Выживший. Покорение Америки (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 45

— Я ведь могу и череп проломить, хоть это и дерево, — приподнял бровь оппонент.

— Не бойся, у меня хорошая страховка, — отшутился я.

— Ну смотри…

Хекнув, он без особого замаха попытался опустить гладиус на мою бедную голову, но я сделал лёгкое движение влево, чуть разворачивая торс и пропуская деревянное лезвие вдоль тела, одновременно ткнув острием своего гладиуса в открывшийся на мгновение правый бок Мигеля. Тот поморщился, потирая ушибленное место.

— Предположим, Максимус слегка ранил цезаря, облачённого в парадные доспехи, — сказал я. — Или вообще меч по ним скользнул, не причинив особого вреда. А мы помним, что по сценарию соперники ранят друг друга в руку: сначала император гладиатора, а затем Максимус Коммода. Хотя разного рода ран, неопасных для жизни, можно нанести множество, и боец будет медленно истекать кровью. Но у Максимуса, раненого отравленным кинжалом, времени в обрез, поэтому сцена не может тянуться слишком долго. Пять минут чистого боя, не более. Ну и пауза, когда теряющий силы Максимус видит загробный мир и своих жену и сына. Коммод в это время без меча, поэтому убить замечтавшегося соперника не выходит… Ладно, давай дальше, Мигель. Теперь бей так, словно хочешь рассечь меня пополам на уровне груди или живота.

На этот раз Мигель не спорил, без предупреждения взмахнув мечом параллельно песчаному покрытию Колизея, и я, втайне надеясь, что отвыкший от регулярных гимнастических упражнений позвоночник не хрустнет, резко отклонился назад, едва не встав на "мостик". Такого трюка, насколько я помнил, в оригинальном "Гладиаторе" не было, но почему бы не добавить спецэффектов от себя?! Лезвие прошелестело в сантиметре от моей груди, и окажись оно металлическим, подошло бы сравнение — едва не сбрив пуговицы с рубашки.

— Браво, это было красиво, — раздался чей-то голос, а следом и аплодисменты.

— Это ещё не всё, — даже не оборачиваясь, громко заявил я. — Мигель, давай я покажу тебе ещё несколько приёмов, которые могут украсить эту сцену…

Минут через пять я вернул меч Мигелю и подошёл к режиссёру:

— Мистер Кьюкор, в сцену боя нужно добавить динамики, и желательно побольше крупных планов и смены кадров. Чем чаще мелькает картинка — тем больше вероятность того, что зритель будет находиться в напряжении. И кстати, вы уже, наверное, отсняли все остальные батальные сцены… Насколько я знаю из историй, римские воины предпочитали работать в низкой стойке.

— Хорошо, я приму к сведению, — буркнул недовольный режиссёр.

В этот момент ко мне мелкими, но частыми шажками приблизился немолодой толстячок в тройке, с пышной седоватой бородой.

— Здравствуйте, мистер Бёрд, я консультант картины Джошуа Фёрст. Являюсь автором нескольких монографий о Древнем Риме. Простите, что вмешиваюсь, но всё же не могу не отметить — сюжет фильма во многом противоречит историческим фактам. И я уже говорил об этом мистеру Хекту.

— Что, очень сильно противоречит? — невольно скривился я, понимая, что, весьма вероятно, собеседник прав.

— Смотрите сами… Настоящий Коммод носил пышную бороду, у вас же он чисто выбрит. Тот же Коммод с 5-летнего возраста носил титул цезаря, то есть фактически являлся наследником престола. И да, Коммод был единственным римским императором, который иногда выходил на арену, но погиб он не в бою, а был задушен в комнате для переодевания атлетом по имени Нарцисс! И это ещё не всё!..

— Вполне допускаю, что в фильме имеются исторические неточности, — прервал я словоизлияния консультанта. — Но, уважаемый мистер Фёрст, это кино, а здесь иногда и сказки снимают. Лишь бы зрителю понравилось. Так что не ругайте нас сильно, а просто помогайте по мере сил, не особо ломая сценарий.

— Фил, из вас получился бы неплохой режиссёр, — заявил мне Уорнер, когда мы покидали съёмочную площадку. — Может быть, нам с вами подписать контракт?

— Если вы это серьёзно, то я подумаю над вашим предложением, — не смог я сдержать улыбки. — А пока у меня в Нью-Йорке кое-какие важные дела, которые я просто не могу пустить на самотёк, иначе просто подведу людей.

— О"кей, мистер Бёрд, если что — телефон Адама у вас есть, звоните ему в любое время дня и ночи. Ты слышал, Адам?

— Конечно, мистер Уорнер, — кивнул шедший рядом и чуть позади Миллер. — Кстати, вы собирались подкрепиться в студийной столовой. Сейчас как раз подходит первая партия обедающих.

— Действительно, я голоден, как собака! Мистер Бёрд, вы с нами?

Спустя полчаса, выходя из столовой, мы столкнулись с человеком, которого мне представили как Говарда Джексона — композитора фильма "Красотка". Я тут же взял того в оборот, настаивая на включении в картину песни "Oh, Pretty Woman". Ещё полчаса нам понадобилось, чтобы добраться до небольшой студии, где Джексон сел за рояль, а я взял в руки гитару и наиграл аккорды этой композиции.

— А что, очень даже неплохой мотивчик, — кивнул он, тут же виртуозно обыграв мелодию на клавишных. — Ну а человека, который сочинит текст, мы подыщем.

Через два дня мы вместе со сценаристом Беном Хектом спускались по трапу самолёта, приземлившегося в аэропорту Ньюарка. Пригород Нью-Йорка встретил нас моросящим, будто по осени, дождём. Правда, на въезде в мегаполис небо посветлело, и на душе стало как-то веселее.

Хекта мы высадили по пути в Джерси-сити, где у сценариста оказался небольшой домишко, а также любящие жена и двое детишек. Домишко я видел своими глазами, а вот относительно домочадцев пришлось положиться на слово Хекта. Особой нужды снова встречаться с ним в ближайшее время у меня не было. За время долгого полёта я ему не только пересказал рассказанную уже Уорнеру историю про индейского вождя, но и добавил кое-каких подробностей. Бен пообещал сделать из сценария конфетку, чтобы ив прям, как просил киномагнат, люди выходили из кинозала с заплаканными глазами.

А я, прежде чем отправиться в Гринпойнт, заскочил в антикварную лавку, где меня с нетерпением ожидал уже порядком встревоженный Абрам Моисеевич. Добродушно попенял мне, что я не позвонил ему насчёт задержки вылета из Лос-Анджелеса, после чего споро пересчитал наличность и отслюнявил мне мою долю. Когда я уже собирался прощаться, антиквар словно бы невзначай обронил:

— Не знаю уж, Ефим, в курсе вы или нет, но на днях пристрелили одного из боссов итальянской мафии… Фамилия его Бонанно. Вы ведь как-то им интересовались, я помню.

— Бонанно?! Да вы что! Это точно?

— Ну, если газеты не врут… Хотя мне ещё раньше Аарон позвонил. Вроде бы этому Бонанно пустили пулю в лоб из винтовки со снайперским прицелом. Я уж грешным делом подумал… Хотя что это я, старый хрыч, разболтался! В эти дела лучше не лезть, и вам не советую, молодой человек.

Всё ещё не в силах прийти в себя от такой новости, в первом же киоске я первым делом купил пару последних номеров "Нью-Йорк Таймс", и в одном из них где-то в середине обнаружил небольшую заметку, с малюсеньким фото самого Бонанно, где его было трудно узнать, и чуть большим фото дома, в котором произошло убийство. Вернее, где нашли тело, потому что убийца, судя по заметке, находился на изрядном расстоянии, чуть ли не в ветвях росшего за сотню ярдов от дома платана. И кто же это так поступил с главой сильной семьи? Конкуренты? Если это так, то мне повезло. Некто устранил мою едва ли не самую большую проблему на сегодняшний день. Чёрт, случаются же в жизни хорошие новости!

Делами занялся на следующий день. Для начала заехал в ресторан, откуда звякнул сначала Джордану, а затем вызвонил Вержбовского-старшего и Науменко. Пора этим двоим убедиться воочию, что их деньги работают. Через сорок минут к ресторану на своём автомобиле подъехал Виктор Аскольдович, ещё спустя час — Василий Антонович, тоже в автомобиле, но за рулём находился его младший сын Демид. Сразу же огорошил всех новостью о смерти Бонанно. Народ возликовал, но при этом ощущалось некоторое стеснение. Всё же не по-христиански это — радоваться смерти человека, пусть даже и врага.