Глазами Странника (СИ) - Элдер Алеф. Страница 83

- Почему бы тебе не взять мой сон?

- Мне нужен сон человека. Принимаешь мои условия или нет? - начал терять терпение дракон.

- Как мне это сделать?

- Возьми мешок справа от себя. - Азара послушалась. В холщовом мешке лежал маленький кинжал из темного дерева, больше похожий на вьющийся корень, чем на оружие - таким даже на кролика не пойти. Вторым предметом была крошечная коробочка, похожая на гроб. Она вплеталась в цепочку из сухих, но не крошащихся стеблей.

- Знаешь, что это? - поинтересовался Глумвиндинатрис. Азара знала.

В забытую пору, когда и альвы и цверги еще бродили по одной земле с людьми, в Яраиле росло великое древо Вальториль. Крона его цепляла облака, а питалось древо водами небесного океана. В его ветвях обретались первые альвы, а в корнях - первые цверги. Их вековая вражда закончилась тем, что цверги срубили Вальториль, а их братья так и остались среди облаков. Кровь древа разлилась озером Двух Миров и его мертвые воды, пропитав землю, изгнали цвергов из домов. Фавн Элоир пытался спасти ростки Вальториля и вырастить новое великое древо, но встретил предательство и умер, пронзенный его корнем от рук сомура Инварта, - маг увидел в нем силу, которой возжелал. Инварт забрал оскверненный корень, а тело Элоира оставил гнить. Ростки Вальториля, за которыми фавн так бережно ухаживал, проникли в его тело и разрослись мрачным лесом Шаэльзиром, а из сердца Элоира поднялось самое большое и темное из них - Нойториль. Мечта Элоира была первой, которую испил Варафхарн, но его кровавая трапеза только начиналась. Сам Инварт вскоре погиб от удушья во время сна, когда дом его внезапно загорелся. Тогда Варафхарн пропал, а много позже маг Кайвинь обнаружила его в груде мусора. Она обменяла Варафхарн на секреты магии снов. С тех пор сомуры хранили Варафхарн, и этот кинжал стал реликвией их ордена. Ему в подражание создавалось многочисленное подобное оружие, но достичь силы первоисточника так и не удалось. Сила же Варафхарна состоит в том, что, проникнув в чужое сновидение можно убить этот сон а тем и обладателя сна. Но другой маг, Зар-Раан, не столь жестокий, но не менее безумный, нежели Инварт, никого не желал убивать, а мечтал собирать чужие сны. Он отправился в Шаэльзир, где из ветви Нойториля вырезал Дарнхайю. Коробочка сохраняла людям и зверям жизни, а их сны Зар-Раан хранил в Нидрару. Маг выкрал кинжал из своего же ордена, подменив ложным, но, когда его нашли мертвым, артефакта с ним не было. Дальше история Пьющего Мечты оборвалась, - навсегда, как полагалось.

- Я научу тебя нужному заклинанию, - продолжал Глумвиндинатрис. - Когда окажешься в Нидрару, найди жертву, убей этим кинжалом и положи сон в гроб. Но есть условие: человек должен добровольно отказаться от сна.

И хотя то, что предлагал сделать Глумвиндинатрис, нельзя в полной мере назвать преступлением, ее одолевало неприятное осознание причастности к темной истории Варафхарна. Она не представляла, где дракон разыскал это оружие, но его путь, безусловно, был труден, и ей безумно хотелось узнать, что стоит в конце этого пути.

Драконы произошли от двух канафъяра: Тъярхдалиуса и Фелахаиль, которые после битвы Двух начал не имели сил, чтобы вернуться в Канафгеос. В Яраиле драконы считались давно истребленными. Так полагала и Азара, до сего дня. Выбираясь из расселины, она чувствовала себя ящерицей, прячущейся от людей. Темнота не позволила определить истинные размеры Глумвиндинатриса. В нем могло быть пятнадцать или двадцать пять саженей, - бесспорно в сравнении с человеком создание колоссальное, но этот дракон определенно являлся уроженцем Яраила. Даже в мире смертных можно встретить существ большей величины, но в Канафгеосе Глумвиндинатриса могли признать за детеныша или добычу.

Азаре не хотелось возвращаться в Серую Сойку, тогда как фермы Кзар-Кханара лежали рядом, за Правым Крылом. Но еще меньше ей хотелось быть уличенной магами в сделке с драконом. Свои приключения она хотела сберечь в тайне, - не из страха, но избегая досужих нравоучений. Рассудив, что найти добровольца на колдовских фермах маловероятно, она вернулась в деревню, но не тропой, а напрямик, пролетев над горами. Высокий полет всколыхнул в ней старые, доныне забытые чувства покоя и наслаждения. Будто не единожды доводилось летать ей прежде, и с небом связана ее забытая жизнь. «Я могла быть альвой», - думалось ей.

О приглашении отобедать она не забыла, но стыдясь цели своей, воспользоваться гостеприимством хозяйки не могла и случайной даже встречи с ней предпочла бы избежать. Прохаживаясь по улицам Серой Сойки, одаривая селян робкими взглядами, она пыталась представить человека, готового пожертвовать для нее сном, когда детский смех привлек ее внимание. Возле старого ореха собралась толпа ребят, они задавали один и тот же вопрос сидящей на ветке кукушке, а затем дружно принимались считать.

- Восемьдесят! - гордо закончил мальчик. - Вот мне еще сколько жить!

- Ерунда, спорим, я до двухсот доживу!

- Ты уже считал...

- Давай теперь я.

- Ба, давай теперь ты! - обратился мальчик, которому кукушка только что выдала пророчество к сидящей за их спинами на скамейке старушке. - Помолчите, бабушка будет считать!

- Не хочу, внучек. Лучше вы считайте, я уже свое пожила.

- Нет, давай считай!

- Ну хорошо, - она подняла взгляд. - Скажи мне, кукушечка, сколько жить осталось?

Кукушка посмотрела на нее и промолчала.

- Ба, ты что, заболела? - испугался внук. Заголосили другие.

- Что с вами?

- Вы умираете?

В этот момент к ним подошла Азара.

- Мне кажется, кукушка просто устала.

- А спросите вы? - попросил мальчик, собирающийся прожить двести лет.

- Да, спросите!

- Хорошо, - поспешно согласилась она. - Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?

Птица перевела взгляд умных глаз на нее, моргнула и улетела.

- Кукушка! - жалобно кричали дети ей вслед. - Не улетай!

Ребята ушли, вероятно уже секунду спустя придумав себе новое занятие.

- Вы, правда, здоровы? - поинтересовалась Азара у старушки.

- Здоровье есть, - отвечала она. - А вы, чья будете? Не припомню лица.

- Я путешественница.

- Вот как, - она помедлила, затем начала заново: - здоровье есть, покуда светит солнце, а как ночь, да спать надобно, смежу глаза и вижу сына младшенького. Все забыть не могу. Верно говорят, кто грешит много, тот и сны видит.

- А что случилось с вашим сыном? - осторожно спросила Азара, готовясь к худшему.

- Ушел к другу: выпили, повздорили, да друг этот за нож схватился. А я отпускать не хотела, дурное предчувствие было. Не удержала, моя вина.

- Не ваша вина, - поспорила Азара. Собеседница не ответила. - Я могу прогнать ваши кошмары.

- Прогнать? - маг кивнула. - Ох, девочка, постарайся. Я уж все испробовала: мяту, ромашку, чабрец, молоко с медом - ничего не помогает. А чем изгонять будешь?

- Магией.

- Ох, не люблю я это дело. Не человеку повелевать природой, а природе - человеком. Но уж попробуй, хоть магией, больно измучилась я.

- Мне только нужно, чтобы вы заснули и перед сном надели вот это, - она показала Дарнхайю.

- Вот как? А я уж и собиралась вздремнуть. Обожди немножко здесь, а после - заходи в дом, - она приняла коробочку и поднялась со скамейки.

- Простите, - остановила Азара, - я не спросила вашего имени.

- Да тут не за что прощать. Я Виктимара.

- А я Азара. Покойной вам ночи, - старушка кивнула.

- Хорошо бы.

Азара дала ей время уснуть, подождала немного, затем еще немного, чтобы не ошибиться, и вошла в дом. Она миновала маленькие сени, просторную кухню с большим количеством деревянной и чугунной посуды - очевидно, дом привечал немало едоков - и остановилась в спальной комнате. Укрывшись пледом, старушка спала на старой деревянной кровати с высокими резными спинками. Дарнхайя висела у нее на шее. Азара подошла к изголовью, сторожко, чтобы не разбудить спящую, взяла коробочку в левую руку и некоторое время смотрела на нее, чтобы запомнить. Затем, скрестив ноги, села на пол, взяла Варафхарн в правую руку, закрыла глаза и стала шептать заклинание, которым с ней поделился Глумвиндинатрис.