

- Тогда, полагаю, у нас нет причин идти в Волчью Пасть, уверен, что смогу самостоятельно отыскать следы Пастыря.

- Не уходите! - взмолился Лунный Глаз. - Он стал на колено, при этом все равно оставаясь выше Граниша, и обеими руками ухватился за плечи цверга. - Пожалуйста, разрешите провести вас в Волчью Пасть, - собеседник молчал и борут переключил внимание на Дъёрхтарда, рассудив, что поскольку он единственный из троицы не произнес ни слова, то и должен быть предводителем. - Окажите великую честь моему народу! Даруйте детям Волка лик нашего предка! - Дъёрхтард посмотрел на Миридис, и Лунный Глаз обратил поэтическое слово на нее. - Белая волчица, не откажите в прошении! Отцу моему и матери моей дозвольте восхвалить встречу чудесную!

- Вас следовало назвать Красным Языком, - остановила она его, и пока борут напряженно вдумывался в смысл метафоры, поняв ее буквально, продолжила:

- Лунный Глаз, положи руки в пасть Люперо, если клыки его не сомкнутся, он войдет в ваш город.

На лице сына вождя отразился ужас. Но ничего более не говоря, он подошел к адоранту. Волк посмотрел ему прямо в глаза и растворил пасть. Борут не смыкая глаз, положил руки почти до локтей на острые клыки. Все затаили дыхание. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Люперо опустил голову и выронил руки юноши изо рта. Дети Волка возликовали.

Дорога в сопровождении борутов прошла незаметно. Все трое сохраняли бдительность. Миридис запоминала примечательные объекты, Дъёрхтард прежде пытался удержать в голове отклонение от первоначального положения, но давно запутался, и только Граниш рисовал на внутренней карте маршрут с детальной точностью.

Волчья Пасть представляла собой небольшое поселение из камня и шкур под вершиной горы давно обрушившейся, сползшей по склону и ныне нависающей над землей подобно верхней челюсти. Огромные каменные глыбы и лысые сосны, торчащие как из земли, так из обвалившейся вершины только усиливали схожесть пейзажа с пастью. Необычны были дома борутов: треугольные, заостренные у крыш, они, по-видимому, когда-то являлись гигантскими сталагмитами давно обрушившейся пещеры. Скорее для украшения, чем для защиты от холода дома укрывались шкурами самых разных обитающих в округе зверей.

Часть борутов, сопровождавших гостей, отправились вперед остальных, и встречать прибывших вышло все племя. Взрослые боруты-мужчины одевались в волчьи шкуры, но женщины и дети носили исключительно одежды из козьих шкур. Все они расположились по обе стороны ворот вдоль частокола, оставляя проход для Волка и его свиты, как они назвали предвозвестников.

В воротах гостей встречал хёвдинг Волчьей Пасти Снежная Грива - крепкий мужчина в летах, с бородой и копной густых белых как лунь волос. На нем были шкуры только белых волков. Когда Люперо подошел ближе, хёвдинг припал на колено и приложил кулак к сердцу.

- Добро пожаловать домой, отец.

Люперо кивнул в ответ. Лишь тогда Снежная Грива обратился к его провожатым.

- Друзья Люперо - друзья детям Волка. Рад приветствовать вас, накормить и отогреть после долгой охоты. - Предвозвестники его поняли, но чтоб впредь и он мог их выслушать, Миридис отдала последнюю языковую ракушку.

В Пасти Волка редко привечали гостей, и единственным не занятым домиком оказалось местное жилище Пастыря Ветров. Довольно просторное по меркам борутов оно состояло из двух комнат. В одной разместились предвестники, и отдельную комнату оставили волку. Естественная кладка стен пропускала холодный ветер, и во многих местах щели были заткнуты животными шкурами, ими же выстилался пол, завешивались стены, обтягивалась редкая мебель. Присматривать и выполнять желания гостей хёвдинг назначил Лунного Глаза. Первоначально комнату с очагом сын вождя хотел отдать Люперо, но Миридис заверила его, что волк не чувствует ни холода, ни голода. Но если к первой части заявления Лунный Глаз прислушался, то и слышать не хотел о том, чтобы обойтись без пира.

Тепло очага располагало ко сну, к тому же в пустынной комнате отсутствовали окна, и совершенно не на чем было остановиться глазу. Граниш решил вздремнуть, Миридис последовала его примеру, но прежде ушла в комнату волка. Дъёрхтард, поначалу загоревшись возможностью найти нечто загадочное и интересное в доме Пастыря Ветров, ничего занимательного не обнаружив, откровенно разочаровался и предположил, что старец, очевидно, имел в распоряжении другое жилье, где и проводил магические изыскания. Эту догадку подтвердил Лунный Глаз. Он стоял у дверей с наказом отца никого не впускать, дабы не тревожить гостей. Но поскольку никто и не осмеливался прийти без приглашения, он скучал, ожидая пира, который должен был начаться лишь к ночи.

- Оставим их ненадолго, - предложил Лунному Глазу Дъёрхтард и борут, недолго думая, согласился, рассудив, что с тем же успехом посторожит гостей снаружи. По другую сторону тяжелой двери ветер поднял снежинки и бросил им в лицо, мгновенно прогнав сонливость.

- Почему только мужчины носят волчьи шкуры? - спросил маг, глядя на спешащих людей. Все они занимались приготовлениями к пиру: мужчины таскали туши коз и овцебыков, волокли длинные деревянные столы, женщины семенили с кувшинами, ендовами и лоханями, дети, по мере сил, помогали и тем и другим.

- Когда мальчик проходит посвящение, он получает шкуру волка и ему дают имя. Шкура же зверя становится и его собственною плотью одновременно - длакой. До тех пор ребенок носит одежду козы. Женщина не может стать волком. Женщинами рождаются слабые души. Они должны служить мужчинам, чтобы в следующей жизни стать сильнее. Лишь мужчина-борут после смерти попадает на бескрайние поля Думурьи.

- Как называют мальчика до обряда инициации? Как выбирают имя женщинам?

- Называют так, какими они являются детьми по порядку. Видишь того большого ребенка? - проследив за рукой, Дъёрхтард увидел седеющего мужчину с вислым брюхом, однако в козьих шкурах. Большим каменным тесаком он разделывал козью тушу. - Это мой брат, его называют Девятым. Из лука он с двух саженей не попадет в козу, но сумеет зажарить ее как никто в народе Волка. Но мой брат исключение.

- Почему?

- Иногда мальчик не получает имени. Он не возвращается из леса и не приносит шкуру волка, а сам становится пищей зверей. Но с Девятым было иначе. Он не уходил в лес, а прятался за частоколом. Отец хотел изгнать его с позором, но внял мольбам матери и сохранил ему жизнь. С тех пор Девятый - вечный ребенок, даже меньше ребенка, ибо и дети смеются над ним. Он лишен права голоса и права продолжать род. Мужчины с ним не разговаривают, он безропотно выполняет поручения женщин, всегда следуя за ними покорной тенью.

- Жестоко, - посочувствовал Девятому Дъёрхтард. На плечо взрослому ребенку опустился снегирь. Невинно улыбаясь, мужчина погладил птицу, окрашивая оперение красным, и что-то ласково прошептал. - У него не было шансов в битве с волками. Вы отправляли его на смерть.

- Да, - без раздумий ответил Лунный Глаз. - Никто не ждал его возвращения. Здесь выживают только сильные. Если мы будем позволять жить и продолжать род таким как Девятый, наши потомки обречены на смерть.

Когда взошла луна, путников пригласили к первому столу. Длинные сосновые столы ломились от чаш, тарелок и блюд с мясом. Для невзыскательного взгляда Дъёрхтарда кушанья почти не отличались: красное мясо, сырое мясо, темно-красное мясо, печень, язык, мясо сильно зажаренное. Помимо прочего здесь присутствовали жареные головы домашних и диких животных. И хотя боруты ели все, что можно съесть, уши они отрезали и складывали в специально отведенную для того чашу. На вопрос Дъёрхтарда Снежная Грива подал знак музыкантам, которые услаждали слух хёвдинга, его народа и гостей во время трапезы. А вот для тонкого слуха альвы шум, громко именуемый здесь музыкой, стал воспитателем терпения. Боруты стучали в бубны из натянутых на кости шкур, дергали жилы, заменяющие струны в причудливых инструментах, дули в рога, а также извлекали звуки из желудков овцебыков, пронизанных большими и маленькими полыми деревянными трубочками. Люди Волка называли это музыкой, хотя во всем мире беспорядочное нагромождение звуков именуется какофонией. Музыканты наиграли простой мотив, многие из них хором озвучили слова Синей книги: