Тихая война (ЛП) - Сваллоу Джеймс. Страница 76

— Тихо, — прошипели в ухо.

Я замер, узнав этот голос. Странно думать о ней сейчас, и еще более странно говорить. Каллиопа — она запомнилась мне под этим именем, пусть оно и не принадлежало ей. У нее вообще не было имени. Рожденные в ночи говорили языком щелчков, выдохов сквозь стиснутые зубы, звуков, которые не давали эхо в неподвижном воздухе. В этом языке имен не было. Но ей оно нужно. Она заслужила его.

— Я не вижу, — повторил я, судорожно дыша.

— Зачем ты открыл глаза?

Я не ответил. Честно говоря, я не знал. Иногда для глупости не нужна причина.

— Мне следовало оставить тебя там, где нашла. Перерезать глотку и использовать в качестве наживки для голодающих.

Угроза была реальной, и будь на ее месте любой из наших братьев или сестер, то поступил бы так же. Но она не делала этого прежде, и не сделает потом.

— Где добыча? — спросил я, дрожа от боли.

— Близко, — ответила она, спокойная, словно неподвижная вода. — Он не знает, где мы сейчас.

— Сколько?

— Всего лишь один.

— Кто это?

Долгое мгновение она не отвечала.

— Я не знаю, но он умрет раньше нас.

Охотник ждал нас, когда мы ступили в паутину. Он был огромен, но двигался быстрее любого, кого я знал. Его оружие разорвало тьму, и мы побежали, карабкаясь и перебираясь через балки, в то время как позади нас плясали взрывы. Я не представлял, кто или что это было, но понял его цель. Точно также как мы охотились на тех, кто спускался из мира света, так и это существо теперь пришло за нами.

Но мы не привыкли быть добычей. Здесь, среди убийц и отбросов верхнего мира, мы были охотниками.

— Ждем? — спросил я. Зрение очистилось от повреждений, оставленных светом, страх сменился голодом и гневом.

— Да, — прошептала она. — А затем мы выследим его и заберем сердце.

Она оскалилась, на заостренных кончиках зубов блеснуло пятнышко света.

— Мы заберем его сердце, — повторил я.

Я замер. Пульс замедлился. Я чувствовал под пальцами ржавчину и влагу, отпечатки трещин и выступы заклепок.

Мы ждали в объятиях темноты. Стали слышны тихие звуки пещер: медленный скрип километров спрессованного и скрученного металла, песня едва уловимых воздушных потоков в туннелях и пещерах, стук капель влаги о ржавое железо.

Те, кто живут под светом солнца или при отблеске печи, или же среди мерцания машин воспринимают темноту, как отсутствие каких-либо качеств. Но у нее есть структура, есть складки и высоты, как у бесконечной глубины. Говорят, что некогда на Терре были естественные океаны, и глубоко под их поверхностью во впадинах обитала величайшая тьма. Если в таких рассказах есть правда, тогда, возможно, тьма не была иссушена вместе с морями.

Возможно, она просто утекла в более глубокие места. В такие, как это.

Мы исчезли, став частью темноты. Это не было чудом или использованием потусторонней силы. Все дело в одной мелочи: тишине. Когда вы бесшумны, темнота поглощает вас, превращая в частицу себя. Ваше тело рассыпается на фрагменты, черты лица становятся складками ткани, а пальцы — листьями в лесу. Кто-то может сказать, что подобный прием — это особенность выживания, но не для нас. Не для детей ночи. Мы научились этому из-за своего предназначения. Мы научились этому, будучи убийцами.

Время растянулось, отсчитываемое только по медленному пульсу моего сердца.

Наконец, Каллиопа заговорила.

— Он уходит, — произнесла она, бесшумно скользя пальцами по моей руке. — Направляется на верхние уровни. Мы должны идти за ним.

Я не ответил, но поднялся с карниза и прыгнул в ожидающий мрак. Я приземлился на брус и побежал вверх, руки и ноги не издавали звуков при контакте со скользкой от влаги поверхностью. Я почувствовал, что передо мной пустота и прыгнул. Через мгновенье рука встретилась с холодным металлом, и я, раскачавшись, приземлился и продолжил бег. Каллиопа следовала сразу за мной. Мы были двумя бледными привидениями, быстро и бесшумно скачущими по неосвещенной паутине.

Охотник, ставший нашей добычей, был быстр, очень быстр. Даже не видя его, я чувствовал его мощь, от которой при движении содрогалась сеть балок. Устремившись за ним, я не размышлял, почему он пришел за нами. Все, о чем я думал: он — не один из нас, он пытался покончить с нами, и поэтому умрет. Это был не гнев, а всего лишь факт.

И тогда добыча остановилась.

Мягкими тенями среди теней мы подкрались ближе. Воздух наполнился электрическим гулом, от которого я заскрипел зубами. Добыча повернула голову, словно оглядываясь, хотя я сомневался, что она видит. Мы приблизились. Каллиопа свернула, чтобы зайти с другой стороны — в одиночку или же с одного направления добычу не взять. Незнакомец по-прежнему не двигался. Возможно, он заблудился? Глубокой темноте вполне по силам устроить это, поглотить ориентировку и память, оставив только безумие.

Я вынул из креплений на кисти кусок стекла, выполнявший роль кинжала. Мягко нащупывая дорогу, я подкрался, оказавшись над добычей. Сделал долгий бесшумный вдох и ощутил запах крови на враге. Он кого-то убил. Было что-то еще, вонь, напоминающая о нагретой проводке и смазанных маслом механизмах. Я медленно повернул голову, прислушиваясь и чувствуя, как под пальцами дрожит металл.

Я напрягся. Каллиопа сделает первый ход. Так мы действовали, таким было наше взаимопонимание, которое никогда не обсуждалось и никогда не нуждалось в объяснении. Осколок стекла стал теплым в моих пальцах.

Каллиопа выскочила из тьмы, шум ее прыжка почти неуловим.

Почти.

Голова добычи повернулась с механическим шумом. Ее глаза светились. Красный свет пронзил паутину балок, отразившись от стеклянного клинка, которым Каллиопа ударила в шею врага. Человек был огромен и создан из металла и острых углов. Нож раскололся, а стремительно развернувшаяся добыча сомкнула руку вокруг шеи Каллиопы.

Я прыгнул, держа свой клинок обеими руками.

Враг не отпускал Каллиопу. Она дергалась, вцепившись в кисть противника. Я прыгнул на плечи незнакомца и вонзил стеклянный клинок в шею, вложив в удар всю свою силу и вес. Враг изогнулся. По моим рукам хлестнула густая и теплая кровь.

Когда добыча пошатнулась, я слетел с ее плеч.

Каллиопа вырвалась из ослабевшей хватки. Добыча вздрогнула, ее красные глаза светились, подобно проемам в мир крови. Каллиопа не сбежала. У нее все еще был клинок в руке. Она вонзила его в светящийся красный глаз врага. Его голова дернулась назад, но он не упал.

Противник поднял руку, и кровавый мрак разорвало пламя.

Время остановилось. Все остановилось.

Тогда я не понимал своего дара или даже не знал, что это был дар. Иногда я видел без помощи глаз. Иногда я знал, не понимая как. Иногда я проваливался в сновидения о золоте и огне. И в тот момент застывшего пламени я почувствовал последний громкий удар сердца Каллиопы и коснулся леденящего разума ее убийцы.

Меня охватила паника. Я не мог пошевелиться. Все, что я видел — это стоявшую передо мной окровавленную фигуру, увлажненные пластины ее брони, освещенные застывшими вспышками оружия.

Реальность стремительно вернулась, и рев пламени и шум заглушили последний вздох Каллиопы. Затем наступила тишина, нарушаемая только медленным стуком жидкости по металлу. Я не мог пошевелиться. И не хотел этого. Моя кожа была влажной, рот и нос наполнил смрад стрельбы. Я снова ослеп, но каким-то образом все еще видел.

Все, о чем я думал — что снова остался один, и всегда буду один.

Фигура передо мной опустила оружие и повернулась ко мне. Медленно подняла руку и сняла шлем. Голова под ним была широкой и лишенной кожи. Незнакомец смотрел на меня единственным, абсолютно черным глазом. Из изувеченной глазницы сочилась кровь, стекая по щеке. И тогда он заговорил, почти шепотом. В тот момент я не понял, что он имел в виду.

Потом, намного позже я решил, что осознал. Теперь же, понимаю, что даже тогда мне это не удалось.

— Я пришел за тобой, — сказал он.