Агент полковника Артамонова (Роман) - Яроцкий Борис Михайлович. Страница 27

Увидел своего бывшего работника и сам хозяин. От неожиданной встречи у него чуть ли не отвалилась челюсть, но он взял себя в руки, подошел, не поздоровавшись, спросил:

— Ты же на каторге? Как ты здесь очутился? Никак на Привозе раздобыл солдатскую рубаху? Сбежал с каторги?

— Сбежал, — с достоинством ответил Константин. — Значит, у вас там есть свои лазутчики? Не так ли?

— Может быть, и есть.

— А с того берега лазутчик у вас пригрелся.

— За наговор могут и язык отрезать. Если желаете, я поспособствую, — пообещал Коган.

— А где прячете Мустафу Гудбая?

— Нет у меня никакого Гудбая.

— Был, был, хозяин, — обозвались извозчики.

— Я вас не спрашиваю! — и хозяин к случайному гостю: — А ты, болгарин, уходи. Не то позову околоточного, он спросит, где ты раздобыл солдатскую рубаху.

По дороге в полк Константин ругал себя: не нужно было упоминать Мустафу. Если он действительно турецкий лазутчик, то Коган спрячет его и никакая полиция не докопается. А вот Коганом она должна заинтересоваться. Его люди часто бывают в Турции. Все им известно, даже то, что он, Фаврикодоров, побывал на каторге. Нет, не случайно он предупреждал, что экспедиция, куда он нанимался, добром для него не кончится.

Душа как предчувствовала, что сегодня тянуло его в полк. Он знал, что геодезистов в городке нет, все они в лагерях. Почти все стали унтер-офицерами, один Савелий Чикутин почему-то задержался в рядовых. Ходили слухи, якобы его отец арестован в Киеве за участие в каком-то незаконном обществе.

В казарме кто-то должен быть из своих старых друзей. Предчувствие его не обмануло. На высоком каменном крыльце штаба стоял и улыбался капитан… нет, уже не капитан — полковник Артамонов.

— Ваше высокоблагородие!

Не переставая улыбаться, чуточку поеживаясь от холода, грея щеку в меховом воротнике шинели (на Северное Причерноморье опять вернулась зима, резко похолодало), полковник уточнил, как уточнял раньше, почти на этом самом месте при знакомстве:

— Вы же помните, что я для вас Николай Дмитриевич.

— Так точно!

— Вот и прекрасно. Я вас приглашаю на ужин в офицерское собрание. Какое ваше любимое блюдо?

— Какое удается раздобыть.

— Раздобыл я для вас, то есть заказал, баранину по-болгарски.

До позднего вечера они сидели в офицерском собрании. На антресолях играл полковой оркестр. Было много офицеров и несколько дам.

За отдельным столиком сидели полковник Генерального штаба и пожилой смуглый солдат с орденом Святого Георгия и серебряной медалью за защиту Севастополя. К ним никто не подсаживался, хотя было два свободных места. Полковник и солдат тихо увлеченно беседовали уже не первый час. Ели мало, пили еще меньше, графин с темным молдавским вином марки «Негру де пуркар» (черное с Пуркарских высот) был почти не тронут.

У Константина Фаврикодорова оказалась изумительная память. Он помнил поименно всех своих следователей, истязателей, надсмотрщиков, помнил, с кем сидел в железных клетках, с кем шел на каторгу по раскаленной Нубийской пустыне. Помнил, кто его жестоко предал, послал на муки.

— Нужно винить не сына, — тихо произнес полковник, — винить надо тех, кто превратил его в зверя. Вот с ними предстоит сводить счеты.

— Скоро?

— Уже скоро. Готовьте своих друзей. Здесь я буду с ними встречаться.

— Я завтра же их всех соберу.

— Всех сразу вместе собирать не следует. Я буду беседовать с каждым в отдельности. Не исключено, что кто-то из них будет схвачен, не выдержит пыток, начнет давать показания. Да и лазутчик может под видом друга…

— Одного я знаю, но он никогда не был моим другом. Раньше он работал у Когана, — сказал Константин, как само собой разумеющееся.

— У вас есть факты?

— Есть. Он числится у Когана рядовым конюхом, а за море, ну, в Константинополь, ходит как знатный купец.

— Это еще не доказательство, — возразил Николай Дмитриевич и, помолчав, уточнил: — А проверить не мешало бы. Как его фамилия?

— Гудбай. Мустафа Гудбай. Сегодня я поинтересовался, где он, но Коган выставил меня на улицу. Еще и пригрозил околоточным, дескать: тот узнает, где я достал солдатскую рубаху.

— Ах, вот оно что!

У Николая Дмитриевича уже давно созрела мысль приобщить Константина Фаврикодорова к армии. В ее рядах он два года сражался на бастионах Севастополя. Такие люди русской армии всегда будут нужны.

— Константин Николаевич, у вас не появилось желание поступить на воинскую службу?

— Смотря куда.

— Например, под мою команду.

— Давно мечтаю.

Властью командующего Одесским военным округом русский подданный Фаврикодоров Константин Николаевич надел погоны. Приказом по войскам ему было присвоено звание унтер-офицера пехотного полка. Согласно реестру его поставили на все виды довольствия, но щеголять в мундире унтер-офицера не пришлось.

Часть денег, выданных полковником Артамоновым на обзаведение, новоиспеченный унтер-офицер употребил на приобретение неармейской одежды, чтоб внешне не отличаться от обывателя, составляющего основное население Одессы.

Не мог Николай Дмитриевич оставить без внимания предупреждение своего агента. Лазутчик многолик. Он может затаиться и под видом конюха, и тот же Коган как владелец гужевого пассажирского транспорта мог не знать, кого взял себе в работники.

В это время на территории Одесского военного округа без широкой огласки шло формирование Дунайской армии, и Турция, по всей вероятности, уже засылала сюда своих лазутчиков. В беседе с начальником штаба армии генерал-адъютантом Непокойчицким, отвечавшим за скрытность подготовки операции, Николай Дмитриевич спросил, ведется ли охота за турецкими лазутчиками.

— Пока зверь в норе, какая же тут может быть охота? — ответил генерал.

— А если заглянуть в нору?

— У вас есть такая на примете?

— Есть подозрение: некий местный предприниматель Коган под видом конюха приютил человека с того берега.

— Проверим, — пообещал генерал и тут же спохватился: — Коган… Коган… Председатель товарищества? Нет, его подозревать не будем. Это наш главный подрядчик. Их там трое: Грегор, Горвиц и Коган. Они обязались снабжать армию продовольствием и фуражом на весь период боевых действий. Без них армия не дойдет и до Румынии.

— А если обойтись без них?

— Без них никак нельзя. Они в отличие от прочих подрядчиков на себя взяли заготовку съестных припасов с оплатой в кредитных рублях.

— Но ведь правительство отпустило золото.

— Сколько? До середины апреля армия получила всего лишь 50 тысяч золотых рублей. А среднее дневное содержание армии в 200 тысяч человек уже сейчас обходится в 174 тысяч золотых рублей. А месячная потребность армии дойдет до трех миллионов. Столько золота казна не отпустит.

— Кто же тогда накормит армию? Коган?

— Надежда только на него, — признался начальник штаба Дунайской армии. — У Когана могучие международные банковские связи. Он дружит с Рокфеллером.

— Но Рокфеллер — это Америка. А Америка на стороне Турции.

— Все это так, а воевать-то нам. Голодным солдата в бой не пошлешь, и лошадь голодная на перевал не поднимется. Румыния, наша союзница, за каждый килограмм зерна и каждый пуд сена потребует золото. А этот драгметалл Коган доставит из Франции, а может, не исключено, из самой Турции. Вот что такое товарищество Когана!

— А какая выгода Когану и тем же Грегору и Горвицу?

— Они нам продиктовали условия. Значит, выгода есть.

— И в чем суть их условий?

— Суть такова. — И генерал пустился в объяснения: — Товарищество заготовляет продовольствие и фураж не на правах подряда, а на правах комиссии. Это значит, что они, то есть эти три предпринимателя, заготовляют не на свой капитал, а на суммы, отпускаемые им командованием армии в кредитных билетах по биржевому курсу. При этом закупка продовольствия и фуража будет производиться не по однажды принятым договорным ценам, а по тем ценам, которые будут к моменту закупки на местном рынке, то есть по меняющимся ценам.