Вечный человек - Диксон Гордон Руперт. Страница 10

Судя по всему, он спал довольно долго и проснулся не у себя в постели, а на больничной койке. Еще почти неделю его не выписывали. За время, которое он провел, тихо лежа в больнице, Джим лучше разобрался в себе. Выписавшись, он отправился на поиски Мэри Гэллегер.

Он нашел ее на секретной площадке, где Бюро гериатрии исследовало «Охотника на бабочек». Мэри работала с командой, которая этим занималась, и какое-то время с ней нельзя было связаться; а без ее допуска Джим не мог ее увидеть.

Джим терпеливо ждал в серебристой, едва освещенной приемной, пока не подошел молодой человек, который провел его внутрь громадного здания, где лежал «Охотник на бабочек». Корабль казался намного меньше в таком помещении, окруженный громоздким оборудованием. У большинства из тех, кто работал над старым кораблем, был, похоже, обеденный перерыв. Всего несколько человек возились с приборами у корпуса. Проводник Джима прокричал что-то в открытый люк «Охотника на бабочек» и ушел. Мэри вышла наружу и поздоровалась с Джимом.

Под глазами у нее были темные круги, и, несмотря на свободную рубашку и брюки, заметно было, что она похудела.

— Я слышала про «Ласточку» — мои соболезнования, — сказала она.

— Да, — мрачно отозвался Джим, — считается, что она уплыла в глубь территории лаагов. Беспилотные зонды ее не нашли; возможно, ее захватили лааги.

Мэри посмотрела на него в упор.

— Вас именно это мучает, верно? — спросила она. — То, что вы не знаете, живы были пилот и стрелок или нет. Если они погибли, то больше уж ничего не поделаешь. Но если нет... и мы никогда не узнаем, что с ними стало...

Он умоляюще покачал головой, и она остановилась.

— «Прекрасная Дева» спокойно добралась домой, — хрипло сказал он. — Но вообще я пришел к вам поговорить не о подразделении.

— Я знаю, — Мэри посмотрела на Джима с мягкостью, которой он прежде в ней не замечал. — Вы хотели поговорить о Рауле Пенаре, верно?

— Я не мог ничего узнать. Он... он жив?

— Да, — ответила Мэри. — Он жив.

— И получается у вас до него достучаться? Я вот о чем подумал, — продолжал он быстро, — пока лежал в госпитале; я наконец понял, зачем он читал стихи и всякое такое. Я думаю, что он это начал нарочно. Чтобы напомнить себе, куда он хочет вернуться. Чтобы это все время было у него в голове — чтобы не сдаться.

— Верно, — кивнула Мэри. — Он хотел не дать себе сдаться.

— Я так и думал. Вы были правы, — Джим взглянул на нее с мрачноватой ухмылкой: — Я и сам пытался сдаться. Или найти что-нибудь такое, что вывело бы меня из игры. Вы были целиком и полностью правы. Я действительно драконоборец. Я таким родился, и тут уже ничего не поделаешь. Я хочу прорваться сквозь лаагов или обойти их и покончить с этой смертоносной патовой ситуацией. Но мне столько не прожить. Никому столько не прожить. Поэтому я и хотел сдаться.

— А теперь не хотите?

— Нет, — протянул Джим, — не хочу. Тут уж ничего не поделаешь, но я буду продолжать надеяться на чудо.

— Чудеса — дело времени, — ответила Мэри. — Стать миллионером за две минуты практически невозможно, а за двести лет — почти неизбежно. Вот чего добиваются люди вроде меня. Если бы мы все жили так же долго, как Пенар, мы могли бы добиться куда большего.

— Он жив! — удивленно покачал головой Джим. — Он и вправду жив! Я и верить в это не хотел, настолько это было невероятно! — Он перебил себя: — А он...

— В своем уме? Нет, — отозвалась Мэри. — И не думаю, что мы чем-нибудь сможем ему помочь. Но может, я и ошибаюсь. Как я уже сказала, со временем любая невозможность становится возможной. — Она отошла от открытого люка «Охотника на бабочек» и показала рукой внутрь кабины. — Хотите зайти?

Джим заколебался.

— У меня нет допуска для этого проекта, — начал он.

— Насчет этого не беспокойтесь, — прервала его Мэри. — Это просто чтобы пресса нас не беспокоила, пока мы не решим, что со всем этим делать. Заходите.

Она прошла внутрь, Джим за ней. Древний металлический коридор, ведущий к кабине пилота, сиял чистотой, как какой-нибудь экспонат в музее. Повсюду висели магнитные лампы, но не меньше света пробивалось сквозь проломы и повреждения, нанесенные оружием лаагов. Кабина выглядела как развалины, но очень аккуратно прибранные. Приборы и панель управления были почти уничтожены, а от пилотского кресла осталась только половина. На полу посреди кабины стоял черный ящик, явно современный, который выглядел здесь очень неуместно. Он был подсоединен к переборке толстым серым кабелем.

— Так я был прав, — сказал Джим, оглядевшись. — Ни одно живое существо не может это пережить. Это контрольный центр вел корабль и был вторым «я» Пенара, так ведь? На самом деле он не выжил?

— И да, и нет, — ответила Мэри. — Вы были правы насчет того, что контрольный центр каким-то образом впитал личность Пенара. Но вы оглядитесь повнимательнее. Контрольные центры — это живая ткань, плавающая и растущая в питательном растворе, а здесь за ней некому было ухаживать. Разве могла она выжить в такой обстановке?

Джим осмотрел изодранные и разбитые внутренности кабины. Его пробрал озноб, и он снова подумал о большом призрачном каноэ из легенды, которое плывет по небу среди белоснежных облаков со своей мертвой командой домой, на новогодний праздник, к живым друзьям и родным.

— Нет... — выговорил он онемевшими губами. — Но... где же он тогда?

— Здесь! — и Мэри стукнула кулаком по металлической переборке, к которой был подсоединен серый кабель. Отзвук удара загудел у него в ушах. Мэри серьезно взглянула на Джима.

— Вы правильно поняли, — сказала она, — что контрольный центр стал Пенаром — он был Пенаром после того, как тот умер. Не просто записью его памяти, но и его жизненной искрой, способной принимать решения. Но и это было только половиной чуда. Живая ткань в контрольном центре тоже должна была умереть, и она знала, как и сам Пенар знал, что не дотянет до дому. Но Пенар был полон решимости и нашел выход.

Она остановилась и посмотрела на Джима в поисках подтверждения, что он ее понял.

— Продолжайте, — сказал Джим.

— Контрольный центр, — сказала Мэри, — соединен с системой управления кораблем промежуточным твердым элементом, который положил начало всем неодушевленным компьютерам в современных кораблях. Связь проходила от живого вещества сквозь зону действия физики твердого тела к электронным и механическим системам управления.

— Я знаю, — сказал Джим. — Нас этому учили...

— Жизненная искра Рауля Пенара, подталкиваемая его абсолютной решимостью попасть домой, перешла от него к живой ткани полуодушевленного контрольного центра, — продолжала Мэри, будто Джим и не открывал рта. — А там она путем некой нейробиологической реакции вошла в поток импульсов внутри элементов твердого тела. После этого уже ничто не мешало ей перейти во все взаимосвязанные твердые тела корабля.

Мэри обвела движением руки разрушенную кабину пилота.

— Вот это, — сказала она, — Рауль Пенар! И это! — Она еще раз стукнула в переборку над черным ящиком. — Человеческое тело умерло. Ткани в контрольном центре умерли. Но Рауль все-таки попал туда, куда он так долго стремился!

Мэри замолчала. Ее голос постепенно угас в тишине кабины.

— И таким образом, — продолжила она уже спокойнее, — он подсказал разгадку проблемы, над которой мы в Бюро уже давно бились. Мы открыли путь потоку накопившихся теорий и исследований. Мы давно пытались выяснить, может ли жизненная сущность человека существовать вне зависимости от обычного биохимического человеческого организма; теперь мы это знаем. Нам потребуется время, но рано или поздно ни одна искра жизни не будет погашена, если только живое существо само этого не захочет.

Джим слушал ее вполуха. У него появилась мысль настолько горькая, что отнес в горле возник комок.

— А Пенар знает? — спросил он наконец. — Вы сказали, что он не в своем уме. Но он знает, что добрался? Он знает, что уже дома?

— Да, — сказала Мэри. — Мы думаем, что знает. Послушайте...