Ближе, бандерлоги! - Бушков Александр Александрович. Страница 33

— В общем, ни о чем не беспокойтесь, — сказал Деймонд, отвернувшись от окна. — Через пару дней микрофон окажется в нужном месте, никто вас не заподозрит… Поговорим о текущих делах. Сегодня, ближе к вечеру, для вас будет работа. Беатрис за вами заедет… Вот кстати. У вас есть фотовспышка?

— Обижаете профессионала, Питер, — усмехнулся Мазур. — Ну, разумеется, есть, — он мотнул головой в сторону лежащего на столике фотоаппарата. — Причем встроенная, аккумулятор всегда заряжен полностью.

— Отлично. А запасные кассеты?

— Всегда держу при себе парочку. И когда извлеку отснятую пленку, тут же заряжаю чистую. Фотоаппарат, как оружие, всегда должен быть в готовности.

— Это хорошо… — сказал Деймонд чуточку рассеянно. — Приятно иметь дело с профессионалом… Ну, до вечера? Я вызвал машину, вас сейчас отвезут в отель.

…Беатрис позвонила снизу ровнехонько в назначенное время. Ждала Мазура в том же «фольксвагене». Ехали довольно долго, явно куда-то в пригороды. Наметанным глазом Мазур быстро определил, что на столичных улицах кое-что изменилось — очень уж часто, кроме обычно стоявших там и сям омоновцев и милиционеров, попадались патрули внутренних войск, в касках поверх зимних шапок, при оружии. Усиление, несомненно. А на любом континенте подобная картина имеет только два толкования — либо что-то готовят власти, либо оппозиция… Он смотрел утром программу «Время» — но там о здешних делах ничего не сказали.

— Что-то слишком много солдат на улицах, — сказал он нейтральным тоном.

— Ага, ты тоже обратил внимание? — усмехнулась Беатрис.

— Ну еще бы, — сказал Мазур. — Меня столько раз заносило в беспокойные места, насмотрелся… Обычно такое, где бы ни происходило, означает, что грядут некие события…

— Кто их знает… — пожала она плечами. — Ситуация такая, что все возможно.

Вот и догадайся, то ли она и в самом деле понятия не имеет, в чем тут дело, то ли знает что-то…

Мазур угадал верно: они и в самом деле оказались в пригороде, застроенном аккуратными виллами постройки определенно последних лет. Низкие заборчики, клумбы, покрытые сейчас снежной кашицей, изящные беседки… Справа он увидел распахнутые ворота — и Беатрис тут же туда свернула. Сказала деловито:

— Я за тобой вернусь через полчасика, иди один.

Мазур поправил на плече ремешок фотоаппарата и вылез. За входной дверью, в небольшом, но красивом холле сидел не один цербер — целых двое, и пиджаки слева чуточку оттопыривались у обоих. С черного кожаного диванчика в углу встал Деймонд, кивнул:

— Пойдемте, Джонни, работа предстоит уже знакомая…

И первым прошел в деревянную с резьбой дверь в глубине холла — за которой обнаружилась ведущая вниз лестница. «Что, опять?» — подумал Мазур не без раздражения.

Действительно, все повторялось, как дурной сон: небольшая комнатка, разве что потолок не сводчатый, а обычный — но на стульях лежат знакомые балахоны с уложенными поверху черными «фантомасками» — быть может, те же самые.

— Ну, вас уже не надо наставлять? — с веселыми нотками в голосе спросил Деймонд.

— Опять? — мрачно спросил Мазур.

— Ну, такие уж игры… Если они ранят вашу чувствительную душу, могу порадовать: на этот раз много снимков не нужно, достаточно пяти-шести.

— Какая там чувствительная душа… — проворчал Мазур. — Как бы эти игры не кончились плохо…

Он прекрасно помнил, что ему никак не полагается знать о том, что ребята Плынника освободили пленницу. Подумал только: а что, если и на этой хазе кто-то из тех двух постукивает? Икс с Игреком могли узнать о происходящем в том доме и через какие-то внешние источники, и с помощью кого-то из завербованных охранников…

— Пустяки, обойдется, — беззаботно улыбнулся Деймонд. — Чтобы вы были совершенно спокойны, выдам секрет, полагаясь на ваше умение хранить тайны работодателей… На сей раз это не жена русского офицера, а полька из местного Союза Сопротивления. Весьма энергичная молодая особа их боевого отряда, не в одной акции участвовала. Вот эти в полицию ни за что не побегут, и вы — да и я тоже — останемся полными инкогнито. Ну, облачайтесь, этот наряд вам уже знаком…

Мазур подумал, что этот обаятельный хмырь наверняка приготовил новую провокацию. Здешним полякам, представляющим собой довольно организованную силу, такое не понравится, следует ждать новых стычек, а ситуация и без того накаленная…

Ну да, практически то же самое, чуть отстраненно отметил он, войдя следом за Деймондом в соседнюю комнату. Большая кровать, разве что гораздо более современная, чем в том домике, девушка, на сей раз совершенно обнаженная, запястья прикованы наручниками к никелированным прутьям спинки. Разве что светловолосая, и волосы длиннее — а красивое личико исполнено не тоскливой безнадежности, как у Риты, а самый настоящей ярости. И на животе у нее — похоже, алой губной помадой — намалеваны большие буквы ZO. Ага, Звензек Одпору, то есть Союз Сопротивления… И два бугая в трусах и «фантомасках» — не исключено, те же самые. Разве что руки на сей раз у них пустые.

Деймонд тихонько сказал:

— Хороший снимок во весь рост, как в прошлый раз…

Мазур выбрал подходящее место и сделал снимок, как и в прошлый раз, старательно гася в себе эмоции и чувства.

— Отлично, — сказал Деймонд. — Когда парень начнет, сделаете еще пяток и довольно.

Ну да, на сей раз без прелюдий… Один из молодчиков навалился на девушку, она пыталась отчаянно отбиваться, но амбал с помощью напарника быстро добился своего. Приподнялся над ней, упираясь в постель вытянутыми руками, явно для того, чтобы кадры получились эффектнее.

Пришлось снимать, а что еще делать? Хорошо еще, работа для него кончилась гораздо быстрее, чем в прошлый раз.

Избавляясь в соседней комнате от дурацкого балахона, он спросил:

— Я так понимаю, сопроводительный текст снова вы написали?

— Тут чуточку другая игра, — сказал Деймонд. — Когда проявите пленку, отдадите ее Беатрис. Сопроводительного текста не будет. Что вы приуныли? — он понимающе усмехнулся: — Ах да, затосковали об упущенных денежках… Держите конвертик, тут пятьсот баков. Вряд ли в каком-нибудь бульварном листке заплатили бы больше, а?

— Пожалуй, — сказал Мазур.

— Ну, вот видите, все для вас складывается неплохо. Честное слово, я вам чуточку завидую, Джонни. Денежки на вас так и сыплются. А мне платят хотя и неплохо, но строго фиксированное жалованье…

Теперь усмехнулся Мазур:

— И все же, надо полагать, не столь уж убогое? Иначе вы, как истый янки, не взялись бы за эту работу?

— Да, конечно, — безмятежно сказал Деймонд. — С одной поправкой — я не янки, я ведь вам уже говорил, что я с юга…

Ну, Мазур это давненько определил по его выговору. Джентльмен с юга, ага, потомок спесивых плантаторов, очень может быть. И занимается грязными делами для одной из разведслужб — измельчали южные джентльмены, благородные предки, если только они есть, наверняка в гробах ворочаются от делишек такого вот потомка…

Исключительно из чистого любопытства он поинтересовался:

— У предков, надо полагать, были плантации и негры?

— И немаленькие плантации, — сказал Деймонд. — До гражданской войны, понятно, потом, если вы знаете нашу историю, им пришлось несладко. В «белую рвань» не превратились, но жизнь стала гораздо более скромной… Что вы улыбаетесь?

У Мазура осталось впечатление, что легкая грусть в голосе американца была неподдельной — вполне возможно, он не врал, к чему разукрашивать свою легенду такими подробностями, в принципе ненужными? Вполне возможно, и в самом деле предки были плантаторами, слишком многое потерявшими после победы северян.

— Выходит, что мы оба — аристократы, — сказал Мазур. — Мои предки, по австралийским меркам, как раз аристократы.

Деймонд усмехнулся:

— Слышал я краем уха про эти ваши мерки… Это означает, что ваши предки были ссыльными каторжанами?

— Причем даже не в девятнадцатом — еще в восемнадцатом веке, — сказал Мазур, не впервые использовавший под видом австралийца такие детали. — У нас это столь же престижно, как у вас — числиться потомком кого-то из пассажиров «Мейфлауэра». Ничего такого кровавого — просто-напросто прапрадедушка по живости характера останавливал под Лондоном почтовые кареты и дилижансы и без всякой крови избавлял проезжающих от лишних денег и ценностей. В те времена — занятие, конечно, преследовавшееся властями, но считавшееся в определенных кругах делом вполне житейским.