Рассказ о брате (Документальная повесть) - Гастелло Нина Францевна. Страница 16

На последней прямой мотор приутих, самолет начал планировать. Тело наливалось какой-то легкостью. Земля все быстрее и быстрее мчалась навстречу. Мелькнуло «Т», и после чуть заметного толчка самолет побежал по аэродрому…

Потом были провозные полеты по кругу и наконец — первый самостоятельный полет, в котором он пел от радости, что сам летит, пел в полный голос.

— Сам ли? — несколько раз брало сомнение, настолько легко и непринужденно летел самолет. Пуста кабина инструктора, значит, сам!

Нет, не гладкой была дорога в небо. Николай рассказывал, что у него были случаи, когда выходил из самолета, как говорится, красный до корней волос и выслушивал замечания инструктора. Да у кого из курсантов такого не бывало! Но упорные тренировки дали о себе знать, и вскоре все пошло хорошо. И каждый такой полет приносил радость. Да и как же иначе: ведь сбывается твоя мечта — ты становишься повелителем крылатой машины, настоящим летчиком!

…Сброшен газ, самолет, уменьшая скорость, едва удерживается в горизонтальном положении. Ручка — почти полностью на себя. Левая нога вперед… Земля крутится перед глазами, как патефонная пластинка; сливаются поля, перелески, деревни… Но вот даны рули на вывод — и тут же прекращается волчком кружиться земля. Самолет в пикировании. Теперь ручку управления на себя, сектор газа — вперед. Самолет послушен пилоту — значит, все в порядке!

Из зоны на аэродром Гастелло возвращался, испытывая чувство радости. Пел мотор, звенели и слегка подрагивали расчалки… На душе было легко.

— Задание выполнил, — весело доложил он, посадив самолет.

— Отлично! — коротко оценил полет старший лейтенант.

…Быстро прошли годы учебы, оставив теплые воспоминания об училище, о тех, кто помогал делать первые шаги в воздухе. Комиссия Наркомата обороны СССР, принимавшая экзамены от учлетов, дала хорошую оценку подготовке молодых пилотов. Вместе со всеми Николай успешно окончил школу, получил звание младшего летчика и был направлен в бомбардировочную часть.

Он летчик! Настоящий, как «тот» из далекого детства. Жизнь вдруг обрела какую-то особую значимость, весомость. Полеты, полеты! Чем больше, тем лучше: скорее бы утро, скорее бы на аэродром.

Каждый летный день был праздником. Молодым летчикам давали мало летать — пусть присмотрятся, обвыкнут, изучат как следует район полетов — так думали командиры. Тем желанней был каждый полет.

Что может быть лучше команды: взлет разрешаю!

Утреннее солнце дробится лопастями винта на золотые полосы. Струя плотного воздуха, ударяясь о козырек кабины, треплет ремешок шлема, холодит лицо, забирается под очки.

Взлет! Сектор газа «плавно, но энергично», как учили, вперед. Самолет сначала медленно, покачиваясь, начинает разбег. Ручка от себя — поднят хвост. Капот режет горизонт. Вот толчки все резче, все настойчивее. Пора в небо! Ручка чуть на себя! Самолет мягко пошел ввысь. Весело звенит мотор.

Самолет набирает высоту. Плывут широкой лентой прямоугольники колхозных полей — желтые, золотистые, зеленые, коричневые — до самого горизонта, насколько хватает глаз.

— Широка страна моя родная, — поется в полный голос. Поет душа, поет мотор, вплетая в песню свою задорную мелодию.

В совершенствовании летного мастерства нет предела. Николай с особым усердием изучал литературу по технике пилотирования, жадно перенимал опыт лучших летчиков, усиленно тренировался и шлифовал отдельные элементы в многообразном комплексе высшего пилотажа.

«Пытливый пилот всегда видит дальше, его не могут застать врасплох никакие осложнения» — эту истину своего первого летного наставника Николай особенно запомнил. В своем дневнике он записал: «Хочешь быть хорошим пилотом — не жалей себя и времени на учебу, тренировки, приобретение опыта».

Современный пилот должен быть всесторонне образованным человеком, обладать широким кругозором, твердыми моральными устоями и, конечно, отличным здоровьем. Среди певцов бытует выражение — «ставить голос». Это делают в музыкальном училище или консерватории. Пилоту же в летном училище мастерство необходимо дорабатывать и оттачивать в процессе непрерывных полетов. Только тогда появляется то умение, которое называют летным почерком. Николай отлично понимал: надо учиться у мастеров, изучать опыт старших авиаторов, их умение, следовать их примеру во всем — и в работе, и в жизни. Он стремился «выжать» из машины все, чтобы сделать еще один уверенный шаг в небо.

Перед нами документ, хранящийся в личном деле Николая. Он рассказывает о том, как претворял в жизнь намеченную программу молодой летчик.

«Аттестация.

Активен в общественной работе, скромен; у товарищей пользуется большим авторитетом и любовью; физически развит хорошо. Вынослив и работоспособен в отличной степени… Теоретический курс усвоил хорошо. В вопросах материальной части разбирается тоже хорошо, помогает технику. Летать очень любит. К полетам относится продуманно и серьезно. В воздухе внимателен. Решения принимает уверенно, правильно и быстро. Техника полета хорошая. Летает смело и уверенно, без излишнего удальства. Задания выполняет четко. Боязни нет».

После войны, я помню, к нам приезжал бывший инструктор Николая полковник Трубицин. Он учил брата летному делу и, вспоминая годы своей инструкторской работы, рассказал о том, как ему пришлось заниматься с курсантами, обучать их азам летной премудрости, а затем умению защищать Родину, наносить по врагу сокрушительные удары. Вспоминая о Николае, он говорил, что брат во многом проявил себя, еще будучи курсантом.

«Я помню, — рассказывал он, — когда Николай впервые показал свои летные способности, как совершил свой первый самостоятельный полет. Я обучал его летному делу, и мне было очень приятно, когда курсант Гастелло впервые показал отличные навыки пилотирования. Но я наблюдал за курсантами не только в полете, но и на земле. Сначала мне казалось, что Николай как-то держится отчужденно от товарищей, берет все усидчивостью, зубрежкой. Он действительно много занимался. И впоследствии я понял, что к обязанностям курсанта он относился исключительно добросовестно, всегда с особой аккуратностью выполнял задания. Еще мне запомнились такие его замечательные качества: он всегда был очень отзывчив, друга в беде не оставит, придет в нужный момент на помощь. Таким он оставался до окончания училища — сдержанным, скромным и исполнительным».

Брата в предвоенную пору я помню очень хорошо. О деловитости и собранности Николая можно было судить даже по его внешнему виду. Он всегда был аккуратен, подтянут, с хорошей выправкой. Открытый и внимательный взгляд его говорил, что он человек волевой и серьезный. На вопросы он всегда отвечал коротко, ясно. Всегда был сдержан. У него ничего не было второстепенным. Все, что положено по программе обучения, он готовил только на «хорошо» и «отлично». Если он допускал какую-либо ошибку, тут же, без стеснения, выяснял причину и уже в дальнейшем не повторял ее.

«Вначале, — рассказывал нам полковник Трубицин, — он не совсем четко выводил самолет из штопора. Мы вместе выясняли, почему это происходит, и вскоре эта фигура выполнялась им на „отлично“. Имел он еще одно качество — он выполнял любые задания при любых обстоятельствах и скоро заслужил уважение и авторитет у товарищей и командиров. Во всем облике этого человека чувствовалось то, что он происходил из советской трудовой семьи, воспитывался в рабочей среде и будучи сам рабочим, глубоко, как коммунист, проникся безграничной преданностью великому делу партии Ленина.

Преподаватели отмечали в нем умение организовать свой рабочий день. Слушая объяснения, он обязательно вел необходимые записи, читал рекомендуемую литературу, исключительно аккуратно выполнял схемы и чертежи.

Мне как инструктору, — вспоминал далее полковник Трубицин, — не приходилось за него беспокоиться: он всегда отлично справлялся с любым заданием. Летные упражнения отрабатывал не спеша и имел всегда отличные оценки. Интересовался последними достижениями авиационной науки и техники».