Октябрь, который ноябрь (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 44

Но очередь внезапно оборвалась. Последняя пулеметная пуля, видимо, добила чашку на полу - жалобно звякнули осколки. Почему-то чашку было даже жальче, чем свои ноги - так и представилось, как лопнул фарфоровый, с широкой голубенькой каймой, бок чашки. В собственном боку и выше тоже было неважно: Борька чувствовал как на губах обильно пузырит и капает.

С законом Божьим и чистописание у Борьки Салькова было так себе, но арифметику он помнил. Последний патрон остался. Надо бы с толком потратить...

Вот он - шорох у двери! Руки уже не слушались, развернуть оружие боец Сальков не успел. В него стреляли - рвали тело пули, мотнулась голова с раздробленной челюстью. Выстрелов Борька не слышал, боли уже не чувствовал. Но понял - всё! Не так уж и страшно...

Лежал на полу в лужах крови мальчишка, силился вскинуть неподъемную руку с браунингом. Должно быть, уже мертвый тщился выстрелить. И нажал палец спуск, выпустил последнюю пулю. Вот теперь - всё.

Много имелось у Борьки Салькова недостатков, а еще больше достоинств. Какой арифметикой итоги его жизни будут высчитывать, только Богу известно, к которому боевик явно никогда не попадет, поскольку в богов при жизни не верил, а верил исключительно в светлое будущее. Но умер он как победитель, поскольку сделал все что мог.

Гид, держа пистолет двумя руками, стрелял в тело за столом до тех пор, пока магазин парабеллума не опустел. Проклятый коммуняка лежал недвижно. Куратор неловко перекрестился. Спасло истинное чудо - последняя пуля мальчишки едва не задела плечо. Живуча оказалась недоросшая и несбывшаяся легенда большевизма.

- Ну шо, отписался классик? - Гид плюнул в труп, но гордая самостийная слюна повисла на подбородке хозяина.

Утираясь, полковой есаул попятился. Латвиец, тьфу, шоб его, эстонец, сидел под вешалкой, безжизненно свесив голову на грудь. Где-то в доме орали на разные голоса: растревожила стрельба пролетарское клопиное гнездовье.

Гид выскочил во двор - второй чистильщик, корчился на грязной земле, зажимал простреленный живот:

- Помоги, Иисусом молю, помоги...

Вот, тварь балтийская, даже акцент ему вышибло.

- Сейчас-сейчас, братка... - куратор пытался перезарядить пистолет, магазин не желал втыкаться на место, пальцев стрелку не хватало. Кричали уже во дворе, казалось, сотня человек набежит. Пан есаул подхватил валяющийся "шмайсер" и всадил неловкую очередь в грудь лежащему. Жаль, патрона четыре всего оставалось - ну да хватит господину э-э-эстонцу, болтать лишнего не станет. Куратор отшвырнул автомат и метнулся через двор к сараям - хорошо, пути отхода успели заранее наметить...

Глава десятая. Полет в пропасть

3-й Рождественский переулок

41 час до часа Х.

- Поздно, - вздохнула Катрин, глядя на карту, помеченную бегло нарисованными карандашными значками.

- Не переживай, все наладится, - заверила завтракающая соратница. - Векторы, как вы обзываете, или ступни Логоса, как именует данное темпорально-логическое явление Укс, векторы все выпрямят. Они жуть какие мозолистые, эти ступни-векторы. Вообще непредсказуем только клев рыбы, все остальное повинуется законам учения о соотношении субъективных и объективных факторов истории, как утверждаем мы с Ильичом. Случится наша революция, никуда она не денется.

- Я не столько за революцию волнуюсь, сколько за ее цену. Все идет по наихудшему сценарию. Жертв уже много, а будет... Между прочим, это мои соотечественники.

- Ну да, ты из тех особ, у которых бывших соотечественников не бывает, - согласилась оборотень. - Кстати, тоже очевидная ненормальность. Гм, будут жертвы, как без жертв. Я вот думаю - может потом Гражданская помягче пойдет? По-быстрому народ перестреляет друг друга, и...

- Понятно, Гуляйполе и особо ценные кадры останутся на периферии и позже свое возьмут.

- Могут быть у меня свои пристрастия или я не высокоразвитое земноводное, а вообще глубоко холоднокровное пресмыкающееся? - возмутилась Лоуд.

- Пристрастия у тебя быть могут, - Катрин оторвалась от карты. - Но вот как ты день с такого "круассана" способна начинать, абсолютно непонятно.

Завтракала оборотень жирнющей селедкой - рыбина была чудовищного размера и на редкость пахучая. Фунта три в рыбке, не меньше.

- Чего такого? - пожала практически отсутствующими плечами оборотень. - Рыбий жир мне прописан, а здоровье нужно беречь. А что без хлеба, так ни ситного, ни житного, ни галет у нас нетути. Тяжелые времена слома эпох, как справедливо изволила ты заметить. Чего там намечается, если в беглых подробностях? Излагай, а то поедем в штаб округа, я вся такая отсталая от текущего военно-политического момента

- Все плохо, - пробормотала Катрин, возвращаясь к карте. - И с каждой минутой все хуже...

Перестрелки начались еще ночью, поскольку приказы ВРК и генерала Полковникова стали известны практически одновременно.

Приказ ? 251 Главного начальника Петроградского округа Генерального штаба генерала Г.П. Полковникова от 24 октября 1917

1. Приказываю всем частям и командам немедленно и точно выполнять приказы штаба округа. За невыполнение - военно-полевой суд.

2. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицы будут преданы военно-полевому суду за вооруженный мятеж.

3. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений, помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю пресекать мятежные действия всеми возможными способами.

- Так их, мерзавцев! - говорит человек, кладя листовку рядом с недопитой чашечкой чая. - Хватит потакать! Погубим Россию! Стрелять на месте, а главарей вешать. Непременно прилюдно! Непременно! На фонарях. Довели страну своей предательской анархией вонючего большевизма...

Свет под абажуром в "китайском стиле" опять мигает. На электростанции безобразие. В магазинах, трамваях и подворотнях - мерзость! Кругом, кругом безобразие. Серая листовка рядом с тонким саксонским фарфором блюдца действительно выглядит отвратительно.

* * *

Обращение ВРК: "Петроградскому Совету грозит прямая опасность; наши товарищи, члены комитета убиты, ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Наши газеты закрыты силой оружия, погибли члены комитета и типографские товарищи.

Товарищи! Военно-Революционный комитет предписывает привести все силы в полную боевую готовность. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции!"

- Дождались-таки, суки?! - говорит человек, складывая листовку. - К ногтю министров-капиталистов! Голодом морят, твари!

Это другой человек: у него нет ни саксонского фарфора, ни скатерти. И вообще он этим ранним утром в дымной мастерской - домой не уходил. По ногам сечет сквозняк, а пустой кипяток в кружке остыл. Зато у человека есть клепальный молоток и "французский" гаечный ключ. Человек надевает прожженные рукавицы и вновь подступает к серому броневому борту - "Шеффилд-Симплекс"^[17] холоден, мертв, подобен намогильному валуну. Но броневик оживет. Сказали "к полудню, хоть кровь из носа". Будет. И броневик, и кровь.

* * *