Кальтер (СИ) - Глушков Роман Анатольевич. Страница 38

Но книги здесь отсутствовали. Как и все остальное. Не считая кровати, больше в комнате ничего не было, включая сантехнические удобства.

Последнее удивляло больше всего. Своей стерильностью и отсутствием лишнего, даже входной двери (видимо, она была хорошо замаскирована), комната напоминала палату в психушке. А в палатах-изоляторах туалет - как минимум дырка в полу, - и умывальник должны иметься в обязательном порядке.

И унитаз был Кальтеру необходим, поскольку ему очень хотелось справить малую нужду.

Воспоминание о пережитом избиении нахлынуло на него с такой силой, что он чуть было вновь не задохнулся и не начал корчиться. Однако боль отсутствовала. Вообще. Куприянов пошевелил руками и ногами - те двигались без напряжения и спазмов. Странно. Такое ощущение, что Гурон и его пудовые кулаки Кальтеру лишь приснились, хотя он помнил их настолько отчетливо, что ему стало дурно.

Также странно, что у него не отобрали протез. Но раздумывать над этой деталью не хотелось - хватало иной пищи для размышлений.

Безликий уселся на кровати, все еще опасаясь резкой боли, но ее опять не последовало. Его одели в комбинезон «серых», только без шапочки-маски. И левый рукав обрезали на том уровне, где протез крепился к культе. Кальтер поднес к лицу ладони - нормальную и железную. Без труда пошевелил всеми пальцами. Затем ощупал грудь и живот, все еще пытаясь обнаружить повреждения. Тщетно. Он не знал, как снимается комбинезон, и не мог взглянуть на свои синяки. Но если их там не окажется, это не станет для него сюрпризом.

- Замечательно, правда? - раздался откуда-то сбоку знакомый голос. - Сначала тебя превращают в котлету, потом усыпляют, а просыпаешься как новенький. И никакой медицинской страховки не надо. Здесь эта услуга бесплатна и доступна каждому.

Куприянов посмотрел направо. В дальнем углу комнаты на полу сидела Медея. Ее комбинезон сливался со стеной, поэтому еще не продравший глаза Кальтер не обратил на нее внимания. А когда обратил, не слишком-то удивился. Раз уж «серые» снова взяли его в оборот, а Древний отпустил Медею восвояси, немудрено, что они очутились в одной камере. Или в больничной палате - разница несущественна.

- Здесь - это где? - спросил Кальтер.

- Не все ли равно? - усмехнулась бывшая Мастерица. - Когда ты покоряешь пространство и время, условности вроде «где» и «когда» становятся неважны. Но раз тебя интересуют декорации, можешь на них взглянуть.

Она встала, пересекла комнату и подошла к противоположной стене. Которая неожиданно взяла и исчезла. Не поднялась и не отъехала в сторону наподобие гаражных ворот, а испарилась словно галлюцинация. И выпустила «серую» на широкую террасу, откуда открывался живописный вид.

Также исчезла кровать, едва Куприянов с нее поднялся. Желая убедиться, что она не стала невидимой, он поводил рукой над полом. Кровать и вправду отсутствовала. Подивившись высоким даже для конца двадцать второго века технологиям, пациент (или все-таки узник?) посмотрел вслед Медее. Но прежде чем самому выйти на террасу, спросил:

- Извини за дурацкие вопросы, но на какую кнопку нажать, чтобы открылся туалет, и как снимается комбинезон?

- Просто вообрази привычную тебе туалетную комнату, - отозвалась «серая» не оборачиваясь. - То же самое с одеждой. Вообрази, что ее нет, и ее не станет. Ну или представь на ней ширинку, если тебе так удобнее. А затем представь, что одеваешься, и одежда снова появится.

- Значит, напрячь фантазию и все? Ладно, понял, - кивнул Безликий. И, отойдя в другой угол, приступил к экспериментам.

Никаких сложностей не возникло. Разве что построенная силой мысли Кальтера уборная была не такой, о какой он подумал. Видимо, программа-материализатор лишь отталкивалась от фантазии пользователя, а работала уже по готовым шаблонам. Зато в туалетной комнате оказалась душевая кабина, о которой Безликий не просил. Мелочь, а приятно, потому что от купания он тоже не отказался бы.

Комбез вел себя столь же покладисто: исчез, когда приказали, и вернулся, когда приказали обратное. За время его отсутствия Куприянов не только справил нужду, принял душ и поискал на теле синяки (коих опять-таки не нашел), но и проделал еще один опыт. А именно - попробовал заполучить оружие по той же технологии, по какой построил туалет. Тем более что в этом направлении фантазия Кальтера работала гораздо мощнее, нежели в «сантехническом».

Он подозревал, что в его желании создать из воздуха автомат больше наивности, чем здравого смысла. Но все равно рискнул, ведь не казнят же его за это в конце концов...

Казнить не казнили, но и без наказания за эту выходку не оставили.

Стоило лишь Безликому представить у себя в руках знакомый «хеклер-кох», как правую ладонь тут же обожгла боль. Обожгла в буквальном смысле слова. Когда он взглянул на больное место, там красовался свежий ожог, как будто о его руку затушили сигару.

Намек был красноречивый. И все же Куприянов, стиснув зубы, повторил эксперимент. Только на сей раз поступил хитрее. И вместо оружия представил гаечный ключ. Увесистый - такой, которым можно откручивать гайки на «сорок два» и при случае орудовать как дубинкой.

Надзорная система, что один раз уже наказала Безликого, была не только умной, но и безжалостной. Она не нашла разницы между огнестрельным оружием и слесарным инструментом и тотчас прижгла ладонь повторно. С той же силой и в то же самое место.

Чувствуя себя дураком из анекдота, который два раза подряд обжегся о раскаленный утюг, Кальтер сунул руку под холодную струю воды. И понадеялся, что ожог заживет так же быстро, как полученные намедни побои.

Или не намедни? В действительности Куприянов понятия не имел, как долго он провалялся без сознания и куда «серые» его забросили.

- Забыла тебя предупредить, - сказала Медея после того, как освежившийся под душем сокамерник присоединился к ней на террасе. - Не пытайся играть с местной системой жизнеобеспечения. Далеко не всякое твое желание она возьмется исполнять. А за кое-какие неподобающие мыслишки может больно отшлепать.

- Спасибо, учту на будущее. - Кальтер потер обожженную ладонь. После чего оценил в полной мере открывшуюся ему панораму, при виде которой даже у него, старого циника, захватило дух.

Санаторий - назовем его так, - где держали Куприянова, располагался на вершине крутой горы. А она в свою очередь была частью гряды, тянущейся вдоль морского побережья. Справа и слева от Безликого высились скалистые кручи, а между ними и полосой прибоя раскинулся песчаный пляж. Широкий - километра полтора, - и совершенно безлюдный.

На море вплоть до горизонта тоже не наблюдалось судов, ни больших ни мелких. Зато вдалеке на пляже лежал на боку настоящий авианосец, изрядно потрепанный, ржавый и занесенный песком. Кальтер не разглядел на нем опознавательных знаков, но прикинул, что гиганта выбросило на берег очень давно - полвека назад или больше. А вот представить волну, что была на такое способна, являлось трудно. Но вряд ли она была выше гор, ведь в таком случае авианосец покоился бы на их склонах, а не вблизи от воды.

Сам санаторий рассмотреть не получилось - он был встроен прямо в гору. Она как будто обросла собой здание, чьи фрагменты - террасы, части стен с окнами, стеклянные галереи, - торчали из крутых склонов то здесь, то там. Тем не менее выглядело все это аккуратно и не портило ландшафт. Чего нельзя сказать об авианосце. Он своим видом откровенно нарушал пустынную идиллию. И навевал мрачные мысли о том, что погубившая его катастрофа может однажды повториться.

Маловероятно, что заметный на горизонте край далекой бури предвещал нечто подобное. Но сгустившиеся там черные тучи и полыхающие зарницы давали понять - шторм докатится до берега. И хоть санаторию это вряд ли грозило, все равно атмосферу наполняла тревога. А она в свою очередь напомнила Кальтеру о том, при каких обстоятельствах он сюда угодил. И о том, сколько у него на совести убитых «серых», которых ему наверняка припомнят.