Кровь и туман (СИ) - "nastiel". Страница 82

– А мне бы кофе, – сдаюсь я. – И что-нибудь из десертов.

– Есть яблочный штрудель, рогалик с маком и шоколадное овсяное печенье, – отчеканивает официантка, не сводя с меня пристального взгляда.

– Давайте рогалик.

– Не советую, он на витрине уже вторую неделю лежит.

– Тогда штрудель?

– У нас плохо работает духовка, штрудель будет холодным.

– Печенье?

– Отличный выбор. Скоро принесу.

Официантка уходит к раздаче, успевая по дороге перехватить ещё пару заказов от таких же неспящих полуночников, как мы. Я съезжаю по скрипучему кожаному сиденью.

– Прекрасное кафе, – иронично подмечаю я.

Эдзе кивает, не отрываясь от поедания бургера.

– Так, а вы, значит, о чём-то хотели поговорить, верно? – говорит он, прикрывая рот.

– Не догадываетесь, о чём? – уточняю я.

Эдзе на секунду замирает, так и не облизав большой палец от следов кетчупа.

– Вероятно, это не модные советы, и, на что я очень надеюсь, не вопрос о ваших взрослеющих молодых организмах. У меня слишком много детей для того, кто может дать хороший совет по поводу контрацепции.

Я накрываю лицо ладонями. Как никогда раньше, идея попросить помощи у Эдзе кажется мне глупейшим поступком.

– Мы хотели узнать у вас, что вы знаете о гнори и перитонах, – говорит Бен, приходя мне на помощь.

Когда я снова гляжу на Эдзе, то вижу, что он умудрился запачкать манжет в горчице.

– Не то, чтобы кроме вас у нас нет никакого иного источника информации, но…

– Но все мы знаем, что из ныне существующих и из тех, кто вас, стражей, не ненавидит всеми фибрами своей души, именно я – кладезь мудрости, – заканчивает за меня Эдзе.

К счастью, официантка приносит мой кофе. Я сразу хватаюсь за кружку, которая оказывается нереально горячей, и, несмотря на дискомфорт, делаю несколько глотков залпом. Горло и язык горят, но зато я отвлекаюсь от мысли плюнуть на всё и вернуться в штаб.

Тем временем, Бену принесли его бургер, выглядящий, как мне кажется, даже ещё хуже, чем тот, что на тарелке у Эдзе. Поэтому пока Бен увлекается едой, а Лиза, как единственная из нас, кто совсем не заинтересован в беседе, сидит молча и складывает из салфеток и зубочисток какие-то непонятные фигуры, я снова остаюсь единственной, кто может вести переговоры.

Чёрт. Нужно было прихватить с собой кого-нибудь из миротворцев.

Я открываю рот, чтобы совершить ещё одну попытку поговорить, когда Эдзе вдруг перебивает меня:

– Гнори – колонизаторы, – Эдзе перестаёт жевать. С выражением удовлетворения на лице, он отодвигает от себя остатки еды и берётся за стакан с газировкой. – Им всё равно, в какой мир они попали и что за существа его населяют. Сам факт захвата территорий и их опустошение – вот единственная преследуемся ими цель.

– А перитоны? – сразу спрашиваю я, пока Эдзе не решил, что с него болтовни хватит.

– Домашние питомцы, не более того, – Эдзе зубами прикусывает трубочку, прежде чем вытянуть из неё газировку, и это кажется мне странной привычкой. – Представь, если бы вы, люди, вместо кошки держали дома, скажем, африканского буйвола.

Я задумываюсь над услышанным, пытаясь сопоставить слова Эдзе с тем, что я видела собственными глазами. Значит, эти ужасающие существа находятся в подчинении у других, не менее ужасающих.

– Что ещё вы знаете? – спрашиваю я.

– Гнори используют нечто вроде гипноза, чтобы парализовать свою жертву. Они заставляют свою цель остановиться, и даже секундной паузы хватает, чтобы в игру вошли перитоны, пикирующие на бедолагу и поражающие его своими рогами. Затем – делёжка добычи: гнори достаётся кровь, а перитонам – обескровленное тело. – Эдзе принюхивается к содержимому своего стакана. – Точнее, сердце и мозг. Они предпочитают именно эти деликатесы.

Поэтому, как говорил Влас, гнори называют собирателями душ, а перитонов – их вместилищами!

Эдзе брезгливо оглядывает сидящего напротив него Бена, хотя ещё буквально несколько мгновений назад он сам сидел и поедал бургер именно с таким же выражением на лице.

– Тебя, что, лет сто не кормили? – спрашивает Эдзе, морщась. – Не боишься заработать несварение, так набрасываясь на еду?

Бен не утруждает себя ответом, продолжая жевать. Эдзе вновь переключается на меня.

– Зачем ты таскаешь его с собой, если больше пользы принёс бы даже глухонемой калека?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – спокойно произношу я. – Лучше скажите, как нам остановить гнори и перитонов?

– Никак, – Эдзе качает головой.

– Неужели, нет способа убить их?

– Почему? Конечно, есть. Только тебе стоит определиться: ты хочешь остановить их или уничтожить? Есть разница, дорогуша.

За помощью я обращаюсь сначала к Бену, глядя на него несколько долгих секунд, затем к Лизе. Вторая реагирует быстрее:

– Насколько они вообще опасны? – спрашивает она. – В смысле, на фоне всего происходящего. Ведь ещё и война с оборотнями в самом разгаре!

– Гнори и перитоны не будут принимать ничью сторону в этом противостоянии – это я вам с уверенностью заявляю. Им есть дело только до себе подобных и до своих желудков.

– Мило, – Лиза кивает головой. – Тогда предлагаю уничтожить их.

– Я согласен, – подаёт голос Бен. – В конце концов, они-то не собираются нас жалеть.

– Убить перитона легко, – сообщает Эдзе. – Достаточно ранить его в оба сердца.

– Оба?

– Да, их у них два. Если визуально разделить их грудь на три части, то между первой и второй и между второй и третьей и будут находиться сердца.

– Ясно, – протягиваю я. Бен рядом со мной достаёт телефон и что-то быстро печатает. – А что с гнори?

– Те уязвимы лишь во время кормёжки. В любое другое время вы можете выпустить в них хоть всю обойму – пули превратятся в прах, едва только коснутся их кожи.

– А что насчёт этого? – Лиза раскрывает кулак, растопыривая пальцы. На их концах красуются когти.

– Я бы не советовал, – Эдзе совсем не восхищён силой Лизы. – Потому что эффект одинаковый и для ножей, и для пуль, и для когтей.

Эдзе говорит о гнори, и что-то меняется в тоне его голоса. Мне кажется, это не первая его с ними встреча. То, как он рассказывает о них, говорит о более близком контакте, чем можно подумать.

– Когда-то ранее вы уже имели с ними дело? – спрашиваю я осторожно.

Но Эдзе, вопреки моим ожиданиям, не воспринимает слова в штыки.

– Да, – спокойно подтверждает он. – До твоей мамы, до Огненных земель, до Христофа – задолго до всего этого я жил в мире, который целый месяц умирал на моих глазах после пришествия перитонов и гнори.

Мне бы пожалеть Эдзе, потому что эта история скрывает в себе явно больше душещипательных подробностей, возможно, изменивших его навсегда и сделавших его тем, кто он есть, но в моей голове не перестают звучать конкретная часть сказанных Эдзе слова.

– Не совсем поняла, – говорю я. – Что значит “до моей мамы”?

Глаза Эдзе округляются. Понимая, что именно он сказал, тот быстро щёлкает пальцами, подзывая официантку.

– Мне пора, – бросает Эдзе.

Достаёт из кармана плаща деньги, причём по количеству и номиналу явно больше, чем нужно. Выходит из-за стола и бегом пускается на выход.

Я – за ним.

– Эдзе, стойте! Что значит “до моей мамы”?

На улице я оказываюсь на мгновение позже ведьмака, но и этого хватает, чтобы Эдзе и след простыл. А мой вопрос так и повисает на пустынной парковке быстро гаснущим эхом.

***

По возвращению в штаб, мы расходимся по комнатам. Время – почти четыре часа утра. Парни спят, поэтому я заранее раздеваюсь до нижнего белья ещё в коридоре, а когда прохожу в комнату, не включаю свет и передвигаюсь лишь благодаря тусклому лунному свету, льющемуся из не зашторенного окна.

Моё место – матрас рядом со спальным мешком Артура. Я внезапно понимаю, как сильно устала, и всё, на что меня хватает – это рухнуть в подушку лицом. Мне хватит и секунды, чтобы задремать, но я слышу, как кто-то рядом начинает ворочаться, и готовлюсь к вопросам.