Хранитель. Первая война (СИ) - "Алекс Лекс". Страница 81

— Сражайся! — громовой рык содрогнул остатки пространства.

Когти заскребли по стене из стекла и пламени, но добраться до Аргелора она не могла. Острый край застывшего вихря порвал ей крыло, и драконица рухнула в ту же топь из пыли. Под ней она быстро просела, и Тира стала тонуть. Там, внизу, в белых всполохах, она увидела Аргелора. Черный дракон вырос еще больше, только это была на нем застывшая пыль. Когти полоснули по нему, однако дракон не шевельнулся. Впившись в него изо всех сил, драконица толкнула его на поверхность.

— Сражайся! — рык вырвался наполовину с пламенем.

Стеклянный вихрь затрещал от этого грома, и обрушился на них дождем осколков, которые как копья, врезались в Тиру. Большая часть обвалилась на Аргелора, скрыв его под серой горой. Грохот и пыль смешались с рыком драконицы. Она рычала, но не от боли, несмотря на израненные крылья. Из ее глаз катились слезы, которые тут же испарялись от жара.

— Ты…ты же братом мне был… — шептало ее сознание.

Волоча крылья, она выползла из-под осколков, утопая в пыли. Силы драконицы были на исходе, и она обратилась человеком. Глубокие и рваные раны сразу дали о себе знать. Почерневшая от огня одежда сразу же пропиталась кровью. Хрипя от боли, Тира сжала зубы и бросила взгляд на огромную гору. Она возвышалась перед ней почти до самых облаков. В теле драконицы, эта гора казалась холмом, а сейчас Тира стояла у ее подножия, и чувствовала всю ее мощь, черную, вязкую, от которой даже пыль затвердела. Белые трещины обошли ее стороной. Вокруг горы образовалась темная земля, больше похожая на гранит.

Рука Тиры вдруг сама легла на прохладный жезл, и ее ладонь ощутила иную силу, чем та, что скрывалась под горой. Ощутил ее и Аргелор. Его сознание погружалось в сон, а пыль окутала его так плотно, что образовала броню, гораздо крепче железной. Закрыв глаза, он ждал.

— Ты был мне братом, Аргелор… — прошептала Тира.

Взяв жезл обеими руками, она подняла его над головой. Сила в нем запела, вспыхнула ярким светом. Жезл будто ожил. Засветились все тайные узоры, и магия истинного слова подгорных мастеров смешалась со слезой дракона. Невидимая волна пронеслась над гибнущим миром высокой стеной, обогнув только одну фигуру на горизонте.

Волна ударила мягко, но сильно, так, что Раальдор пошатнулся, и по колено провалился в пыль.

— Иллигеас! — его голос сорвался на хрип, силясь преодолеть гул собственной магии. — Иллигеас! Сила уходит!

Твердь, которую они собирали, исчезла в один миг. Приближалось что-то иное, и рассвет, где бились драконы, полыхнул уже другим заревом.

— Я не могу помочь! — Наблюдатель и сам тонул вместе с ним.

Теперь жар опалил и его. Не так далеко от них, так и не успев убежать, лесной хозяин, арт и гном таяли на глазах друг у друга.

— Прощай, арт! Может, когда то наши народы и не сыскали общего языка, только мир у нас один был! И ты прощай, лесной дух! — Барвор глянул им в глаза. — Я рад был сражаться с вами!

Хардарра схватил его за ставшую полупрозрачной руку, а потом ощутил удар в грудь, и увидел в далеком зареве странную фигуру. Лесной хозяин рядом с ними, первым понял, кто это, понял до того, как все стало белым.

Жезл над Тирой накалился. Собрав всю силу, она ударила им в землю у подножия горы, и полыхнувший свет смыл все вокруг. Из всего настоящего был только жезл, за который Тира держалась обеими руками, а свет все лился и лился. Казалось, он вымывал боль из ран, смывал кровь и скорбь, стирал из мира войну, и кроме него ничего не существовало. Драконица держалась, боясь разомкнуть пальцы, пока поток не поглотил ее целиком. Эта магия казалась морем. В ней поднимались волны, сменялись течения, искрились краски, и кружились настоящие водовороты.

Внезапно море схлынуло, исчезло, и под ногами Тиры оказалась чистая земля, без следов битвы и огня. В лицо пахнуло свежестью, морозной, с запахом снега. Открыв плотно зажмуренные глаза, драконица увидела белые холмы, и громадную горную цепь впереди себя, отдаленно похожую на спящего дракона.

Ее руки еще сжимали жезл, и воспоминания тихой болью пронеслись в ее сознании. Она вспомнила отца, брата, и всех тех, кто пришел с ней на бой. Горькие слезы покатились по щекам в пушистый снег, и чья-то рука легла ей на плечо.

— Не зачем скорбеть по тем, кого сможешь увидеть, — тихо произнес откуда-то знакомый голос. — А твой отец по роду человеческому…я отдаю ему дань чести, Тира.

Повернув голову, она увидела седовласого дракона в человеческом облике. Его голос и впрямь был знаком, словно она слышала его в детстве, и глаза его смотрели с той же теплотой, что и глаза ее отца. Их зеленый взгляд полнился мудростью и глубиной. Глядя на него, Тира вспоминала то, что помнила ее кровь.

— Ты…старший из двенадцати… — произнесла она, удивляясь своему знанию. — Старший, из создателей-драконов…

Вместо ответа, дракон обнял ее за плечи, и горькая боль за Аргелора, обожгла его сердце.

— Дочь моего брата, моя дочь, — сказал он. — В Высшем Мире я просто маг, как были и мои братья.

Вдруг Тира отстранилась от него, и дракон понял ее без слов. Ее взгляд обратился в сторону гор, и он покачал седой головой.

— Он… — Тира тяжело вздохнула.

— Вы разной крови, разной и очень редкой. Не было дракониц среди нашего рода с очень давних времен. Долгое время не видели мы и белых драконов, ровно, как и черных, — ответил тот. — Они стали былью, до недавних пор…

— Трудно признать себя драконицей, — сказала Тира. — Во мне словно две памяти уживаются, ведь я помню отца среди людей, помню родной дом, мать, брата…но кровь вспоминает и другого отца…

— Хоран благородный человек, — сказал он. — В Высшем Мире так же чтят память предков. Теперь там твой дом.

— А этот мир? Погибшие народы?

— Всему свое время, — улыбнулся дракон. — Для раненой воительницы у тебя слишком много вопросов, а о себе не думаешь.

Раны и, правда, еще остались. Саднили бока и плечи. Одежда свисала клочьями, и вся пропиталась кровью. Только сейчас Тира ощутила усталость. Ей не верилось, что за спиной осталась битва, не верилось, потому что кругом лежал белый снег, без следов, без гари.

Мир был пуст. Это остро чувствовалось, как и та сила, что стояла сейчас рядом с Тирой. В легендах, что читала она, алых драконов рисовали другими, а тут стоял маг в красных одеждах, без посоха, без жезла, лицом не стар, и не молод. Только глаза выдавали многие его тысячелетия, многие эпохи, и седой, серебристый волос.

Дракон снова коснулся ее плеча, и что-то изменилось. Усталость схлынула, снег закружился белым вихрем и все исчезло.

Исчезло все и для других. Барвор, ослепленный светом, подумал, что умирает. Перед глазами пронесся весь его бой. Хардарра, потерявшись в белых вихрях, видел перед собой призрачный Этиль Арад. Лесной хозяин, один только из них, знал, что происходит. Алый дракон заплатил многое, чтобы мир не растворился в магии целиком. Он отдал время, вложил его в мир. Лесной хозяин видел, как из его сути отнялись века, и дали миру твердь, а волосы дракона из смольно-черных, превратились в белое серебро. Но этого бы не случилось без одной вещи, без жезла Тиры. Сила из него хлынула не малая, а драконица выстояла. Большего лесному хозяину увидеть не удалось. Время вернуло его на свое место. Раальдор же видел лишь мчавшиеся потоки магии, а после его охватил сон, и усыпил его сам Иллигеас.

За краткие мгновения мелькнули целые эпохи, прежде чем над ухом эльфийского короля раздался тихий шепот.

— Проснись! — сказал он, и прохладная рука потянула его за кисть.

Открыв глаза, Раальдор тут же зажмурил веки, а грудь против его воли наполнилась чем-то легким и пьянящим. Это было забытое чувство, которое сразу же подняло его на ноги. Однако попытавшись мысленно обратиться к Иллигеасу, Раальдор натолкнулся на стену. Увидев его смятение, тот улыбнулся.