Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 61

«Ну помоги же мне, Энсенте Халия, — взмолился он, стиснув зубы. — Тебе ведь было бы всё равно».

Откуда-то из глубины памяти вдруг всплыло воспоминание о сказке, которую он любил в детстве: морской юноша с рыбьим хвостом пожелал жить среди людей и для этого попросил волшебницу дать ему ноги вместо хвоста. Та выполнила его желание, однако сказала, что каждый шаг отныне будет даваться ему такой болью, как будто он идёт по осколкам и острым камням.

Было, правда, две разных версии этой сказки; в первой юноша совершил этот поступок потому, что хотел быть ближе к принцессе, в которую влюбился, когда она приходила на берег купаться с подругами.

«— Почему мне должно быть больно? — спросил он у волшебницы.

— Потому что истинное счастье даётся ценой больших страданий, и ты будешь ценить его больше после того, как прошёл долгий и трудный путь».

А во второй версии сказки никакой принцессы не было; юноша пришёл к волшебнице и сказал, что хочет узнать мир и понять, что такое жизнь.

«— Почему мне так больно? — спросил он, когда та превратила его в человека, и он сделал свой первый шаг.

— Потому что я выполнила твоё желание, — ответила та».

Маленький Хайнэ очень любил первый вариант сказки и ненавидел, а к тому же совершенно не понимал второй.

«Принцесса в сказке поначалу отвергла юношу, узнав о том, кем он был раньше: недоброжелатели нашептали ей, что он на самом деле оборотень, морское чудище. Но потом, когда она узнала о его страданиях, то полюбила его за боль, которую он претерпел ради неё. И юноша, который не мог простить волшебницу за то, что она поступила с ним так жестоко, понял, что она была совершенно права…» — подумал Хайнэ.

Примерно на полпути его нагнал господин Астанико и, предупредительно обхватив за пояс, помог идти дальше.

Хайнэ испытал такое невыразимое облегчение, что готов был отныне любить его до конца жизни.

«Какое всё-таки жалкое создание — человек, — подумал он, поймав себя на этом. — Физическая боль заставляет его позабыть обо всём, меняет все чувства. Тело куда важнее души».

— О, я был уверен, что вы всё-таки придёте, Хайнэ, — заявил Главный Астролог с довольной улыбкой. — Я очень рад. Как ваше настроение?

— Было бы совершенно прекрасным, если бы не проклятые увечные ноги, — усмехнулся Хайнэ, точнее, всё ещё Энсенте Халия, который с лёгкостью мог потешаться над собственной болезнью.

— Так почему же вы не попросили себе носилки? — озадачился Астанико. — Давайте я…

— Нет-нет, — махнул рукой Хайнэ. — Не нужно. Можете считать меня чудаком, но в чём-то эти адские прогулки, подобные ходьбе по осколкам или раскалённым камням, мне даже нравятся. В это время меня часто посещают интересные философские размышления.

— В самом деле? — Астанико приподнял брови. — Надеюсь, в следующий раз вы не преминёте поделиться ими со мной. Люблю побеседовать об отвлечённых материях.

Так, разговаривая, они поднялись к главному павильону и вошли внутрь.

Хайнэ, продолжавший вдохновенно исполнять роль Энсенте Халии, внезапно обнаружил себя в центре небольшой толпы. Он шутил, смеялся, рассказывал что-то, сам не всегда понимая собственные слова, и, странное дело, окружившие его люди смеялись тоже, и во взглядах их не было жалости или пренебрежения к убогому калеке.

Он был такой же, как они, и он был интересен им.

«Поразительно! — подумал Хайнэ в какой-то момент, вынырнув на мгновение из своей роли, как из воды, и сердце у него быстро заколотилось от удивления и радости. — Я могу быть таким! Если бы Марик увидела меня сейчас… Где же она?»

В этот момент двери снова распахнулись, и Хайнэ повернулся к ним, страстно желая, чтобы это была Марик.

Но вошла не она.

Высокий красивый юноша в роскошной одежде прошёл по залу, сложив руки на груди, и глядя на собравшихся с заинтересованным и в то же время несколько надменным видом. На губах его играла лёгкая улыбка, показавшаяся Хайнэ самодовольной, и весь вид говорил о сознании собственного превосходства и упоении им.

Судя по шёпоту, раздавшемуся среди гостей, юноша был незнаком большинству из них, однако он тут же начал вести себя по-свойски — разговаривать с дамами, шутить, всячески привлекать к себе внимание.

Точнее, он не старался делать этого специально, но все взгляды как по какому-то наитию устремились к нему — брызжущему своей роскошью, красотой и энергией, как фонтан с волшебной разноцветной водой.

Не прошло и десяти минут, как люди, окружавшие Хайнэ, перетекли в другой конец зала, поближе к импозантному красавцу, и они с Главным Астрологом остались одни.

Хайнэ растерянно смотрел на лицо гостя, так легко, играючи отнявшего у него те жалкие крохи чужого интереса, которые достались ему впервые с тех пор, как он семь лет назад покинул Аста Энур калекой.

Внешность незнакомца казалась ему странно знакомой — белоснежно-матовая, как лунный свет, кожа, жгучие, большие, чуть раскосые чёрно-синие глаза, такого же цвета волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам…

Где он видел его?

— Сорэ Санья, — шепнул Астанико, проследив направление его взгляда. — Я так понимаю, это какой-то ваш дальний родственник, Хайнэ? В каком вы родстве?

И тут Хайнэ понял, где видел незнакомца раньше.

В зеркале.

В зеркале, потому что они были заметно похожи внешне.

Его охватила странное чувство: он как будто видел перед собой самого себя, такого, каким мечтал быть и каким мог бы стать, если бы не болезнь. Какая насмешка судьбы…

— Не знаю. В первый раз о нём слышу, — мрачно ответил Хайнэ на вопрос Астанико.

А тот, тем временем, улучил момент, когда новоявленный герой приёма проходил мимо, и подозвал его к себе.

— Господин Сорэ, — он улыбнулся какой-то неподражаемой улыбкой, и льстивой, и неприязненной одновременно. — Готов поспорить, вы не ожидали встретить здесь родственника?

Господин Сорэ Санья посмотрел на Хайнэ, снова согнувшегося в три погибели и превратившегося в неприметного калеку, с высоты своего роста и величия.

— Я знал, что у нас в столице есть какие-то дальние родственники, — с неохотой ответил он. — Однако, надо признаться, всегда ленился на занятиях по истории нашей семьи и не особенно внимательно изучал генеалогическое древо. По крайней мере, побочные ветви. Ох, и порола же меня наставница! — добавил он, смеясь. — И сёстры тоже пороли, но на самом деле у нас прекрасные отношения. Ладно, Хайнэ так Хайнэ… Постараюсь запомнить, хотя сомневаюсь, что мне это удастся. Память на малозначительные вещи у меня никудышная.

Сказав эти слова, Сорэ удалился, более не питая к новоявленному родственнику ни малейшего интереса.

«Ублюдок, — подумал Хайнэ, которого высокомерный взгляд и обидные слова обожгли, точно пощёчина. — Занятия по истории семьи, побочные ветви генеалогического древа… Самодовольный, расфуфыренный павлин. Чтоб ты наступил на подол своего роскошного одеяния и свалился кому-нибудь под ноги!»

Однако несмотря на всё это, им владело странное чувство обречённости и какой-то роковой справедливости. Да, это было справедливо, что пришёл человек, который от рождения обладал тем, что Хайнэ пытался из себя изобразить — самоуверенностью, дерзостью, умением привлекать внимание — и все люди тотчас отвернулись от него и повернулись к истинному обладателю этих качеств.

«А если и Марик поступит точно так же?» — вдруг запоздало предположил он самое страшное.

Подумать только, он ведь сам когда-то сказал Ните: «Ей следует поискать какого-нибудь другого Санью, который может иметь детей».

И вот он здесь, этот Санья.

Вполне подходящая для неё партия.

В этот момент широкие двери снова распахнулись, и появившиеся на пороге распорядительницы ритуала пригласили гостей следовать за ними.

Гости вереницей потянулись в главный зал.

Хайнэ шёл по коридору, опираясь на руку Главного Астролога, как во сне.

В этот раз он мало смотрел на красоты дворца, однако когда очередные двери распахнулись, он не мог не вздрогнуть. Сияние сусального золота и драгоценных камней, которыми были осыпаны колонны, ослепило хуже, чем блеск полуденного солнца в чистом небе; разноцветные стёкла витражей, которыми были выложены стены, яро переливались в свете многочисленных фонарей.