Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka". Страница 338

Это очень даже ожидаемо. Андреа Сонг даже надеялся, что Мир сможет придумать что-нибудь… Более оригинальное. А не то, что Сонгу говорили на каждом углу. Все, кому было не лень. Что уж тут говорить об этой белобрысой катастрофе Лори — второй любимице Киндеирна, — которая дразнилась постоянно. Кажется, привыкла всё время дразнить своих братьев. И как только её терпели? Порой падишаху Горской казалось, что будь он её братом, придушил бы её на следующий день. И плевать ему бы было на то, разозлится ли на него за это Киндеирн. Но на беду все братья Лори — на самом деле, её звали Лукрецией, но почему-то она хотела, чтобы все называли её именно Лори — были весьма терпеливы. И младших — ну или старших, младшие братья у неё тоже имелись в наличии — сестёр душить не были намерены.

— А ты — ублюдок и ренегат, мой дорогой, — смеётся Андреа. — Так что замолкни и попробуй принять с благодарностью то, что тебя вызволяют из заточения.

Драхомир больше с ним не говорит. Сонг и не пытается как-то его расшевелить — он достаточно хорошо знает бывшего друга для того, чтобы понять, что лезть к Миру, когда он в таком состоянии, не только бессмысленно, но и опасно. И они, пожалуй, около часа бредут по коридорам заброшенного здания в поисках выхода. Обследуя чуть ли не каждый уголок. И выход находится — что-то вроде бреши в пространстве, позволяющей перемещаться между мирами без применения особых заклинаний и приспособлений. Сонг показывает Драхомиру на эту брешь и разворачивается, чтобы уйти — лучше оказаться на своём рабочем месте в тот момент, когда исчезновение Мира будет обнаружено.

— Спасибо, — доносится до слуха Андреа.

Скорее всего, ему послышалось это. Мало ли что могло показаться в такой странный день? В конце концов, он с самого начала был безумен — этот день, когда Андреа Сонг вытащил Драхомира Фольмара из тюрьмы, в которую этого демона едва-едва удалось посадить несколько десятков тысяч лет назад. Да и шёпот, дошедший до него, был слишком тихим. Скорее всего, действительно — просто показалось.

Драхомир никогда никого не благодарил.

Пробраться на Эннуи было тем ещё безумием. На своих уровнях — их было всего четыре — императрица никого особенно не жаловала, кроме министров, генералов и падишахов в определённые часы, в которое они имели право появляться на её уровнях. На Эннуи обычно заседало правительство Интариофа. И это был самый безветренный уровень, что уже говорило в его пользу. Тут всегда было тихо и по мнению многих — очень красиво. Пусть Драхомир и выбрал бы что-нибудь другое. Что-нибудь более красочное, увлекательное, захватывающее — можно было показать Калм, именовавшийся «Ненастьем», Кронтогрез, получивший описание «Хрустальное безумие», Беспоутт, названный «Раем тщеславия», можно было показать знаменитый Джурвасаг, чарующий Аймент, бесподобный Панторхейлем… Можно было даже побывать на мрачном и вечно пасмурном Эрескульде!.. Но Деифилия просила что-то тихое, безветренное и утончённое. Если бы она не пожелала побывать на месте вроде Эннуи, Драхомир ни за что на свете сюда её бы не повёл. Да скорее уж на Калм… Калм по крайней мере был прекрасен своими белоснежными, как сама императрица, льдами. Но там было слишком много ветра — императрица любила ветер. И холод. Деифилия тоже любила холод. Да что там — и сам Драхомир его любил. Но Калм был не тем местом, с которого стоило начинать знакомство с Интариофом. Впрочем, Эннуи тоже вряд ли можно было назвать таким местом. Но Деифилии нравилось здесь. Она с интересом рассматривала местные красоты. И Драхомиру думается, что надо обязательно показать ей местные озёра. Они были прекрасны — ледяные, чистые, сверкающие… Отец говорил, что они чем-то напоминают тот хрусталь из коллекции императрицы. Когда-нибудь Драхомир обязательно подарит что-нибудь такое Дее. Что-нибудь, что она обязательно запомнит.

Впрочем, их прогулка по Эннуи вполне могла тоже ей запомниться — здесь было именно так, как Деифилии и хотелось. Словно бы уровень был создан именно для неё. Почти так же, как Сваард для Киндеирна. Безмолвный Эннуи подходил Деифилии. Прекрасный Эннуи — с его ледяным молчанием, чистейшими озёрами, цветущей вишней… Вишня цвела здесь постоянно, хоть Мир и не знал из-за чего. И эти белые цветы, символ смерти на Интариофе, эта гнетущая тишина, когда не было ни привычно завывающего ветра, ни детского лепета, ни стального голоса Киндеирна…

Почему-то это внушало ужас.

Порой оказаться в месте, где ничего не происходит — самое страшное проклятие. Слишком много мыслей сразу проносится в голове. И мыслей совершенно ненужных. Тех, которым в голове совершенно не место. Язвительная Лори обычно в это время шутила, что Мир просто не способен думать вообще — и именно поэтому он себя так ужасно чувствует, когда вокруг него не проносится что-нибудь со свистом и грохотом. Когда вокруг — гнетущая ледяная тишина…

На Биннеланде было совсем по-другому. «Вечная погоня» — так назывался уровень, что был выхлопотан для Драхомира его отцом. Там постоянно был ветер и никогда не выглядывало солнце. Там было всегда шумно. А Драхомир с самого детства привык к шуму — он старший среди законных детей Киндеирна. И ему хочется надеяться, что он один из любимых детей своего отца. Драхомир привык к шуму — к детскому шёпоту, к грохоту колесниц, к громкому смеху своего отца — на Сваарде и других уровнях, которые контролировал Киндеирн, — к язвительным комментариям Лори в адрес каждого, кто ей нравился не слишком сильно, к постоянному свисту, постоянным крикам и разговорам, к музыке… На Сваарде музыка звучала редко, потому что уровень считался военной крепостью, но на Щезринне, на уровне, где жила большая часть Астарнов… Драхомир не помнил и дня, когда музыка там не звучала. Даже в день смерти жены его дяди, тихой и безответной женщины, которую замучили постоянные капризы всех детей из семьи Астарнов, музыка звучала. А ещё — танцы. Танцевали на Щезринне тоже постоянно. Да, если подумать, и за время его дружбы с Сонмом мало было по-настоящему тихих дней.

А Деифилию шум раздражал. Ей хотелось побыть где-нибудь в полной тишине. Хотелось не слышать вечных споров Танатоса, Изара и Асбьёрна — этих гениев, которые постоянно пытались что-нибудь изобретать. Очевидно, хотелось не слышать хриплого пения Йохана, который просто не мог не петь, шушуканий по углам Лилит и Хелен, хихиканий Уенделла и Оллина, пафосных речей Саргона… И, пожалуй, именно поэтому она просила у Драхомира показать ей уровень вроде Эннуи. Когда у неё будет такое настроение, он покажет ей что-нибудь ещё. Интариоф был многоликим.

Они сидят в беседке, что находится неподалёку с корпусом, что обычно выделялся для министерства. И Деифилия умиротворённо рассматривает белые лепестки вишни, которые осыпаются прямо ей на волосы. Она улыбается. Мягко и спокойно. Так, как не улыбался никто на свете — ни приёмная мать Драхомира, ни, уж тем более, настоящая, ни Лори, ни Ариадна, ни Хелен, ни Лилит… Такой улыбки Мир не видел ни у кого больше. Деифилия была совершенно особенной. Удивительной. Безупречной хрустальной девой, которой чудовище вроде него было так недостойно. И Миру кажется, что её имя подходит ей так, как никому не подходит то имя, которое носится этим человеком.

Кажется, Деифилии нравится на Эннуи. Ей нравятся фонтаны, которые есть в парке, нравятся ледяные статуи… Ей нравится то безмолвие, которое царит здесь. Эннуи выгодно выделяется на фоне той землянки, в которой им порой приходилось жить. Пусть Дея и очень следила за тем, чтобы в их жилище было очень чисто и опрятно. В этом была вся она — безукоризненно аккуратная и опрятная даже на поле боя. Деифилия очень сильно отличалась от своего брата, Асбьёрна, всегда растрёпанного и вымазанного в крови и грязи. Да даже от Танатоса, которого интересовали только вопросы его здоровья, а вовсе не эстетические. Драхомир никогда не уставал удивляться тому, насколько чистыми были её руки, насколько аккуратной — её одежда. Деифилия была словно бы другой, не такой, как все остальные в Сонме. Её выдержке любой бы мог позавидовать.