Хранитель. Первая война (СИ) - "Алекс Лекс". Страница 7

— Ты не спишь в такой поздний час? — голос потек, как мед, приправленный ядом.

— А если бы спал… Ты что же, осмелилась бы нарушить мой покой? — Иллигеас ответил сухо, не явив ни одной эмоции. — Есть некие правила, Эллардис, которые все же стоит соблюдать. У тебя какие-то важные вести?

Ему не нужно было смотреть на нее, он и так почувствовал, как зазвенел воздух вокруг ее фигуры.

— Ну что ты, — натянутая улыбка исказила тонкое лицо. — Правила для тех, кому еще и первой сотни лет не минуло. У нас с тобой другой счет. Разве двери твои закрыты для меня?

— Я не помню, чтобы ты в них стучалась, — Иллигеас, наконец, развернулся, резко и грубо, заставив женщину вздрогнуть.

Черные агаты воззрились на него с диким блеском.

— У тебя ведь нет ученика…да и сана высшего мага, ты еще не достиг. Или тебе не мило мое присутствие в твоих покоях? — мед ее голоса сделался горьким и ядовитым.

Эллардис сложила руки на высокой груди. Звезды сверкали на легких одеяниях, перекликаясь с блеском ее глаз. Любой смертный, и даже маг, уже пал бы к ее ногам, сраженный красотой. Только Иллигеас стоял, ровно глядя на нее, как на пустую стену.

— А разве у тебя есть ученик? — спросил он в ответ.

Мысли Эллардис вспыхнули, как открытая книга. Он даже читать их не стал. За тысячу лет он уже успел изучить людей. Пусть Эллардис и маг, но суть и тело у нее остались человеческими, со всеми желаниями и слабостями.

— Завтра ярмарка в одном из городов Нимладора, — она, собрав все свое недовольство в кулак, с усилием отвела взгляд от Иллигеаса и отвернулась к балкону. — Маги ее часто посещают. Возможно, я отправлюсь туда. В наш Орден не каждого пришлого можно принять. Тьма…

— Тьма? Я думал, вы чтите ночь, — заметил Иллигеас, на что губы его собеседницы нервно дернулись. — Что же тебя заставило искать ученика так далеко?

— Это мое дело. Прости, но в это я не могу тебя посвятить, — сказала она, и следующие слова вылетели против ее воли. — Я ищу особенного ученика…

Эллардис замолчала. Резко оборвавшись, слова повисли, и маг прикусила губу до самой крови. Лицо Иллигеаса осталось каменным.

— Я желаю тебе удачных поисков, — сказал он. — Мне, в самом деле, пора спать…

— Хороших тебе снов, — Эллардис уже не лила слова медом.

Подобрав длинный подол, она исчезла. Потоки воздуха засвидетельствовали это, и Иллигеас шагнул к креслу. Легким движением, накинув плащ, он покинул Этиль Арад так, что ни одна душа не узнала об этом. Ему уже было известно, что это сделал не он один, но времени оставалось только на дело. О преследованиях он будет думать потом, а сейчас, под шепот ночи, он скрылся на дальней дороге, за много миль от гор.

Мир раскрывался его заклинаниям почти без труда и сопротивления, оттого, что Иллигеас действовал осторожно. В низших мирах был всего один слой, слишком тонкий для истинной магии. О былых заклинаниях пришлось забыть, а все имевшиеся в Этиль Араде, он выучил в первый же месяц своего обучения. Богатые библиотеки вмещали сотни тысяч фолиантов, свитков и дневников. Маги, со времен познания первичной магии, собирали их. Были книги и того периода, когда в этом мире еще жили создатели-драконы. Сохранились и тяжелые хроники подгорных народов. Только об истории людей Иллигеас не нашел ничего. В Этиль Араде магов обязывали учить обе стороны, и темную, что брала за основу магию сумерек и ночи, и светлую. Кроме этого, магистры требовали знания истории всех народов, что населяли Халдрагар, знание леса, лесных духов и языков. Последние, ученики выбирали по своему желанию. Иллигеас в совершенстве знал их все и даже магию ночи. Языки ему дались более чем легко. Пять сотен лет отводилось ученикам на обучение магии, еще две сотни, они по правилам, посвящали странствиям. Жизнь мага текла не так, как у простых смертных. Она измерялась веками, как у эльфийского народа. Не была скоротечна жизнь и у других рас, кроме людской. Люди жили слишком коротко. Один век, если только человек не являлся магом.

Иллигеас тяжело вздохнул. На людях лежала тяжелая печать. Так было всегда. Идя в маги, люди тянулись к тьме и часто коверкали знания. Многих отчисляли, отнимая всю магию из их крови. За время учебы, он повидал и такое. Почему то, эти воспоминания потревожили память Иллигеаса, пока он шел по дороге. Магистрат долго сомневался по поводу его самого. Уж слишком не обычна была его внешность. Пять лет подряд выясняли его происхождение, но все было покрыто серым туманом. Сам Иллигеас тут поделать ничего не мог. Его природа не могла поддаться целиком. От магии его волосы стали белы уже к трем годам, а глаза имели лиловый цвет. Сейчас луна серебрила его густую волну волос, что падали на высокий лоб. Скрыв голову под глубоким капюшоном, Иллигеас устремился к городу.

Предрассветный туман белыми клочьями стелился по долине. Хоран с некоторой жесткостью будил своих людей. Тира с братом, к тому времени уже запрягали коней. Все торопились, и, прежде чем рассвет тронул темное небо, обозы отправились в путь.

К полудню они выехали на мощеную дорогу, вдоль которой в честь ярмарки, весели белые с золотым флаги. Лента дороги тянулась прямиком до города, чьи башни уже виднелись издали. От огромного порта тянуло соленым морским воздухом. Дорога постепенно заполнилось толпой. На ярмарку стекались разные народы, с разными товарами. Впервые Тира увидела гномов. Приземистый, подгорный народ ехал в низких повозках, запряженных не то козлами, не то мохнатыми волами. Среди толпы мелькали и белые, величавые кони магов. Они ехали стороной, спрятавшись под светлыми плащами. В город торопились и те, кто жил в сумерках, а солнцу предпочитали луну. Серые эльфы, ехали верхом на диковинных зверях.

— Это гидралы, — шепнул Хоран своим детям. — Близко лучше не подходить, больно шустро они зубами клацают. Серые не торгуют, в основном покупают, впрочем, как и те воины, что поодаль от всех едут. Эти только смотрят. Лучшие наши покупатели, это маги всякие. Для странствий коней покупают.

— А те, что ростом низки? — спросил Аргелор.

— Тихо! Гномы не любят, когда их рост поминают. Они народ почетный. Железом торг ведут, разным. Продают и каменья всяческие, — ответил отец. — С ними у нас связи хорошие.

— А остальные? — любопытствовала Тира.

— С остальными лучше не заговаривать, — бросил тот.

Толпа все прибавлялась. Вскоре обозы Хорана оказались у высоких распахнутых ворот. Стража тут стояла двойная, все в блестящих доспехах и белых накидках. На проходящих они смотрели сквозь забрала своих шлемов. В ярмарочные дни, стража не имела права никого останавливать. Пускали всех. Однако от Хорана не укрылись скользкие силуэты в черных плащах. Один такой проехал совсем рядом, причем так, что многие его не заметили, а Тира увидела.

— Отец, это не человек, — тут же сказала она.

— Кроме людей, есть и другие народы, дочка, — не уверенным голосом напомнил ей он.

— Нет, — мотнула она головой. — Этот не живой, будто призрак.

Тира видела истину. Плащи не укрывали от нее суть. Силуэт всадника был темен, и за ним оставался темный след. Конь под ним тоже выглядел не обычно, словно под его личиной скрывался зверь, страшный и неведомый. Его кожу покрывала чешуя, которую видела только Тира.

— Кто они? — спросила она у отца, но тот и сам не знал.

— Я не видел их раньше, — сказал он. — Чужаки. Не смотри на них.

Город поглотил толпу. В большом потоке, в шуме, в песнях, что распевали скоморохи, Тира быстро забыла об увиденном. Ладья захватила ее дух. Портовый город славился своей красотой. Здания тут были высокими. Улицы вились затейливой паутиной, перекликаясь с тонкими арками и площадями с фонтанами. Все это украшали флаги, ленты и фонари. Был тут и воздушный порт. От города к нему вела отдельная лестница. Ее белые ступени восходили к серой скале, которая изгибалась тонким полумесяцем. К этому причалу подходили самые большие корабли, с самыми высокими мачтами и расшитыми парусами. Над ними реяли диковинные флаги, и с них сходил другой народ. Люди, но с других, совсем далеких земель. И они приехали сюда не с пустыми руками. На плечах носильщиков плыли вереницы сундуков и ящиков.