Земные громы (Повесть) - Дынин Иван Михайлович. Страница 20

У любого конструктора есть свой узкий профиль. Один считается мастером по затворам. Другой — специалист по проектированию стволов. Лучше третьего никто не создаст прицел. Грабин мог хуже кого-то из них знать и уметь то, что делали они. Но лучше всех ему требовалось овладеть мастерством компоновки деталей и агрегатов. В дополнение к этому он должен был обладать незаурядными организаторскими способностями.

Сразу же, как только в коллективе узнали о том, что работа над новой пушкой разрешена официально, возник вопрос о ее обозначении.

— Дадим индекс «Г», — предложил Муравьев. — Будет первая грабинская пушка. По фамилии начальника КБ.

— Нет, — категорически отказался Василий Гаврилович, — мною пока так мало сделано. И КБ у нас молодое. И все мы вносим одинаковый вклад в общее дело.

— Не делать же нам индекс из четырнадцати букв!

— Давайте возьмем одну, но такую, с которой не начинается ни одна из наших фамилий, — решил Грабин.

Буква «А» сразу отпала. Под нею шла полууниверсалка. Стали перечислять дальше. Боглевский, Водохлебов, Горшков, Киселев, Муравьев, Павлов, Ренне, Строгов… Чуть ли не весь алфавит.

— Буквы «Ф» нет, — воскликнул кто-то.

Посовещавшись, решили, что новая дивизионная пушка во всех документах будет носить индекс «Ф-22». Соответственно изменили и индекс полууниверсалки. С А-51 на Ф-20.

Любимое дело всегда спорится. Работа над дивизионной пушкой была организована иначе, чем над полу-универсальной. Конструкторы не только отрабатывали чертежи. Передавая их в цеха, они шли туда сами. Вместе с технологами, кузнецами, прессовщиками, слесарями обдумывали, как лучше организовать производство, учитывали просьбы и пожелания рабочих, вносили по мере возможности изменения в проекты. И рабочие уже не были простыми исполнителями. Они чувствовали себя участниками творческого процесса.

Одна за другой детали Ф-22 стали поступать на сборку. И хотя в чертежах все было рассчитано до сотых долей миллиметра, на практике изделия получались не такими идеально точными. Приходилось многие из них возвращать в механический цех, что-то подгонять, укорачивать, растягивать. Это занимало немало времени.

У Грабина возникла идея создать специальную сборочную площадку для Ф-22. Подыскал удобное место, подсчитал, сколько потребуется станков, поделился задумкой с директором завода. Тот загорелся:

— Толково придумано. Дадим туда хороших слесарей-сборщиков, а возглавить это дело должен опытный и смекалистый конструктор.

— Опытный и смекалистый? — переспросил Грабин.

— Конечно.

— Тогда решено. Хозяином на сборочной площадке будет Горшков Иван Андреевич.

— Хорошо, Василий Гаврилович, — согласился тот.

Правой рукой у Горшкова стал один из старейших рабочих бригадир клепальщиков А. С. Комаров. Человек степенный, всю жизнь имевший дело с пушками, он не хуже конструктора читал чертежи, а металл чувствовал и понимал, будто перед ним был живой организм. Прежде чем взяться за работу, Комаров долго присматривался к заготовкам, размышлял, примерялся и так и эдак, а потом решительно брался за кувалду. Бил редко, но метко и уверенно. Каждый его удар был точно рассчитан и по месту, и по силе.

Сначала на месте сборки лежала бесформенная груда металлических конструкций. Но вскоре стали четко вырисовываться силуэты трех пушек. Ф-22 выглядела красавицей по сравнению с другими образцами.

— Хороша, ничего не скажешь! — восхищенно потирал руки Горшков.

— Хороша, но не очень, — вздыхал Грабин.

Он сожалел, что не удалось до конца отстоять то, что задумывалось. Пришлось все же уступить требованиям универсализма. Ф-22 имела угол вертикального наведения до 75 градусов, могла вести огонь и по самолетам.

— И все равно наша пушка значительно легче проектируемой универсальной и полууниверсальной, — горячился Горшков.

— А ты, Иван Андреевич, попробуй сравнить ее с дивизионной пушкой образца девятьсот второго года. Она весит чуть больше тонны. Ее можно свободно перетаскивать на руках одним расчетом. Конечно, Ф-двадцать два по всем параметрам лучше. И дальность стрельбы, и бронепробиваемость выше, и ходовые качества лучше. Но ведь и время другое.

Чуть раньше Ф-22 была собрана полууниверсальная пушка Ф-20. На полигонные испытания прибыли из Москвы начальник Вооружений М. Н. Тухачевский и его заместитель Н. А. Ефимов. Стрельба велась сначала одиночно, потом беглым огнем. Орудие действовало безотказно. И точность была хорошая. И перезаряжалось быстро. Но Тухачевский не высказывал своего мнения. Молча наблюдая за ходом испытаний, уточнял данные, осматривал конструкцию отдельных узлов и деталей, не делая никаких заключений.

Грабин догадывался, чем не нравится пушка, но ему хотелось услышать это от самого Тухачевского. Выбрав удобную минуту, он подошел к нему:

— Скажите, пожалуйста, отвечает ли наша пушка требованиям Красной Армии?

— Надо еще поработать над ней, — услышал он в ответ. — Постарайтесь уменьшить вес.

— Мы и так сделали ее легче, чем было определено в задании.

— Подумайте, как сделать еще легче.

О том, что на заводе стоит почти готовая еще одна пушка, значительно легче этой, Грабин промолчал. Вопрос сложный. Ведь Тухачевский не просил облегчить орудие за счет отказа от универсализма. И неизвестно, как он посмотрит на решение Наркомата тяжелой промышленности.

Наступила весна 1935 года. Москва торопила. Каждый день на завод звонил Павлуновский. Состоянием дел часто интересовался Орджоникидзе. А сборка шла не так быстро, как хотелось. Чаще обычного конструкторы созывались на подведение итогов, где докладывали о положении дел на своем участке. Особенно много было клепальных работ. Грабин подолгу стоял возле Комарова. Думалось, что придет какая-то счастливая мысль и поможет облегчить его тяжелый и кропотливый труд. Но у клепальщиков и так было рассчитано каждое движение. Ярко светятся расклепанные заклепки. Методично ухает кувалда. Брызгами разлетаются искры. Металл плотно впрессовывается в металл, чтобы годами брать на себя нагрузки на разрыв и на скручивание.

Как же ускорить сборку? Что можно упростить? Эти вопросы долго не давали покоя Грабину. Особенно мучительно было видеть, что многие детали крепятся с помощью заклепок. Дело испытанное и проверенное годами, но слишком трудоемкое, отнимающее массу времени. Появилось заманчивое предложение воспользоваться сваркой. Дело новое, прогрессивное. Но Грабина пугала именно эта новизна. Многое в сварке еще не изучено, не испытано. И опытных сварщиков нет, и качество соединения деталей проверить трудно. С болтами и заклепками яснее, их прочность можно рассчитать. Но как трудоемка эта работа! И сколько времени уходит на нее… А ведь в перспективе заводу придется приступить к массовому выпуску Ф-22.

Долго обсуждали возникшую проблему, но ясного ответа не нашли. Все смотрели на Грабина. Он главный, ему решать. А как нелегка эта должность. Вот скажет сейчас Грабин, что надо клепать, и будут десятки, а потом сотни людей стучать кувалдами. Не день, не два, а месяцы и годы, причем не в одном цехе, не только на их заводе. А скажет Грабин, что можно воспользоваться сваркой, и сразу намного снизится объем клепальных работ, сократятся сроки сборки, армия получит больше пушек.

На этом совещании решение принято не было. Грабин колебался. Он заставлял сварщика соединять куски металла разного сорта и разной конфигурации, требовал испытать места сварки на излом и разрыв, советовался со специалистами. Но никто не мог сказать ему, насколько надежно и прочно сварка соединит, например, листовой короб и верхний лист лобовой коробки. Этого никто еще не делал.

— А, пан или пропал, — решил Грабин, — будем пользоваться сваркой.

Когда наконец опытные образцы пушки были подготовлены, поступило распоряжение одну из них направить на войсковой полигон. Грабин растерялся. Ф-22 еще не прошла полностью заводских испытаний, которые организуются у себя дома. Тут же присутствуют конструкторы, технологи, производственники. Каждый дефект, выявленный при транспортировке орудия, переводе из походного положения в боевое, при стрельбе в различных условиях нужно было тщательно исследовать, внести необходимые изменения в конструкцию.