Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka". Страница 369

Инард вглядывается в своё раскрасневшееся от жары лицо, смотрит на свои длинные, почти белые волосы, смотрит на такой же тёмно-синий, как и обычно, королевский амулет на своей груди… Находиться в замке ему не слишком хочется. Было бы куда лучше оказаться по ту сторону стены, возможно даже в землях вампиров… Вместе с Зилбером и своими войсками. Насколько знал король из посланного ему письма — Реондейм был взят, а старый вампирский король — убит. Ройман обещал привезти его отрубленную голову. Что же… Это будет неплохой подарок. Хорошо знать, что твой враг убит, но ещё лучше видеть это своими глазами. Вьюга за стенами Арионма воет, словно мать, потерявшая своего единственного ребёнка — надрываясь, плача, кляня тех, кто равнодушен к её горю. Инарду близко это сравнение — он ещё помнил крики и слёзы своей матери, когда его, пятилетнего ребёнка забирали от неё. В последнее время его дела шли как нельзя лучше — несколько королевств вампиров было уничтожено, вот и Линдейм скоро должен был пасть… Королю до невозможности порой становилось жалко свою убитую горем мать и ещё сильнее становилось жаль того маленького себя, который ничего не мог поделать. У принца Еймозда было ещё две дочери, на два и на четыре года старше молодого короля. Они остались с матерью тогда. Инард давно не видел сестёр. Впрочем, он и не особенно хотел их видеть.

Король садится на кровать, забирается на неё, ложится, смотрит на каменный потолок своей спальни. Пожалуй это минимальное количество вещей в комнате помогало ему отвлечься от мыслей о том, кем бы он стал, не погибни двадцать пять лет назад его отец, принц Еймозд. Тогда, он остался бы жить в отцовском доме, воспитываться матерью вместе со старшими сёстрами, может быть, у него появились бы ещё сёстры, а может быть, даже братья… Вряд ли бы он тогда стал таким, каким был сейчас. А Инарду нравился тот он, каким он был сейчас. Порой королю и не хотелось той, возможно ставшей бы счастливой жизни. Он не был готов пожертвовать властью ради неё. Инард смотрел на серый каменный потолок и думал о том, что ему, пожалуй, хотелось бы сейчас посетить родной Имештфорд, хотелось бы снова увидеть Хильдегер, понять, что у неё всё хорошо… Маги — смелый народ, не привыкший отступать или сгибаться под тяжестью навалившихся событий, пожалуй, это было тем, что король считал даром, посланным ему из чертогов земли. Он любил свой народ и готов был вести его, куда угодно. Мужчине отчего-то снова вспомнилась Хильдегер — эта рыжая девчонка, со слезами на глазах умолявшая его не уезжать из Имештфорда, уговаривавшая его вести такую же политику невмешательства, какую вёл в конце своей жизни его дед… Пожалуй, она была достаточно милой для того, чтобы стать наложницей, матерью его ребёнка… Король ждал того момента, когда она, наконец, родит. Пожалуй, ему следовало увидеть его сестёр. Лея недавно писала ему, что хочет увидеться… Только вот он не хотел. Сёстры были ему чужими — он даже не видел их ни разу со дня своего пятилетия — и он не хотел становиться им братом, братом в том смысле этого слова, которое понималось магами. Инард не чувствовал себя их родственником, не чувствовал ответственности перед ними, за них, не чувствовал боли или даже сожаления, когда на войне погиб муж Леи… Он даже не знал этого человека, не знал так хорошо, как знает Зилбера, Роймана или кого ещё из своих военачальников… Должно быть, когда-то в детстве с ним играла именно Лея, а не Инара, всё-таки, последняя была чуть больше, чем на четыре года старше, и чувствовала себя образцовой старшей сестрой, которой не позволено играть с несмышлёным младшим братцем, каковым тогда и был Инард. Лея, вроде, была более живой, подвижной, смешной… Только вот король уже плохо помнил то время. Помнил, пожалуй, только вечные слёзы матери, которые теперь казались ему слабостью, невозможной и глупой слабостью, от которой Леофан спас своего внука тогда. Лея… Инард пытался вспомнить её, должно быть, худенькую хрупкую фигурку в сером или синем платьице — такие цвета часто использовались для платьев маленьких девочек в Фальрании, бегающую вместе с ним по коридорам материнской, тогда ещё довольно скудно украшенной — это после дед, словно извиняясь перед невесткой за внука, стал дарить ей дорогие, поистине королевские подарки, части дворца, пытался вспомнить, должно быть, весёлый и звонкий смех, когда они кидались чем-то в друг друга, пытался вспомнить самого себя, должно быть, радостного и увлечённо игрой, в те дни и… чувствовал, что вспомнить не может. Будто что-то заставляло его в тот же миг отвлекаться от этих мыслей, будто что-то заставляло его уходить от этой темы и на какое-то время забывать даже само ощущение попыток вспомнить…

Маг встал с кровати и подошёл к небольшому, запертому, залепленному с другой стороны снегом, окну. Так и быть — ничего он увидеть не сможет. А жаль… Король снова садится, правда уже на стул, снова поднимает голову и смотрит на потолок своей спальни. Отчего-то ему кажется, что так он сможет вспомнить хоть что-то из той жизни, которая окружала его более двадцати лет назад. Отчего-то ему вдруг показалось, что так должно быть чуть менее больно, чем бывает обычно. Ему хотелось верить в это, хотелось думать, что на этот раз всё пройдёт лучше, чем проходит обычно. Почему всегда было больно, когда он пытался что-то вспомнить? Почему словно тысяча игл сразу вонзалась ему в голову? Почему это происходило каждый раз? Король вдруг думает, что это не первый раз, когда он стал задавать самому себе такой вопрос… Пожалуй, стоит узнать, что это такое. Инард тянется за листом бумаги, но в его голове тут же всплывает мысль, что ни бумаги, ни чернил в его спальне нет — дед не разрешал ему брать что-либо за пределы учебных комнат, и эта привычка осталась с ним. Боясь того, что он снова может забыть об этих мыслях, как забывал всегда, он прижимает лезвие кинжала к ладони, надавливает…

Вьюга завывает. В Арионме снег всегда выпадает рано. Пограничная крепость. Подумать только — в городке Реонхейм, находящемся не так далеко отсюда, только начали опадать листья, а здесь уже идёт снег! Когда-то мать пела ему колыбельную, где говорилось о снежной крепости Изенберг, где закончил свою жизнь легендарный Танатос, герой и злодей в одном лице. Пожалуй, он хотел бы быть похожим на Танатоса. Быть таким же сильным. Стать легендой… Теперь он жил одной это мыслью, целью, ведущей его вперёд сквозь все препятствия и трудности. Стать легендой… Как же хотелось этого Инарду, хотелось так, что он бы отдал за миг славы, за пару восхищённых слов людей будущего всё, что у него было. Инард жил мыслями о славе, о величии… Возможно, это было результатом того детства, которое он провёл у деда, король не знал, но одно он понимал точно — желания иметь близких и родных людей у него как-то не было. Может, дело было в Леофане, не совсем понимавшему, что именно он хочет от внука, и от этого бывавшем то слишком заботливым, то слишком равнодушным. Может, дело было в постоянных слезах матери, в её вечном нескончаемом плаче после смерти отца. Может, дело было в нём самом, как человеке. Быть может, он сам не был способен любить и чувствовать от рождения. Правитель королевства магов пытался вспомнить сестёр — он не видел их со своего пятилетия, дед запрещал ему общаться почти со всеми, кроме двух-трёх слуг, бывших намного его старше, и учителей из которых только Зилбер стал по-настоящему близким другом принца. Впрочем нет, Инару Инарду удалось увидеть не так уж давно — ещё до его отбытия в Арионм этой осенью (король старался не бывать в южной крепости летом — там было слишком жарко). Эта женщина поразила его своим кротким видом и странной одеждой, молитвенником в руках, скромной манерой держаться… Инара всегда была такой, скорее всего. Тихой, набожной, скромной. Инард всегда считался довольно спокойным ребёнком, но тихим он не был, а набожным и скромным он не был и паче. Король ведь тогда даже не поговорил с ней… Впрочем, нужно ли это было? Нужны ли были все эти бессмысленные разговоры, полные фальшивого сожаления о том, чего не было и чего никогда не могло быть? Молодой правитель помнил, как Зилбер часто говорил ему, что никогда не бывает «бы». Король редко грустил о том, чего никогда не было. И думать об этом казалось ему вещью бесполезной и глупой, а уж тем более — грустить. Порой так хотелось вспомнить то, что было когда-то очень давно, когда он ещё не попал под влияние деда. Порой так хотелось той, обычной жизни… Жизни, не скованной обетами, не скованной всевозможными ограничениями, постоянными занятиями, приёмами, манерами. В конце концов, жизни, в которой не было бы места голоду и войне. Ему очень хотелось такой жизни. Хотелось не быть вечно запертым в крепостях, но не хотелось и вечно сражаться, хотелось спокойной жизни, которую он сможет целиком посвятить благоустройству Фальрании, строительству в этой стране городов, тех городов, которые имели место быть в королевствах вампиров и эльфов, даже людей… Ему не хотелось видеть магов в домах Скорби, без ног или без рук. Инард чувствовал, что ему совсем не хотелось того, чего хотел в своё время от жизни его дед Леофан. Всё чаще король задумывался о том, что и войну то он ведёт только для того, чтобы скорее победить в ней, чтобы потом, потом — в тех плодородных землях — у его народа всё было хорошо, чтобы больше не приходилось голодать или тратить такое огромное количество золота и драгоценных камней, покупая еду у вампиров или эльфов, которые, ввиду уже произошедших событий, могли и не продать это.