Белая кровь. Пробуждение бога (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна. Страница 22

– – Твою ж…

Боевики синхронно скрестили взгляды на перстне, который держал главный организатор идеи “разведем перваков на выпивку”. Сейчас она уже не казалась интересной и веселой.

– – Быстро подлетим, положим на место и свалим. У себя точно оставлять нельзя.

– – Э, я ближе не пойду!

– – Я тоже.

– – Трусы!

– – Ты предложил, значит, ты и пойдешь. Быстрее двигай!

Парень передернул плечами и, забрав перстень, начал аккуратно спускаться на территорию исследовательского центра. Остальные наблюдали за ним, затаив дыхание, будто бы стоило боевику коснуться ногами земли, его тут же должен был сожрать какой-нибудь хтонический монстр. Однако все вроде бы было в порядке. По-прежнему светило теплое сентябрьское солнце, вкрадчиво шелестел парк, никакие чудовища не спешили вылезать из руин. Пятикурсник, ссутулившись и шаркая, приблизился к крайнему нагромождению камней. Дрожащими руками положил перстень на сложенные в подобие надгробия плиты, тихо извинился и резво полетел к ожидающим за оградой друзьям.

Ребята еще раз посмотрели на руины хроно-института. В этот момент, до того плотно закрытая входная дверь, протяжно, как-то издевательски заскрипев, распахнулась, приглашая войти.

Бежали боевики быстро и громко.

– – Пф, пятикурсники! – – фыркнул Лад и спрыгнул с ветки старой ивы, откуда наблюдал за студентами: – – Надо сказать леди Аньяте, чтобы как следует погоняла этих лодырей. Мои перваки смелее, чем эти нежные барышни, – – мужчина щелкнул пальцами, перемещаясь сразу к могиле, – – еще и артефактами разбрасываются.

Волшебник забрал перстень, наскоро вытер об рубашку и подкинул вверх, заставив прозрачный камень свернуть в лучах солнца.

– – Развлекаешься? – – по густой траве и начавшим желтеть листьям пробежали волны от резкого порыва ветра, а за ними уже тянулась искристая паутинка инея.

Сначала Лад изобразил на лице оскал и только затем повернулся к появившемуся из ниоткуда мужчине.

Если бы кто-то попросил одним словом описать незнакомца, волшебник бы использовал определение “снежный”. Седые волосы до плеч, светло-серые, в белизну, глаза; брови и ресницы будто в инее. На этом фоне черная рубашка, остро контрастирующая со светлой же кожей, казалось почти кощунством. На вид мужчине можно было дать лет сорок. Сухой, жилистый, высокий. Какой-то… хищный. Именно так можно было охарактеризовать резкие черты породистого лица и острый прищур. А еще от мужчины исходил странный холод.

– – Данте, я же Игрок. И находясь, как вы выразились, “под домашним арестом”, что еще остается делать, как ни затеять очередную партию? – – Лад широко улыбнулся и кинул перстень мужчине.

Тот, несмотря на толстые кожаные перчатки, сковывающие движения пальцев, легко схватил украшение. Приблизив перстень к лицу, мужчина внимательно его осмотрел.

– – И что это? – – отстраненно-равнодушное выражение лица Данте не изменилось ни на йоту.

– – Мой подарок тебе.

Он приблизился к Данте почти вплотную и легко сдернул перчатку с правой руки мужчины. Тот, уже привыкший к неожиданным выходкам Игрока, просто ждал, что тот выдумал на этот раз.

Лад же забрал перстень из ладони Данте и одел ему на безымянный палец.

– – Издеваешься? – – голос был по-прежнему беспристрастен.

– – Как хочешь, так и понимай, – – отмахнулся Лад, немного обиженный, что его подарок не оценили, – – кстати, артефакт занятный, изучи на досуге.

Данте кивнул, принимая к сведению.

– – Совет определил дату суда.

Лад сначала дернулся, а затем беззаботно рассмеялся.

– – Раньше, чем закончу игру – – не появлюсь. Так и передай.

– – Это не тебе решать. Я вернусь к назначенному сроку.

Данте исчез, забрав вместе с собой холод.

– – Извини, возможно, я немного опоздаю к началу суда, – – сообщил в пустоту Лад и шкодливо улыбнулся, – – впрочем, я уверен, вам найдется, чем себя занять. Если первокурсники разобрались, то и Совет как-нибудь с аномалией справится, а вот сколько им потребуется на это времени…

***

Теодор устало потер лоб, про себя подивившись, как голова в прямом смысле еще не распухла. Слишком много информации и новых терминов за одну пару. К тому же лорд-профессор Ивенсон со своей саркастической манерой подачи материала вел занятие на диссертационном уровне. И искренне удивлялся, почему никто ничего не понимает. Это же так просто и логично!

– – Одиннадцать веков назад многие слоги были неполногласными. “Ре”, “ро”, “ло”, “ле” сейчас в заклинаниях выглядят как “ере”, “оро”, “оло”, “еле”.

Сидящий рядом с Кестером Алекс в начале пары все-таки включил диктофон и, открыв на планшете редактор, обрабатывал фотографии с последней съемки. Попытка не пытка, может, профессор Ивенсон не против аудиоматериалов для подготовки к экзамену? Тем более, что скромное увлечение Рута приносило ему неплохой дополнительный доход.

– – Помимо неполногласия, в то время также происходили следующие процессы изменения языка: три поочередные палатализации, отдельно йотовая палатализация, падение редуцированных, исчезновение носовых трифтонгов. Сейчас мы рассмотрим на примере заклинания левитации все эти процессы.

На доске появилось два заклинания – – старого и нового образца.

Одра тихо застонала. У нее с языком Рейвеля категорически не ладилось.

Вот совсем-совсем никак.

– – Наберись терпения, – – не отвлекаясь от записи лекции, попросил Тео, он знал, как переживает и старается подруга; – – Ты все обязательно выучишь и поймешь. Со временем.

Язык Рейвеля-Томэла был основой контроля магии.

Без него любой дар превращался в хаотичные, опасные для жизни и здоровья окружающих выбросы. И сам маг, не способный сдерживать силу, выгорал за несколько лет. На языке Рейвеля магами и для магов писались учебники, пособия, энциклопедии, книги, рецепты зелий и формулы заклинаний. Кроме него не было известно никакого другого способа, чтобы контролировать внутри себя потоки волшебства.

Поэтому без знания и понимания этого предмета маг обрекал себя либо на быструю и мучительную смерть, либо на полный блок дара (и неизвестно, что из этого было хуже).

Про изобретателя языка ходило много легенд и историй. На истории магии без упоминания Рейвеля-Томэла за эти две недели не прошло ни одно занятие. Оно и понятно – – до создания универсальной знаковой системы ни одно заклинание нельзя было записать. Пергаментные листы не удерживали в себе слова, содержащие силу. И хорошо, если формулы просто взрывались. Чем обернется обыкновенное заклинание той же левитации при перенесении его на бумагу, предсказать не мог никто.

Рейвель предложил новую систему символов. Одних согласных в изобретенном им алфавите было семьдесят четыре, гласных тридцать пять, не говоря про времена, спряжения, лица и прочие нюансы. Любая мелочь: неровно прочерченный диакритический знак над буквой, грамматическая ошибка, маленькое расстояние между словами или клякса могли привести к летальному исходу писца.

Но, тем не менее, язык позволял переносить знания на пергамент, производить расчеты, записывать наблюдения, не держа в уме сотни и тысячи формул, и не бояться, что бесценные знания уйдут в чертоги Покоя, когда наступит время умирать.

После систематизации и доработки формул заклинаний, число несчастных случаев уже в первом десятилетии сократилось на треть, через век – – в половину от оставшегося объема, а потом и вовсе упало до смешного минимума. И танатологи, и химерологи, и предсказатели, и сноходцы – – никто не обходился без языка Рейвеля. Даже обычные люди, лишенные дара, изучали его азы, чтобы уметь распознавать знаки магов и переводить с него необходимый минимум, на случай чего-нибудь непредвиденного.

Но из-за его сложности язык тихо ругали все.

– – Вот смотрю я на вас и думаю… А отвернусь – – все! – – ушла мысль! – – тяжело вздохнул лорд Ивенсон, глядя на измученные непониманием лица студентов.

Первокурсники не отреагировали, даже низкий звон колокола не сразу донес до их сознания, что пара окончилась.