Венеция.net - Можене Тьерри. Страница 17
От кого: Alessandro Baldi
Кому: [email protected]
Тема: Святой Pox открывает свои тайны
Дорогой профессор,
Мы были на верном пути! Несколько часов назад я наконец-то узнал с помощью моего инфракрасного излучателя, что именно обнаружили Пол Дармингтон, Марко Дзампьеро и Эдит Девиль в картине Тинторетто, стоившее им жизни: речь идет о тексте, написанном, без сомнения, золотой нитью и расположенном под красочным слоем «Святого Роха во Славе». Поначалу я поклялся держать вас подальше от всего этого: слишком много людей, благодаря рентгенографии прочитавших эти записи, поплатились жизнью. Однако без вашей помощи я, к сожалению, не в силах понять смысл того, что обнаружил сегодня в музее, а если мне в ближайшее время не удастся пролить на это свет, держу пари, что и других людей ждет та же участь.
Итак, вы опять мне очень нужны. Должен сказать, что я располагаю весьма скудным материалом, поскольку в тот самый момент, когда я просвечивал «Святого Роха во Славе» в Зале Альберго, я услышал на лестнице шаги музейного смотрителя; он закрыл двери Скуолы и предложил мне свою помощь. Желая во что бы то ни стало сохранить в секрете мое открытие, я успел-таки спрятать прибор и записную книжку с кое-какими записями, которые смог нацарапать. Однако текст, который мне удалось разобрать, весьма туманен: в нем упоминается 1203 год и часть сокровища, которую нужно сберечь, но я не понимаю, что именно имеется в виду. В спешке я записал такие слова: «Никопея», «святой Георгий», «святой Иоанн Креститель» — и еще в документе речь идет о произведении Лисиппа. В последнем абзаце, который я не успел прочесть до конца, говорится, как мне показалось, о том, где именно в Венеции находится эта знаменитая часть сокровища. Буду вам весьма признателен, если вы проясните мне то, что мной уже расшифровано, а я в ближайшее время вернусь в музей и прочитаю то, что осталось.
До скорого письма,
А. Б.
От кого: William Jeffers
Кому: [email protected]
Тема: На пути к сокровищу ордена
Дорогой инспектор,
Год 1203-й, напоминаю вам, — это год Четвертого крестового похода. Слова, которые вы успели записать, красноречиво говорят о том, что в странном документе имеется ссылка как раз на этот прославленный эпизод истории Венецианской республики. Действительно, в слове «Никопея», весьма вероятно, содержится намек на икону, привезенную из Константинополя вместе с мощами святого Георгия и святого Иоанна Крестителя. Что касается произведения Лисиппа, одного из скульпторов на службе у Александра Великого, то нет никаких сомнений, что имеется в виду бронзовая квадрига, захваченная у византийцев в начале XIII века.
Однако, как вы утверждаете, в документе написано, что еще более ценные вещи были привезены венецианцами из похода. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но я пока повременю их высказывать. Хочу еще раз углубиться в исторические хроники и найти подтверждение моим догадкам. Если я окажусь прав, то открытие, которое вы сделали, будет с исторической точки зрения одним из величайших открытий последнего времени. Однако нельзя терять ни минуты. Постарайтесь еще раз побывать в Скуоле Сан-Рокко и прочитать таинственный документ до конца, а я продолжу свои поиски.
До скорого письма,
У. Дж.
16
Июль 1575 года.
В первые дни эпидемии никто в Венеции не отваживался назвать болезнь, поразившую город. Сами врачи и те твердили о лихорадке, боясь даже больше названия недуга, чем его симптомов. Если несчастный умирал в каких-то странных конвульсиях, значит, он стал жертвой лихорадки, а эта бедная женщина бредит и тает на глазах — тоже из-за лихорадки, и эти дети вчера еще были полны сил, а сегодня их мучит судорога и сердцебиение — виной тому тоже проклятая лихорадка. Однако когда болезнь, вначале отмеченная в Каннареджо, распространилась на все районы города и стала с одинаковой силой свирепствовать в Санта-Кроче, Сан-Поло и Сан-Марко, Большой совет постановил создать судебный орган с целью разобраться, что же происходит на самом деле. Комиссия в составе трех врачей и двух уполномоченных не замедлила вынести неоспоримый вердикт. И лихорадка сразу получила название, повергшее население в ужас: чума.
Как только все прояснилось, власти Венеции начали строить на окраинах города лазареты, куда незамедлительно поместили первых заболевших и их близких родственников из страха возможного заражения. Когда лазареты уже не могли вместить всех больных, Большой совет приказал запирать людей целыми семьями в их домах, борясь таким образом с распространением заразы.
За несколько недель чума, передающаяся при обычном контакте, повергла горожан в панику. Мужчины перестали носить плащи, поскольку полы этой легкой одежды могли коснуться человека или стены, зараженных болезнью. На узких улочках, площадях и длинных каналах горожане сторонились друг друга, разговаривали на расстоянии; матери остерегались общаться со своими детьми, мужья боялись подойти к женам и избегали собственных родителей. Каждый, кто хотел уцелеть, должен был обладать зоркостью и недоверчивостью врача. Очень скоро перестало хватать солдат, посланных Большим советом на очистку города от трупов. Постепенно трупы стали скапливаться на площадях, вдоль набережных, возле дворцов и даже плавать в каналах — не хватало рук, чтобы захоранивать их в общих могилах.
Мало-помалу эпидемия, начавшаяся с беднейших слоев, поползла вверх по социальной лестнице и добралась даже до Дворца дожей, истребив большинство членов Большого совета и сената. Собрания были прекращены до нового распоряжения, а государственные дела отложены на неопределенное будущее.
Члены братства святого Роха не могли оставаться безучастными к происходящему. Святой Рох, покровитель Скуолы, однажды уже избавил людей от чумы. Теперь вновь настал момент, когда нужно проявлять человеколюбие и помогать нуждающимся. Собравшись в Верхнем зале, члены братства приняли неотложные решения. Чтобы снискать милость Божью, будут служить мессы; похороны умерших в общих могилах станут сопровождаться духовными песнопениями и погребальными церемониями. Мастеру Якопо Робусти будет заказано громадное полотно, напоминающее об испытании рода людского чумой и об искуплении грехов человеческих; картина украсит потолок дворца. Но главное — надо позаботиться о страждущих. Огромные суммы будут выделены на строительство новых лазаретов на островах лагуны. Нашлись и такие, кто предложил принимать больных прямо в залах Скуолы.
— Да это чистое безумие! Бедным нужно помочь, но не ценой же собственной жизни! — возмущались одни члены братства.
— Святой Рох, не колеблясь, подвергал себя опасности, чтобы спасти ближнего! Именно поэтому он причислен к лику святых, именно поэтому он сидит теперь одесную Господа! — возражали другие.
Очень скоро разговор пошел на повышенных тонах, члены братства решительно противостояли друг другу. Образовались группировки. Одни хотели довести заповедь милосердия до самопожертвования, другие, страшась недуга, предпочитали, чтобы больные находились подальше от стен дворца.
— Успокойтесь, я готов всех вас примирить: мы можем проявлять милосердие, не рискуя заразиться.
Этот голос перекрыл все другие. Воцарилось глубокое молчание. Взгляды устремились на говорившего — молодого человека, уже несколько лет состоявшего членом братства. Как можно быть уверенным, что не заразишься? Да он помешался! Разве он не знает, что такое чума? Все хотели услышать объяснения. Молодой человек указал своим присутствующим на костюм, который держал в руках.