Песня цветов аконита - Дильдина Светлана. Страница 2
Йири оглядел свою одежду, вздохнул. Запашная рубашка с дядиного плеча — перешита, но все равно велика. Штаны тоже большие и от времени выцвели. В деревне нет богачей — кроме того, что живет за озером.
Вчера Йири видел там девочку. Она каталась на лодке. Одежда девочки просто светилась. А как она звонко смеялась! Интересно, она красивая? Наверное, это дочь того богача. Тогда ее зовут Лин. Имя, как золотой колокольчик. Получится ли снова ее увидеть?
Йири вновь оглянулся и побежал по тропинке, боясь, что вслед раздастся жалобный теткин голос. В кленовой роще остановился, перевел дыхание. Кажется, получилось. Он заслужил отдых. Мальчик направился к озеру. Цвел жасмин и фиолетовый бычий глаз. Стрекотали сороки.
…Йири издалека услышал смех-колокольчик. Метнулся прямо в заросли, и вовремя. Мимо пронесли паланкин. Занавеска была отдернута, и мелькнуло милое личико. Лин возвращалась домой. У нее были темно-голубые глаза и круглый подбородок. Йири она не заметила. Мальчик сел на тропу, глядя вслед паланкину, оперся рукой о щеку. Он улыбался.
Год 330
Зима выдалась на редкость холодной. Почти три недели лежал снег. Неглубокий, не такой, как в горах, — но стыла под снегом трава, и неопавшие листья дрожали под ударами ветра. Озеро не замерзло — солнце все так же играло неровной рябью, все так же отражались в воде стволы молчаливых деревьев, только рыба бродила у дна — и плыли по зеркальной поверхности мертвые листья.
В деревне умерло трое. Семью Йири смерть обошла, а маленький холм — к нему мальчик ходил теперь редко — украшала россыпь птичьих следов. У птиц была своя письменность — яна…
Лин болела. Йири молился за нее, как умел. Просил за нее у холодного мокрого ветра, у колкого снега, у редкого бледного солнца… Даже у трав, которые лежали под снегом, просил он силы для Лин. А ведь не перекинулся с ней ни словечком. Просто любил смотреть на нее — как на радугу, на лепестки бледно-розового цветка вишни. Дядя ворчал на мальчишку — а тот не мог понять, что в этом дурного. Разве нельзя улыбаться, зная, что Лин живет на земле?
Впрочем, и дядя, постаревший, хромавший сильней при переменах погоды, жалел заболевшую девочку.
— Девчонка-то добрая. Слуги от нее слова плохого не слышат. Жаль, если умрет.
При этих словах Йири испуганно вскидывал голову — и выскакивал из дому. Прижавшись к стволу, шептал, как заклятье, отчаянную просьбу о той, что только раз улыбнулась ему, даже не зная по имени.
…Когда темнело, часто выл ветер и было жутко даже возле огня. Казалось, за окнами бродит существо с ледяными руками в серо-белых лохмотьях. Сестренки жались к Йири — мать постоянно вздыхала, поминая зиму недобрым словом и предсказывая всем скорый конец. Йири, не отрываясь от домашней работы, рассказывал им сказки, которые слышал летом от старого полуслепого корзинщика — этой зимой старик окончил свои земные труды.
В этих сказках жили прозрачные феи, напоминавшие голубые и сине-зеленые струи ручьев. Были говорящие птицы — длинноносые оборотни, которые шутки ради могут завести человека в самую глушь, и вредные ишильке, чьи проделки вызывают смех. А еще ииширо — духи, принимающие обличья прекрасных детей, юношей или девушек — и выпивающие кровь и душу тех, кто им поверит. Сестренки дрожали от страха и любопытства, закрывали глаза ладошками — но поднимали гвалт, стоило Йири умолкнуть.
Тетка ругала племянника за такие рассказы — но, забываясь, слушала и сама.
— И складно же у тебя выходит! — поражалась она, подпирая ладонью щеку. — Выучить бы тебя да отправить в столицу — поди, должность бы получил! И нам польза на старости лет…
Дядя расправлял старую зимнюю одежду, хмуро смотрел на огонь.
— Не забивай мальчишке голову! Я с ногой этой проклятой еле хожу, а сын когда еще подрастет.
— Да не хочу я в столицу, — смеялся Йири. — Там, верно, и по улице-то не пройдешь, столько народу. А тут — вы. И лес…
А потом мороз отступил. Весна была не за горами — и деревья, и птицы ощущали ее приближение. Молитвы Йири не прошли даром. Лин выздоровела.
…Он собрал под кривыми корнями бледно-желтые первоцветы. Оставил их у мостика, на котором любила постоять Лин.
Месяц Рыси вступал в свои права, прогоняя месяц Чирка. Созвездие с именем кошки с кисточками на ушах царапало небесный свод — и с него падали звезды.
— Ты еще мальчик, — грустно сказала тетка, — но тебе придется стать взрослым. Твой дядя решил — осенью пойдешь с караваном. Будешь помогать с лошадьми — ты ведь ладишь с ними. Кузнец договорился насчет тебя. Сделал доброе дело…
— Я вас не оставлю, — откликнулся Йири. — Дядя болен, брат мал. А девочки… что они могут?
— Нам нужны деньги, малыш, — возразила она. — В деревне как-нибудь проживем — осенью легче. К нам переберется племянник мужа моей тетки. Будет пока вместо тебя. А ты поучишься новому ремеслу. Может, потом устроишься лучше нас…
Йири молчал. Он любил эти места и никогда и в мыслях не держал путешествовать — особенно в такую даль. Он знал, что в других местах — то же самое. Те же заботы — свои у богатых и бедных. А здесь была могила родителей, здесь жили его сестренки и Лин. Здесь цвел жасмин, плыли по озеру смешные хохлатые утки, и горбатый мостик нависал над ручьем…
…Тетка не знала, что он слышал их разговор. Йири сидел на пороге, вырезая фигурку из дерева, и услышал, как тетка в очередной раз принялась причитать — трудная жизнь, бедность. Потом вдруг уловил свое имя.
— Жаль его, — сказала она. — Весь дом на нем. И хоть бы слово поперек.
— Хороший мальчишка, — голос дяди был хриплым. Он все кашлял с зимы, даже сильнее, чем раньше.
— Вот ведь, боялись, что будет обузой, а он вон как… И девочки к нему льнут. Жаль отсылать. Тяжело ему там будет. Сам знаешь, как мальчишек-то в дороге гоняют. А ему всего лет-то…
— Справится, — хмуро сказал дядя. — Не младенец. Разве тут ему легче? Кто в бедности родился, тому и счастья не видать. Да еще и девчонка эта…
Йири весь превратился в слух.
— Дочка нашего богача…
— Ну и что? — спросила тетка.
— Слишком уж часто я видел его у озера. А еще он повадился торчать на дороге, поджидая свою ненаглядную. Зимой-то, когда она болела, ведь извелся весь. А вырастет? Так и будет сохнуть по ней всю жизнь? Ей-то, поди, жениха уже сейчас подбирают. Отец кому попало девчонку не отдаст, найдет побогаче да познатнее. Может, и в город увезут. Не в столицу, конечно, — там такими, как он, пыль подметают, и все же не стоит нашему племяннику мечтать о ней.
«Зачем вы так!» — чуть было не крикнул Йири. «Я знаю, что я ей не пара, ну и что? Она меня даже не знает!» Но промолчал, сдержался.
А тетка снова заговорила. В голосе звучала обида.
— Беднякам никогда не везет. А мальчишка-то хорош. Прямо цветок ириса. В мать…
— Ну и где она, твоя сестрица-красавица? Семь лет как в могиле. Может, это для нее и лучше. А Йири осенью отсюда уйдет. И нечего так на меня смотреть, будто я выгоняю сироту. О себе ты заботишься, а не о нем. А он выдержит. Может, и найдет где свое счастье…
Тетка что-то пробурчала в ответ, но Йири не расслышал. Отскочил от двери, сел на землю и обхватил колени руками. Зачем они так о Лин… Она ведь еще ребенок — какие женихи? А когда вырастет… Да пусть бы хоть десять раз ее выдали замуж, лишь бы не увозили. Она — как фея этих лесов, ее нельзя забирать!
Внезапно он испугался, что Лин уже не живет на озере. Он вскочил и, не разбирая дороги, помчался к горбатому мостику.
У озера пусто было, только стрекозы вились над водой. Мальчик вцепился в перила и бросил отчаянный взгляд на высокую ограду. Как узнать, там ли она? Перелезешь — сочтут за вора. Нельзя!
Йири ждал долго. Так и не дождавшись, не углядев никого из слуг — расспросить, побрел домой. Встретили его не слишком-то ласково; впрочем, тетка скоро смягчилась.
— Вот подарочек оставила родная сестра! И как тебя маленького длинноносый оборотень не унес!