Сталинградцы (Рассказы жителей о героической обороне) - Герасимов Евгений Николаевич. Страница 13

Со стороны хутора часто доносились стоны и крики: «Товарищи, помогите!», «Ваня, выручай!» и тому подобные. Трудно сказать, что там происходило, — может быть, это немцы нас провоцировали, заманивали в засаду, может, действительно, наши люди, попавшие в руки врага, звали на помощь. Тяжело было слышать доносившиеся из тьмы стоны и крики. Не раз бойцы готовы были ринуться на помощь, только строгий приказ удерживал их от этого.

В обороне мы просидели несколько дней, не вылезая из окопов. Только ночью кто-нибудь ходил на Тракторный за продуктами. Противник обстреливал нас из миномётов, пулемётов, автоматов.

Бойцы рабочих батальонов отбивают атаки немецких танков.

Как-то утром мы увидели двух командиров, вышедших из оврага Мечетки и смотревших в бинокль. Я лежал в нескольких метрах от них, в лощине. Они меня не видели.

— Чего смотрите? — окликнул я их.

Они подошли ко мне. Это были лейтенант и сержант. Я представился.

— На смену вам пришли, — сказал лейтенант.

— Вдвоём? — удивился я.

Они засмеялись:

— Такой у нас порядок.

И оба вернулись вниз. Потом из оврага стали подниматься группы бойцов. Одна за другой.

— Струхнул немец, не идёт в атаку? — спросил меня пожилой командир в очках.

— Днём и ночью топорами стучат, — ответил я.

Он спросил меня, куда можно выдвинуть наблюдателей. Я показал на лощинку метрах в 80 от хутора.

— Не годится, надо поближе к противнику, — сказал он.

Я не понял: как, думаю, ближе, ведь место открытое — не доберёшься! Когда мы отходили в тыл, я видел, как два красноармейца поползли в сторону хутора.

Вместе с моряками

Б. М. Бородин

Я стоял на посту в тамбуре сборочного цеха нашего завода имени Сакко и Ванцетти. С моего поста видно было, как летели бомбы на завод и мимо него. Первая бомба разорвалась около газосварочного заготовительного цеха. Посыпались стёкла, земля. Рабочие выбежали из цеха. Не успели они добежать до середины двора, как вторая бомба попала прямо в цех. Все кинулись к щели. Мне тоже хотелось укрыться, но меня остановила мысль, что я стою на посту. Когда немного утихло, я стал тушить загоревшуюся крышу. Мне помог, таская воду вёдрами, начальник пожарной команды товарищ Панченко.

У нас пожар ликвидирован, но кругом всё в огне. Я подхожу к телефону, снимаю трубку, набираю номер кабинета директора, чтобы отдать рапорт, а сам думаю: конечно, телефон не работает и товарища Афанасьева, может быть, уже и в живых нет, и кабинета его не существует. Вдруг слышу в трубке гудки — значит работает! Не верится: неужели действительно работает? Да, всё в порядке. Вот, слышу, снимают трубку, слышу голос Афанасьева. Он называет свою фамилию, но я все-таки спрашиваю:

— Товарищ Афанасьев?

— Я, товарищ Бородин, — отвечает он.

Никогда не думал я, что можно испытать такую радость, услышав в телефонной трубке гудки, а потом знакомый голос.

Я доложил о положении, всё по порядку, и получил команду оставаться в цехе.

Эвакуация раненых за Волгу.

Потом в цехе собралось трое: я, дежурный диспетчер Смирнова и оператор Тупикина. Мы стали закусывать и говорить о том, что жизнь продолжается, значит, завод должен работать, но как обеспечить завтра выполнение суточного графика по варке деталей к оружию, если газосварка уничтожена бомбой? Обдумываем устройство времянки. Вдруг — звонок телефона. Директор завода поручил собрать всех коммунистов и явиться к нему в кабинет.

— Срочно, немедленно, — сказал товарищ Афанасьев.

Посылаю оператора обежать всех, передать вызов к директору. Когда мы собрались у него в кабинете, там уже ждало нас много товарищей. Директор стоял за своим столом.

— Товарищи, — сказал он, — по указанию райкома партии мы должны сейчас организованно идти на помощь Тракторному. Я должен опросить и записать, кто каким оружием владеет.

Рабочие по очереди подходили к столу. Остаток ночи мы просидели в саду, в щелях, ожидая оружия. Бомбы рвались одна за другой. Разгорались пожары. Слышны были крик и плач детей.

Утром нас разбили на взводы; мы получили винтовки, каски. Начался марш через горящий город на Тракторный завод. Фашистские самолёты делали заход за заходом. Мы пробегали улицы гуськом по теневой стороне. Там, где горели сухие деревянные постройки, пройти было невозможно; там на середине мостовой загорались даже домашние вещи, выброшенные жителями из окон. Пожары сливались в общую массу огня. Остановишься, оботрёшь льющийся с лица пот и бежишь в другую сторону, ищешь проход в огне.

Мы решили выйти из застроенной домами территории. Нам удалось вырваться к Мамаеву кургану. Здесь мы рассыпались по кустарнику и пошли к полотну железной дороги. Перейдя его, взяли направление на Тракторный.

Сборный пункт ополченцев был около цирка, на склоне садика. Мы прибыли сюда уже к вечеру. Здесь нам выдали патроны и галеты. Мы набили ими все карманы, а оставшиеся сунули за пазуху. Со стороны Мечетки доносилась пальба. Там держали оборону рабочие батальоны, военные моряки и части НКВД.

Опять мы сидели ночью в щелях, ожидая приказа. Наконец, раздалась команда:

— Бойцы с завода Сакко и Ванцетти, выходить строиться!

Мы построились. Группа рабочих и специалистов нашего завода, состоявшая из слесарей, молотобойцев, начальников цехов, под командой главного инженера была передана на пополнение отряда моряков.

Этот отряд только что ходил в атаку на немцев, укрепившихся неподалеку от Тракторного в зоне зелёных насаждений, и понёс большие потери. Моряков осталось немного. Они занимали оборону на северном берегу Мокрой Мечетки, возле посёлка Спартановка.

Нас тоже было мало. Перейдя железобетонный мост через речку, мы поднялись на бугор и стали рыть окопы вместе с моряками. Немцев не было видно. Они находились в километре от нас. К рассвету окопы были вырыты глубиной по грудь и замаскированы бурьяном. Немцы открыли огонь из миномётов и пулемётов.

Мы стояли в окопах вперемежку с моряками. Приказ был не пропускать немцев через мост. Мы уже приготовили гранаты для отражения атаки, но немцы не вылезали из густого кустарника и из подбитых танков, стоявших в поле. Целый день палили они оттуда по нашим окопам. В ответ била с Волги через Спартановку наша артиллерия.

До ночи нельзя было спуститься в Мечетку за водой. Мы не вылезали из окопов, обмазали глиной свои каски, чтобы они не блестели на солнце, но все-таки несли потери. Первым погиб рабочий Сиротин. Ночью мы похоронили его в садике посёлка. Этот боец был не с нашего завода. Он присоединился к нам по пути. На другой день был тяжело ранен Третьяков — секретарь комсомольского комитета нашего завода. Он уже умирал, но мы думали, что его ещё можно спасти. Положили на плащ-палатку, и один боец, не страшась огня, потащил его по полю с бугра вниз к Мечетке. В тот же день ранило слесаря Добжанского. Рана была большая, но Добжанский не захотел, чтобы его выносили. Он продержался до ночи, а потом сам пополз.

Немцы в темноте затихали, только изредка постреливали из автоматов да развешивали над нами «фонари».

Несколько дней мы сидели в окопах в постоянном напряжении, ожидая атаки; но немцы в атаку не шли, только стреляли.

Когда у нас окончились галеты, старшина моряков стал ходить за продуктами на завод. Для этого надо было спуститься к Мечетке, подняться на противоположный высокий берег и перебраться через шлаковую свалку на виду у немцев. Но этот старшина был отчаянно храбрый моряк. Он отправлялся за продуктами даже днём. Мы все следили за ним, когда он полз. Смотришь — поднялся на шлак и скрылся, а обратно лезет уже с мешком на спине. Один раз он привёз продукты ночью на тарантасе прямо к окопам. Лошадь тут же была убита, но старшина остался невредим.