Приключения студентов (Том II) - Минцлов Сергей Рудольфович. Страница 6

Месяц, превратившийся опять в серебряный, плыл уже высоко; лучи его проникали в провал на своде и нездешним светом озаряли недвижные статуи; на полу тянулись от них длинные тени; в углу, вповалку, будто куча щенков, крепко спали в разнообразных позах странствующие студенты и угасавший костер обрызгивал их красными пятнами.

Среди полного безмолвия почудился звяк подковы. Луиджи выскочил из двери, за ним поднялись один за другим немцы.

По дороге мелькали какие-то неясные тени, топот копыт сделался явственней; одна из лошадей засекала ногу и пощелкиванье железа по железу выделялось отчетливо. Кучка всадников свернула к развалинам.

— Кто едет?!.. — окликнул Луиджи.

— Соколы!.. — отозвался передний. — Кто спрашивает?

— Два льва!.. — ответил Луиджи; его окружили всадники и стали спешиваться — всего было семь человек.

— Бастиано?!.. — раздался зов одного из приехавших.

К нему, простерев руки, кинулся рыжий студент.

— Что такое — это ты?!

— Я, я.

К великому изумлению Адольфа, незнакомый товарищ его сорвал со своей головы огненные волосы и под ними оказались черные, отливавшие при свете месяца синевою; в одно мгновение он отодрал приклеенную бороду; то же проделал и другой рыжий; его никто не знал и никто с ним не поздоровался.

Ни во что не посвященный Адольф вытаращил глаза; Мартин и Марк оставались невозмутимыми.

Палавиччини пристегнул к боку привезенную ему шпагу и стал благодарить своих спутников.

— А тебе, петушок, особенное спасибо!.. — добавил он, обращаясь к Луиджи. — Если кому-нибудь из вас я могу пригодиться — ищите меня в Риме. Замок Бастиано Палавиччини вам укажет всякий… кроме попов, конечно; господа кардиналы расходятся со мной во взглядах на них. А это возьмите на расходы себе!

Он ощупал рукой седельную сумку подведенного ему статного вороного коня и достал оттуда несколько кошельков с золотом; два из них он сунул Луиджи и по одному дал трем остальным.

— Может, синьор временно нуждается в деньгах?.. — вопросительно добавил Палавиччини, обращаясь к стоявшему поодаль своему товарищу по заключению.

Тот сдержанно поклонился.

— Весьма тронут, синьор!.. — ответил он. — Кроме доброго скакуна, мне ничего не нужно!

— Вы с нами едете?.. — спросил Палавиччини, садясь на нестоявшего коня.

Другого, запасного, подвели к незнакомцу.

— Нет, я должен свернуть в сторону Пизы!.. — отозвался он, меряя рукой длину стремян.

— Смотрите, ночью пути опасны для одинокого!..

— Как-нибудь проберусь!.. — с усмешкой сказал неизвестный. — Я верю в свою звезду, синьор!..

— Тогда доброго пути!.. Прощайте!!..

Палавиччини махнул всем шляпой, повернул вороного и галопом направился к дороге; кавалькада поскакала за ним.

Незнакомец подтянул подпруги и легко вскочил на седло.

— Мне вас отблагодарить сейчас нечем!.. — произнес он. — Но, быть может, настанет час, и я пригожусь вам!

— А не откроет ли нам синьор своего имени? — осторожно осведомился неаполитанец.

Белые зубы блеснули на лице всадника; он засмеялся.

— Имя мое — ветер!.. — ответил он. — Ну, желаю вам успехов!

Раздался топот копыт и незнакомец быстро стал удаляться и тонуть в синих сумерках.

— Почему они были в париках?!.. — густо вымолвил Адольф.

— Спасались от лап сбиров!.. — коротко отозвался Мартин.

— А-а!..

Адольф успокоился и на этом разговор окончился.

Четверо оставшихся долго смотрели вслед уехавшим. Уже ничего не стало видно вдали и Марк начал подыматься по ступеням к колоннаде; за ним медленно последовали остальные.

— Теперь могу учиться без перерывов!.. — с довольной улыбкой проронил Марк. — А что мы скажем завтра товарищам о пропавших?

— Э!!.. — отозвался Луиджи. — Заявим, что один разболелся и другой увел его на зорьке обратно в город!

— Кто бы такой был этот «ветер»? — вслух подумал Марк. Ответа не было и не могло быть; чтобы не разбудить спавших, путники на носках вошли во храм и улеглись на прежние места.

Безмолвие и ночь опять зачаровали мир.

ГЛАВА XXV

Урожай винограда и фруктов в тот год был необычайный: для вина не хватало ни бочек, ни сорокаведерных амфор из глины, врытых в землю многие столетия назад; дороги, ведшие в города, были покрыты вереницами осликов и мулов, нагруженных корзинами с черными и янтарными кистями винограда; около ворот раскинулись целые ярмарки фруктов — внутрь городов, на базарные площади, их не пропускали из-за тесноты и по причине множества пчел, провожавших караваны и вившихся на солнцепеке вокруг сладкого, как мед, винограда.

Ватага Мартина пользовалась огромным успехом и сборы ее были таковы, что никто из студентов не мечтал даже о четверти их. Причиной этого был не только обильный всем год, но и удивительная октава Адольфа и бас Мартина, приводившие слушателей в изумление; некоторые во время пения даже заглядывали им в рот, чтобы узнать, откуда берется такая бездонная мощь звуков. Любитель пения, Мартин подобрал по своему вкусу остальных товарищей, среди которых первое место занял весельчак Луиджи, потешавший важных прелатов и аббатов до колик под ложечкой самыми нецензурными, а часто и кощунственными, остроумными рассказами и песенками.

Немцы-певцы сначала приходили в ужас; итальянцы хохотали и аплодировали как бешеные.

Как ни стремился Марк поскорее вернуться в Болонью и засесть за ученье — их всюду задерживали по несколько дней и даже по неделям и, когда певцы окончательно закинули свои лютни за спины и направились к Болонье, минуло шесть недель.

Приближался праздник патрона города и Болонья и вся обширная округа ее деятельно готовились к джостре.

Вокруг коммунальной, главной площади, имевшей форму овала, врывали в землю короткие столбы и оцепляли ее толстым канатом; в разных концах стучали топоры — на длинных сторонах устраивались помосты, грохотали сбрасываемые с карруц доски.

Дороги, ведшие в город, пестрели народом; шли и ехали на осликах ремесленники и крестьяне; на великолепных грузных конях восседали ярко разодетые рыцари с длинными страусовыми перьями на головах и дамы; отряды слуг везли доспехи; все эти многоцветные реки вливались в распахнутые городские ворота и растекались по улицам; Болонья напоминала шумный и оживленный улей.

Мартин, отойдя несколько парасангов от последнего монастыря, свернул свою ватагу в ближайший овраг и там, в прохладной тени, произвел общий подсчет и раздел добычи. Ее, а главное денег, было столько, что даже видавший виды Луиджи пришел в восторг.

— И на черта сдалось нам ученье?!.. — закричал он, увидав высыпанную на мешок кучку серебра и даже несколько золотых монет. — Разве это не жизнь! — дыши, наслаждайся! А мы мучаемся — зубрим! Слышите жаворонков?.. — он воздел руки к небу и, уже искренне считая себя студентом, запел древний гимн богу вина и любви, переделанный впоследствии духовенством в кантату в честь Богородицы. Несколько человек подхватили.

— Честное слово, не знаю, что теперь дальше делать — жениться или в монастырь уйти! Хорошо жить на свете монахам!.. — сказал Луиджи, окончив петь. — Даже обеты их предоходнейшая статья; мне вчера святой отец приор душу открывал! Назюзился до слезы, почмокал губками, поднял пальчик кверху и говорить: главное на свете, мой друг, слушайся духовных отцов и давай обеты; я скромный человек, а мой обет бедности приносит мне каждый год по сто тысяч дохода, а обет повиновения дал мне почти королевство — на вершок меньше!

Луиджи так ловко изобразил раскисшее от винного блаженства лицо приора, что все захохотали.

Еще задолго до заката солнца партия студентов достигла Болоньи и благодаря многолюдству безо всяких осмотров и препятствий вошла в город и разбрелась по своим углам.

Накануне джостры никакие цеховые работы не производились; все лавки и мастерские были закрыты и принарядившиеся горожане прогуливались со своими дамами по улицам, рассматривали приезжих гостей и вслух разбирали их достоинства и недостатки.