Месть Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 154
- Антал милосердный, он был и умер великим воином. Сотри же грани вражды в своих чертогах, и возвысь его согласно его отваге и мудрости!..
"Исход четвертого дня боя ознаменовался потерей великого полководца и советника царя Кассиопеии, прославленного воина Домиция Лентула. Он пал от рук жестокой и презренной воительницы Атланты Латимы Беспощадной, о жестокости которой слагали легенды даже в империи атланских амазонок.
Очевидцы утверждали, что безумная полководица перед смертью назвала его героем и восхитилась его отвагой − но это, скорее всего, были слухи. Как и то, что жестокая королева Непримиримая опустила его веки и прочла молитву, умоляя своего бога направить его посмертный путь.
Царь Кассий был убит горем. Утверждали, что он плакал над его могилой во время погребения. Как и то, что он поклялся превратить жизнь королевы Атлантов в ад, но лишить ее права смерти во имя возмездия... "
Из летописи.
Глава 14
Яркое оранжевое пламя неистово рвалось в черное ночное небо. Непокорное, неспокойное, наделенное властью испепелять дотла в своем ярком безумии, но лишенное одного − свободы оторваться от земли и взмыть туда, вверх, к холодным звездам, словно повлиять на их цинично-равнодушное безмолвие, озарить алыми всполохами эту непоколебимую завесу тьмы, передать хоть искру праведного возмущения... Не дано им было права испить глоток этой беспечной свободы. Оттого так яростно лобызали языки огня деревянные подмостки погребального костра в разрушающем поцелуе, испепеляя своими смертельными объятиями тело самого великого и достойного воина империи.
Треск огня, заунывный бит барабанов, провожающих его в чертоги Эдера, и на контрасте с этим − пугающее, угнетающее молчание воинов, собравшихся отдать великому полководцу дань уважения перед его последним походом в эти безмолвные небеса. Наверное, именно сегодня каждый из них осознал весь ужас разразившейся войны в полном объеме.
Сноп алых искр − ярких, завораживающе-красивых, взметнулся ввысь, жалкая попытка пламени презреть закон земного тяготения. Вопреки всему, этот искрящийся сверкающий вихрь не погас в тот же миг, стойко преодолел значительное расстояние, чтобы там, в высоте, погаснув, раствориться в небытие. Наверное, вместе с этими яркими огоньками душа Домиция Лентула устремилась в небесные чертоги, на встречу спокойной и величественной неизвестности... Своего конца.
Блики погребального костра освещали все вокруг, плескались огненной лавой в глазах правителя этой обреченной земли, но даже они не могли растопить лед его взгляда, смягчить игрой света застывшие черты лица, иссушить своим теплом слезы горя от потери лучшего друга, которые он не считал нужным скрывать.
Что он раньше знал о значении слова "потеря"? Абсолютно ничего. Даже боль от потери любимой женщины не оставила столь сильных рубцов на сердце. Пока она была жива, пока ловко плела свои кровавые сети военных тактик и интриг, которым, он сейчас это осознавал, в не малой доле поспособствовал бег его собственной крови в ее венах, он не прочувствовал их разлуку в полной мере. Особенно сейчас, когда она была так близка и далека одновременно − его рок, каменный идол, остывшее сердце, самая непростительная − и самая чудесная ошибка из всех, что он совершил в своей жизни.
Да, она пришла отнять у него все. Власть. Империю. Жизнь. Но даже после этого он не смог ее возненавидеть. В глубине души понимал − никуда не денется, ничто не потеряно окончательно, пока она здесь, на расстоянии вытянутой руки. Мятежная амазонка, вовлекшая себя в круговорот беспросветной тьмы, и до конца не осознавшая, что это сломает ее вскоре сильнее его недавнего диктата. Отрицающая его помощь − помощь человека, который это видел и подсознательно пытался оградить от последствий. Именно это стремление подарило ему крепкие крылья, позволив мыслить ясно и логично, зарядить оптимизмом армию − пусть не все в это поверили, но большинство уж точно.
Сегодня его внутренний мир оказался до основания разрушен безжалостным ударом судьбы. Умом он понимал − не время сейчас замыкаться в себе и опускать руки, в условиях непрекращающегося противостояния не на жизнь, а на смерть его разум и воля к победе быстро разрушит недопустимые оковы отчаяния и боли, воссоздав его заново, более сильного, чем прежде, решительного и беспощадного. Все это будет, и очень скоро. Но сейчас он, не мигая, вглядывался в танец неистового пламени, с печатью страдания и недоверия на волевом лице, словно надеясь, что все это было лишь кошмарным сном, и ничего не изменилось... Что по возвращению во дворец он так же, как и прежде, осушит с первым советником и великим полководцем кубок огненного эликсира, почтив этим смерть павших и торжествуя иллюзорную победу от пусть немногочисленных, но все же павших в бою атлантов. Услышит ценный совет касательно так неуместных сейчас восстаний в столице, сперва решительно откажется ему последовать, затем, поразмыслив, все же признает его правоту и сможет успокоить непокорную толпу недовольных собственной излишней дипломатией. Аккуратно, словно балансируя на лезвии меча, верный друг и молочный брат тактично намекнет, что пора бы уже осознать, что за стенами столицы разбиты шатры вовсе не соотечественников любимой женщины, а беспощадных агрессоров, жаждущих крови и мести, и что сама Элика Непримиримая получила сей титул неспроста. И он, вместо того, чтобы строго осадить советника, просто промолчит, сжав губы, уже после, ворочаясь на остывшей постели без сна, утомленный попытками воспроизвести в воображении ее гибель, останется при своем. При нелогичном, неправильном мнении − она будет жить. В цепях подле его ног или на троне рядом − пути Эдера непредсказуемы...
Все закончилось. Никогда больше никто не будет разделять с ним горечь поражений и сладость побед. Никогда больше ценный дипломатический совет не прольет свет на беспросветную тьму окружающего хаоса. Некому будет даже сдержать его внутреннего Хищника, когда Непримиримая снова окажется в его руках. Никто не защитит в бою его спину, теперь суждено остаться наедине с приспешниками, которые при неблагоприятном лично для них исходе всадят в эту самую спину нож. Домиций Лентул завершил свой земной путь.
Кассий не выглядел сломленным и подавленным в глазах своих воинов. Вовсе нет. Гордый разворот плеч. Немигающий взгляд серых глаз, решительный и непримиримый. Аура непреклонной власти и решительности, поразительной стойкости вопреки всему, окружала его практически осязаемым силовым полем. И только скупые мужские слезы, чертившие продольный рисунок на пыльных после боя скулах, выдавали всю боль его потери.
Гордые и в большинстве своем достойные воины империи не знали, каких сил ему стоило не сорваться в безутешные судорожные рыдания. Вряд ли они в полной мере могли понять, что их царь и предводитель чувствовал в этот момент. Атмосфера боли и грусти − но не отчаяния! − сгустила тьму безмолвных небес и раскалила ослепляющим светом пламя костра. Он вглядывался в этот жаркий танец, даже не вздрогнув, когда рухнули обуглившиеся опоры подмостков, а колючие искры, коснувшись его кожи и причинив мимолетную боль, угасли. Слишком поспешно. Он хотел этой боли. Сминающей, ослепляющей, неистовой, ибо лишь она была способна выжечь пусть малую часть его страданий, но и принести вместе с этим ясность разуму.
Одинок. Правитель целой империи, и, одновременно − лишенный всего. Некому было даже разделить с ним это горе в полной мере. Для большинства из его приближенных смерть несравненного полководца открывала пути возвышения в званиях и следующие за этим блага. Керра, единственная, кто могла бы быть с ним рядом, держать его за руку, передавая таким образом чувство локтя и плеча, покинула столицу. Домиций сам на этом настоял тогда. Сейчас Кассий понял двойственность намерений погибшего друга − он спасал свою любимую женщину от хаоса в столице, от грядущего разрушения крепостных стен и нашествия вражеской армии, справедливо рассудив, что дружба матриарх великой империи и недавней рабыни убережет ее от смерти и насилия гораздо вероятнее, чем отплытие в Спаркалию. По сути, то же самое произошло и с Вирсавией... И только теперь Кассию стал понятен второй его мотив − он предвидел свою смерть и не желал, чтобы Керра видела это собственными глазами. Желал лишь одного − чтобы она запомнила его иным. Сильным, благородным, добрым и любящим. И − живым.