Кровь и туман (СИ) - "nastiel". Страница 124

Я скучаю по существованию в подсобном помещении маленькой заправки и беспокойству только о брате и мужчине, приютившем нас.

Я – не мой отец, и понятия не имею, как быть рассудительной, мудрой, спокойной, расчётливой и понимающей.

Я понятия не имею, как быть альфой.

– Точно такой же договор взаимного сотрудничества мы подписывали с Амадеусом, – говорит Дмитрий.

Сижу у него в кабинете всего около десяти минут, а тянутся они будто бы целую вечность. В руках у меня кипа бумаг, которые я бездумно перелистываю, а как доходится до чтения, так все слова превращаются в белиберду, и приходится пробегаться по строчкам снова и снова, пока смысл не станет ясен.

Дмитрий видит, как трудно мне это даётся, и дело тут не в моей излишней открытости, которой вовсе нет, а в том, что он хорошо подмечает детали. Одна из полезных привычек того, кто должен быть руководителем. Нужно запомнить.

– Только этот экземпляр чистый и содержит твои инициалы. Подпишешь – и отношения стражей и вашей стаи снова приобретут положительный оттенок.

Я киваю, не отрывая взгляд от напечатанного. Много непонятных фраз. Они могут нести за собой как хорошее для нас, так и неприятности.

– Мы добавили пункт об обнулении всех предшествующих событий, так или иначе способных повлиять на наши будущие взаимоотношения, – Дмитрий расслабленно откидывается на спинку своего кожаного кресла. – Никаких последствий, никаких возражений.

– То есть, вы так просто простите нам все беспорядки? – уточняю я.

– Почему, собственно, нет?

С трудом верится в подобное проявление абсолютного бескорыстия. Мне нужны подтверждения, но на изучение многочисленных страниц уйдут часы. А Дмитрий… он явно не воспринимает меня всерьёз и наверняка смеяться будет, если я буду спрашивать у него за каждое вызывающее вопросы слово.

– Всё должно быть правильно, – говорю я. Остаётся одно – вывернуть ситуацию наизнанку. – Приглашайте своих переговорщиков, я позову своих. Подписывать документы такой важности без прочтения? Кто я, по-вашему?

Дмитрия мои слова удивляют. Настолько, что он позволяет себе прищурено глядеть на то, как я отодвигаю от себя кипу бумаг.

– Тебя ведь должны были пригласить в штаб, – вдруг произносит он то, что ставит меня, и без того находящуюся на взводе, в тупик. – Твоя бабушка была полукровкой и числилась в штабе защитником. Твой отец, Амадеус, от своего места отказался в пользу стаи, но его сестра Рива, твоя тётя, воспользовалась своим правом и служила миротворцем до тех пор, пока не вышла замуж за ведьмака и не покинула человеческий мир. – Дмитрий наклоняется к столу. Чуть поворачивает рамку для фотографии. Я уже успела заметить, что там запечатлена его драгоценная семья. – Ты на вид, может, на год старше Славы. За тобой приходили? Хотя, даже если и да, ты этого наверняка не помнишь… Процесс активизации начинается с шестнадцати лет. Давно ты в Дуброве?

– Не очень.

– В таком случае, тебя должны были оповестить через ответственных в Ликаонии или вашей стае лиц, например, советника, и…

– Сейчас мне восемнадцать, – перебиваю я. Плевать на рамки приличия, Дмитрий первым зашёл туда, где не место его длинному носу. – А когда только шестнадцать исполнилось, папа умер. Не стало больше ни ответственных лиц, никого. Возможно, кто-то и пытался с нами связаться, но все сообщения уходили, знаете, в никуда.

– Я тебя понял, – говорит Дмитрий после секундной паузы. – Извини, если коснулся больной темы. Просто стало интересно… Ты была бы отличным стражем, как мне кажется.

– Сейчас в моих планах только одно – стать отличной альфой для своей стаи.

– Это похвально.

Дмитрий встаёт, отодвигая кресло назад. Достаёт из кармана мятого пиджака какое-то устройство. Я напрягаюсь, но когда Дмитрий подносит его к лицу, понимаю, что это не оружие, и перестаю так крепко впиваться пальцами в подлокотники стула.

– Слушаю, – голос из динамика доносится чистый, женский.

– Лена, бери Полину, приходите ко мне где-то через час. Нужно будет пройтись по договору сотрудничества и, в случае чего, составить протокол разногласия.

– Хорошо, – ответ поступает таким же коротким, каким было приветствие.

Мне нужно этому поучиться: подчинять других так, чтобы не возникало ни вопросов, ни сомнений в моей компетенции. А то все это косые взгляды, особенно со стороны Магдалены и её приспешников – тех самых, из-за которых война и случилась… Они вынуждены меня слушаться. Зов крови требует от них этого. Но я хочу, чтобы выполнение моих поручений стало их собственным желанием .

Иначе что помешает им поступить со мной так же, как они поступили с моим отцом?

– Значит, встретимся через час, – говорю я.

Тоже встаю с места. Направляюсь к выходу из кабинета.

– Я был на похоронах Амадеуса, но принести соболезнования тебе лично мне так ни разу и не представилось возможным. Поэтому, с твоего позволения, скажу сейчас: мне искренне жаль, что твой отец ушёл так рано. Он был мне хорошим товарищем, и я всегда желал ему только добра. То, что произошло с ним – лишь ещё одна веская причина, согласно которой соглашение нам жизненно необходимо.

– Спасибо за соболезнования.

Больше я ничего не говорю. Покидаю кабинет со странным осадком в душе и желанием взять Тая и с ним пойти за Магдаленой.

Сделать её моим советником была идея Боунса. Он посчитал, что это поможет сблизить нас и продемонстрировать, что мы, в общем-то, за одни цели боремся, пусть и различными методами.

Но сначала нужно отыскать брата. Знаю, что он уже не маленький, но всё никак не могу отделаться от разъедающего и доходящего до абсурда чувства ответственности.

Однажды я оставила его, и после этого он оказался в тюрьме.

Больше такого не повторится.

Утром Тай что-то говорил Боунсу о медиках, и я цепляю первого же проходящего мимо стража, чтобы выведать у него, где я могу найти их врачей. Высокий парень в синем костюме говорит о корпусе миротворцев двумя этажами ниже.

Туда я и направляюсь.

– Я не уверен, что справлюсь с ножом, – слышу знакомый писклявый голос уже когда прохожу мимо столовой и до нужной двери остаётся не больше пары шагов.

– Это не нож, во-первых, а скальпель, а во-вторых, даже опытным хирургам не просто…

– Я крови боюсь, – второй голос перебивается знакомым.

– Ты же оборотень!

– Что за стереотип? Ты хоть раз видел, чтобы я мясо сырое ел или задницу себе грыз? – Молчание. – Ну вот! Так что не надо мне тут!

– Прости, – второй голос едва сдерживает смех. – Я не думал, что это так сильно тебя заденет.

– Не думал он… ну, я не удивлён, ты ведь не хранитель.

– Эй!

– Что, тоже обидно?

Захожу без стука. Вижу Тая, нескольких стражей в красно-жёлтом, занимающихся своими делами, и одного из приближённых к Дмитрию детей, чьё лицо за всё время мне уже успело приестся. Кажется, его зовут Даня.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает Тай, сразу ощетиниваясь.

– За тобой пришла.

– Ты помнишь, что я до сих пор с тобой не разговариваю? – Раньше, чем я вступаю в спор, он добавляет: – Сейчас – не считается.

– Тай, у меня нет времени играть в твои игры.

– Тогда уходи. Где выход – знаешь.

Прикладываю кулак к губам, чтобы скрыть короткий рык. Тай ведёт себя со мной как пятилетка с того самого момента, как вместо него в сражение с Антоном вступила я. Для него это был как удар ножом со спины: предательство в чистом виде.

Не понимает, глупый, что я спасла его! И от ответственности перед почти что сотней оборотней, привыкших за последнее время к самоуправству, и перед кровью мученика, запах которой мне до сих пор так и не удалось стереть с кожи.

Я убивала и раньше, но Антон, пожертвовавший собой ради безопасности близких, это не воры, обманщики и преступники, калечить которых я привыкла.

Когда он умер, умерла и часть меня. Что-то невинное, что-то чистое. Может, та крошечная часть, которая была во мне от человека.