Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Носов Сергей. Страница 8
А он ест. Он уже там. Весь в Крыму.
– Что же ты, мой муж дорогой, так меня сдал легко. Вон моча моя уже по рукам пошла. Анализируют.
– Не болей, – говорит. – Впредь не простужайся. Я не виноват. Я поделать ничего не могу. Такова мощь государственной машины.
Улетает вечером. Без меня. Мне-то перспектива Крыма (его) не слишком приятна. Фантазировать стала…
– Слушай, муж ты мой дорогой, ну а если такие способности у кого-нибудь еще обнаружатся, отвечай, тебя от меня заберут?
– Что за глупость говоришь? Кто меня может забрать?
– Партия и правительство. Не знаю кто. Руководство Программы. Еще кто-нибудь.
Шучу как бы. Место не лучшее для серьезного разговора. Но Володька уже сам завелся.
– Во-первых, если что, и без меня справятся. Я тут звено не главное. Вон уже сколько натренировано. На тренажерах… А во-вторых, ты у нас единственная, и я что-то не верю, что их поиск чем-нибудь увенчается…
– Это, конечно, приятно слышать, что я «у вас» единственная, но мне бы все-таки хотелось, чтобы ты сказал «у меня».
– Я и говорю, «у меня». Единственная. У меня. Ты.
– Однако, в Крым ты без меня собираешься.
– Так ведь я же в командировку.
– Без меня.
– Так ведь ты ж заболела.
– А с кем?
– Вот дура! Один! С кем же еще? Ни с кем! С группой специалистов. Там, кстати, ни одной бабы нет.
– Что же вы будете делать возле Брежнева с Брандтом, если нет ни одной бабы?
– А ты думаешь, это такое большое событие – Брежнев с Брандтом встречаются? Ну и что? Ничего особенного. У них уже все решено. Подпишут бумажки, вот и вся встреча.
– Зачем же меня тогда тоже хотели взять?
– Чтобы ты отдохнула. Вместе со мной.
– Вот уж в это я никогда не поверю. Я знаю наш Отдел. Им нужна подоплека. Подоплека событий.
– Подоплеку можно и здесь организовать, – показал на альков.
– Там легче. Там контрастнее.
– Лена, может, это и так. Но сказать всего я тебе не могу, и не мне тебе объяснять почему. Тем более здесь. Я сам многого не знаю. Жаль, конечно, что тебя не будет. Ну, не расстраивайся. В Париж-то мы точно вместе поедем.
Вот как?
Брежнев, оказывается, в ноябре собирается в Париж – к Помпиду. Для меня это новость. Полетит генерал, и возьмут нас в числе советников.
Париж так Париж. Стали спорить, как фамилия того инженера – Эйфель или Эффель? [56]
Потом обсудили поля Елисейские. Володя утверждает, что это никакие не поля, а улица. Вроде улицы Горького.
Ему хочется отдохнуть от меня. Это естественно.
За последние года три мы не вместе первые дни будем. Ночи, вернее.
13 сентября
Скука – ужаснейшая…
14 сентября
Очень смешно, когда гинеколог прикидывается терапевтом. А сексолог – едва ли не священником.
Скука ужаснейшая.
У меня капризы, и они им потакают.
Кровь из вены – дала.
15 сентября
Есть тут таинственный автомат. Уж больно способный. А что до способа – то способ «самый (сказано) прогрессивный».
Я любопытна. Но не настолько.
16 сентября
Крым. Новости. «Встреча будет продолжена во второй половине дня».
Во второй половине дня у меня болел низ живота. Никому не сказала.
17 сентября
Энцефалограмма.
Вся голова в электродах, как в бигуди, а ты сидишь с умным видом и изумляешь их, а чем – самой не известно. Но – изумляются. Импульсами головного мозга.
Хуже всего, в этом учреждении даже поговорить не с кем. Пробовала читать – бросила. Скука. Ничего не хочу.
На первой полосе «Правды» – итоги встречи в Крыму.
А я ревнива.
Даже очень ревнива.
18 сентября
Может, меня опоили? Утром дали стакан какого-то сока, с витаминами – похожего на гранатовый. Зелье приворотное. К «самому прогрессивному»?
Я же сказала себе: не выйдет.
Алевтина Геннадиевна, просто Аля. Со вчерашнего дня мы с ней на ты, мой доктор-куратор и в некотором смысле……… [57], поведала мне кое-что о себе.
С обезоруживающей откровенностью.
Обезоруженная ее откровенностью, я просматривала, сама не знаю зачем, графики, таблицы, диаграммы – в общем, результаты исследований ее, как она выразилась, естества, причем «самым прогрессивным способом».
Как бы Пастер, делающий сам себе прививку. Это она.
А для меня – пример трезвого отношения к делу. С их точки зрения. («Без предрассудков!»)
Вот и вышло [58]: я о ней знаю едва ли не все, притом что и знать не хочу, а она обо мне и того не знает, что надо ей знать по долгу службы.
Я как бы обязана.
Работа у нее такая – исследовательская.
Аля замужем, любовника у нее нет, был три года назад санаторный с кем-то роман, все тогда и закончилось, а мужа она «любит и уважает», называет «хорошим» и «с тараканами в голове» и к сексу относится философски: личное не путает с интимным, последнее может и не быть личным – намек на мою ситуацию. Она меня старше лет на шесть, мы не были раньше знакомы, но я с ней на ты по ее предложению, хотя и схожусь очень плохо с людьми. На то и психолог, чтобы снять с меня что-то. Внутреннюю установку на –
«дистанцирование».
Это значит, ко всем у меня, кроме мужа, такое –
дистанцирование –
ко всем мужикам и не мужикам – ко всему, включая «самое прогрессивное».
Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.
«А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право».
И:
«Как я».
И – датчики на голове.
А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.
19 сентября
Завтра меня выпустят.
Доктор Аля рассказывала мне про своего «хорошего» – с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила – я слушала.
Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.
– Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.
Я улыбалась.
Он удалился довольный.
20 сентября
Провожали с цветами – после обеда. Володька приехал за мной на машине. Только что возвратился из Крыма. Загорелый. Красивый. Много купался.
– А еще? Еще что делал?
На Брежнева смотрел.
– А еще?
На Вилли Брандта.
Брежнев… Брандт… Солнечные ванны…
– Ну, ведь не за этим же ездил? Не только за этим?
– Я много работал… в основном над теорией…
– А не в основном?
– Гм, – он задумался.
– И с кем?
– То есть как?
– С кем ты работал, спрашиваю. Не в основном.
Он – мрачно:
– С ребятами.
Мне вдруг так стало обидно (мы уже домой приехали), так стало обидно за этот юлеж его, за то, что по капле выдавливаю, и за себя саму, дуру, на десять [59] дней запертую ни за что ни про что, – а он еще возьми и спроси:
– А ты?
В смысле: «С кем ты работала?»
Юмор такой.
Тут я и психанула. Да еще как.
Самой смешно сейчас вспоминать, что выкрикивала.
Про пояс верности. Взял бы да и надел!
Словом, отдохнула в стационаре, восстановила нервную систему.
Он испугался – про пояс верности. Действительно, при чем же тут пояс верности, спрашивается. Так и спросил – и вполне трезво. А ни при чем. И не обо мне речь. Просто очень уж это досадно: я даже в мыслях себе ни одного романа на стороне позволить не могу, ни-ни пофлиртовать с кем-нибудь… Даже в мыслях! Вот какая самодисциплина!.. Словно стержень внутри!.. Зачем? Почему? «С кем ты работала?» – С Автоматом! Вот с кем! А ты-то, ты-то с кем?