Корона от обороны (СИ) - Герасимов Алексей. Страница 10

Закончив говорить по этому поводу, изрядно пожилой фельдмаршал непременно открывал свою табакерку, брал оттуда понюшку табаку, с шумом и свистом втягивал ее своим простуженным носом, после чего долго, оглушительно и, с видимым удовольствием, чихал. Доводы против, как вполне прагматичные, о разоряемых чужой армией землях, так и поэтические, о стонущих под игом завоевателя подданных гроссгерцога Максимиллиана, фельдмаршал напрочь отметал. Возможно, с точки зрения новейшей науки, стратегии, фон Берг был совершенно прав -- Эрвин даже был полностью уверен в этом, -- и служи под его началом не живые солдаты и офицеры, а некие абстрактные математические единицы, выкладки командующего были бы безукоризненно верны. Однако же армия состоит из живых людей, для которых есть очень большое различие: кашлять, чихать и подвергаться лишениям на чужой территории, или же на своей, притом, что противник промаршировал уже практически половину твоей отчизны. Недовольное бормотание о том, что дай фельдмаршалу волю, так тот Кабюшо и до самого Хафеля допустит, слышалось уже не только в офицерском собрании, но и у солдатских костров, причем не вполголоса, а уже практически в открытую. Не добавляло боевого духа и то, что бригада Коха, исполнявшая такую же, что и бригада фон Эльке, заградительную миссию была, в тот же день, когда Эрвин дал бой фон Зюшвицу, наголову разгромлена.

Однако находящийся где-то в эмпиреях военной науки фельдмаршал слышать об этих обстоятельствах ничего не желал, и лишь большого труда стоило офицерам-кавалеристам добиться у него разрешения потревожить померанцев на флангах -- чем они весь вчерашний день и занимались. Кабюшо, вероятно, также дал своим рубакам возможность погреться, помахав саблями и палашами, однако на общее положение дел это никак не влияло. Кавалеристы съезжались небольшими группами, человек по двадцать-тридцать, на значительном удалении от основной массы войск, рубились, затем одна группа обращала в бегство другую, преследовала некоторое время, и затем победоносно возвращалась в лагерь. Иные офицеры бравируя удалью, причем не только кавалерийские, затеяли устраивать поединки на «ничейной» земле между двумя армиями, когда просто так, ища противника по принципу «кого Бог пошлет», а нередко и по всем правилам дуэльного кодекса, с официальными вызовами конкретным лицам, секундантами, протоколом поединка, врачом и священником. Но больше было все ж таки находников. Юстас фон Лёве, оправдывая свою фамилию и невзирая на высокий гвардейский чин, например, схватился разом с двумя кирасирами, одного ранил серьезно и взял в плен, другого задел лишь едва-едва, но все же обратил в бегство, чем и хвастал напропалую весь вечер в офицерском собрании. Эрвин, еще к тому и напрочь продувший ему в штосс, молча скрежетал зубами от зависти -- такие забавы считались невместными для генералов.

Кое-как отогревшись у жаровни и наскоро позавтракав из солдатского котла -- пищей грубой, неизысканной, зато сытной и горячей, фон Эльке выслушал доклад доктора Кальмари и настроение его, и так далеко не радужное, упало словно стрелка барометра, в ожидании бури. Количество заболевших было таково, что вместе с боевыми потерями и отставшими убыль в штыках у его бригады вплотную приблизились к половине личного состава.

-- Доктор, голубчик, но ведь надобно что-то делать. -- заметил Эрвин.

-- А что, прошу меня простить, я могу поделать? -- Кальмари всплеснул руками. -- Я, знаете ли, синьор, в некотором роде хирург. Хороший, без ложной скромности замечу, но хирург. Мое дело -- отрезать и пришивать. Да, я запросил в дивизионном лазарете микстуры, сразу же как мы к Аурумштадту вышли, осмелюсь доложить, запросил. И что же я слышу в ответ? В ответ я слышу, что микстур и так не хватает, что в избытке только перевязочный материал и, простите, шнапс! Я не стану спорить, он согревает, но если так греться долго, то у нас и здоровые слягут из-за печеночных колик. Я даже не упоминаю о том, что хорошо согретый этой методой солдат элементарно небоеспособен. Все что я могу, это обеспечить простуженным должный уход и тепло, благо милейший Зюсс палатки и одеяла смог выбить новые, без дыр и доброго качества.

-- Успокойтесь, успокойтесь доктор, я ни в чем вас не виню. -- вздохнул генерал. -- Просто, если все продолжится подобным образом и далее, то наша армия, боюсь, попросту исчезнет без всякого сражения.

-- Сомневаюсь, что у померанцев лучше обстоят дела, нежели у нас. -- поджал губы Кальмари. -- Они такие же люди, как и все прочие.

-- Следовательно, ждать боя остается недолго. -- заметил Эрвин. -- Надеюсь, что Ольмюц успеет подойти, иначе вся слава достанется нам.

Обедать фон Эльке отправился в Цвибельштадт, в офицерское собрание. Не то, чтобы ему не чем было заняться в бригаде, но... собственно и нечем, на самом-то деле. Со строительством флешей и редутов солдаты могли управиться и без его присмотра, хватало для надзора унтеров и пары младших офицеров. К тому, позиции бригады были настолько глубоко в тылу армии, что Эрвин и сам-то не верил в то, что они могут пригодиться хоть для чего-то вообще.

Юстаса в собрании не оказалось: по словам знакомцев, случившихся тут же, он кутил до самого рассвета и теперь самым безбожным образом отсыпался после обильных возлияний. К беседам или картам генерал в этот час расположен не был, а потому, пообедав в полном одиночестве, взял самую свежую -- всего-то трехдневной давности, -- столичную газету, извлек лорнет и поудобнее уселся в кресле у окна.

О войне писали мало, почти что и ничего. Баронесса фон Хаммельстюк устроила благотворительный бал с лотереей в помощь раненым -- на торжестве присутствовал весь свет столицы, из тех, кто не был вынужден последовать за гроссгерцогом в Лихтервинд. Судя по приведенному в газете меню, съедено и выпито на этом мероприятии было на сумму во много раз превышающую выручку от лотереи; бургомистр Берлина-на-Хафеле, попытавшийся вытрясти из городского магистрата денег на спешную реконструкцию древних городских укреплений, а равно сбор и вооружение ополчения, был ославлен как паникер и пустозвон и, вероятно, в ближайшее время подаст в отставку; бригадный генерал фон Эльке, по пока не подтвержденным данным, вынужден был отступить перед противником -- данные о потерях с обеих сторон уточняются; польский посол во время званного обеда у военного министра выразил уверенность в том, что Бранденбург вполне способен стереть Померанию в зубной порошок и без чьей-либо помощи, и был горячо поддержан послом Магдебурга. Вот, собственно, и все -- прочие страницы газеты были заполнены сообщениями о театральных премьерах, торжествах, праздниках, курьезных случаях. Столица продолжала жить своей обычной жизнью и веселиться, невзирая ни на какие войны.

Эрвин со вздохом отложил газету, долгим задумчивым взглядом поглядел на ломберный стол, за которым расположились несколько штабных, вздохнул, и, усилием воли отогнав соблазн, направился к выходу из собрания.

Глава VI

Мафальде фон Шиф не спалось. Она лежала в своем просторном холодном будуаре, прислушивалась к шуму дождя за окном и с тоской думала о том, что через четыре часа ей уже надо будет вставать, и даже если она сумеет задремать под утро, выспаться ей все равно не удастся. И опять она будет мучиться весь день, пытаясь думать о своих делах и делать вид, что с интересом поддерживает болтовню своей госпожи, одновременно мечтая только об одном -- хоть немного отдохнуть.

В последние дни известия с места военных действий приходили все чаще: гонцы появлялись в замке один за другим, не давая фрейлине страдать от неизвестности. Но они же заставляли ее переживать из-за того, что она от них узнавала: армия гроссгерцога постоянно терпела поражения и была вынуждена понемногу отступать, сдавая противнику то один, то другой город. Эрвину по-прежнему везло, он выходил целым и невредимым из каждой схватки, но Мафальда прекрасно понимала, что любой удаче рано или поздно приходит конец. И поэтому разговоры о каждом следующем прискакавшем в замок гонце встречала со все возрастающим трепетом.