Волшебная чернильница (Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка) - Слуцкис Миколас. Страница 22

Такое желание левой ноги Рыжего очень понравилось шайке. Со свистом и гомоном мальчишки схватили человечков, потащили к железному столбу и, связав ремнями, вздернули высоко-высоко.

Дружки ковбоя с хохотом плясали вокруг. Кто-то пнул апельсин, и некоторое время мальчишки гоняли его как футбольный мяч. Когда игра им надоела, они ушли по пустынной улице, оставив избитый апельсин и висящих на столбе друзей.

— Ах, как мне жалко апельсина! — причитал Колобок. — Он весь в синяках.

— А меня тебе не жалко? — стонал Колышек. — Так режет шею и плечи.

— Жалко и тебя и себя. Ведь и я еле терплю. Если нам никто не придет на помощь, мы погибли…

— Кто нам поможет? Кто? — как комар, зудел Колышек. — Может быть, Ясам? Я, пожалуй, закричу!

Колобок хотел утешить приятеля, но не знал, как это сделать.

— Будь мужчиной… Не кричи еще… Может быть, Раса подоспеет?.. А может, мышка Мечтышка?

— Нужен ты Расе! — повизгивал Колышек. — Ведь она хотела сломать нас! Она только обрадуется, что эти негодяи нас повесили. Связанного легче ломать. Нет, буду кричать!..

— Накличешь Зубаря или Горячку! — предупредил Колобок и стиснул зубы, чтобы не закричать самому.

— Пускай! Я больше не выдержу… Крикну!.. Кричу!

Однако крикнуть приятелям не пришлось.

Неизвестно, кто первым заметил на дороге странного человека: Колышек или Колобок. У обоих пот струился по лбу и застилал глаза, оба почти ничего не видели.

— Мы спасены, Колышек! — горячо зашептал Колобок. — Как хорошо, что мы выдержали, не закричали…

Вблизи человек не казался странным. Он был в костюме и шляпе, как все люди. И нос как у всех, и брови, и руки, ноги. Если он чем-нибудь и отличался, то походкой. Она была не такая, как у всех: человек танцевал на ходу, а может быть, ходил приплясывая. Казалось, он парит над лугом, чтобы не мять траву. Танцевали его ноги, танцевали руки, изгибаясь, как две гибкие лозы. А если руки не двигались, то на лбу начинали пританцовывать брови, похожие на огромных бабочек. Когда он улыбался, казалось, будто и улыбка порхает, летает…

Почему-то человек не спешил взбираться на столб. Он все кружил и кружил вокруг.

— Почему ты так странно ходишь? — решился спросить Колобок. От удивления он даже забыл, что висит на столбе.

— Потому, что меня никто не гнетет! Потому, что я счастлив! — ответил человек не словами, а движениями танца: раскинул руки, привстал на цыпочки — и было ясно, что он хочет сказать.

— А что такое счастье?

— Счастье? Вот солнце светит! Летят вороны! Разве вам не хочется летать?

— Мы так высоко залетели, что больше уже не хочется… — пробормотал Колобок. — Но если солнце перестанет греть? Если земля покроется снегом? Не останется ни одной птицы? Разве и тогда тебе будет хорошо?

— И тогда — что спрашивать! На ветвях заблестит иней печи будут дышать теплом, дети наточат коньки!

— А морозов не боишься?

— Потому я и танцую все веселей и веселей: жду не дождусь, когда эти морозы ударят. Придут холода, я с нетерпением буду ждать оттепелей, потом — первых сосулек, а там — и весеннего паводка… Мне всегда хорошо, всегда весело! А вам?

— По правде сказать, не очень! — простонал Колобок, а Колышек не выдержал:

— Ты бы лучше снял нас! Неужели ты не видишь, что мы страдаем?

Танцующий человек внезапно застыл на кончиках пальцев, словно готовый решиться на что-то, но тут же снова начал порхать.

— Снять? А вы не думаете, что с высоты земля прекраснее? Подумайте над этим. Любуйтесь чудесным видом и вы не будете такими кислыми, как сейчас, — сразу повеселеете.

У приятелей даже дух захватило от злости.

— Солнечные лучи ласкают ваши лица, ничто и никто не заслоняет их! Нежный ветер целует ваши лбы. Чего еще вам не хватает для счастья?

Танцующий человек вдруг завертелся волчком, взмахнул руками, как крыльями — вот-вот улетит, точно странная, блестящая птица. Растает вдали, танцуя и кружась, а друзья останутся висеть, еще более несчастные, чем раньше.

— Многие могут вам позавидовать. Если бы я вечно не танцевал, то хотел бы вечно висеть. Да, да! Не удивляйтесь!

Колышек не выдержал, затрепыхался всем тельцем:

— Не исчезай! Сними нас! Мы тебя отблагодарим. Видишь этот апельсин? Он не такой, как все апельсины. Возьми его, только освободи нас!

— Возьми! Только освободи! — простонал и Колобок.

Человек взглянул на апельсин и тихо, счастливо засмеялся:

— Какие вы глупенькие, хоть и симпатичные. Если бы я обременил себя хоть малейшей ношей, то разве мог бы вечно танцевать? Моя поступь, такая легкая и грациозная, стала бы такой же, как у всех людей, которые много и тяжело работают. Нет, нет!

И вечно танцующий человек упорхнул, изящно помахав приятелям рукой, похожей на стебелек цветка.

— Мы погибли! — всхлипывал без слез Колышек. Его голова склонилась набок, глаза закрылись.

— Раса… Раса… Приди… Спаси нас… — в полубреду твердил Колобок.

Колышек с трудом открыл глаза, и его угасающий взор наткнулся на апельсин.

— Все из-за тебя… Сгинь… Не хочу тебя видеть…

Апельсин вдруг улыбнулся, как будто у него был широкий толстогубый рот. Исчезли отвратительные синяки. Только что он весил как три тяжеленных камня и вдруг стал на глазах меняться. Нет, он не стал ни меньше, ни больше. И даже не потускнел — наоборот, засиял еще ярче! — он только становился все легче и поднимался, поднимался.

Потом взлетел высоко-высоко, стукнул по спине одного человечка, другого, и друзья вдруг почувствовали, что стоят на земле с занемевшими, но развязанными руками.

— Апельсин волшебный! — воскликнул Колобок.

Дорога в чернильницу

Не слишком далеким был путь крота и Мечтышки, но крот безумно устал. Дело в том, что он очень спешил, очень волновался и поэтому то ударялся о ботинок прохожего, то плюхался в лужу, оставленную поливальной машиной.

Вот и дом писателя, один из многих жилых домов, что растут в этом городе, как грибы после дождя. Даже трудно отличить один от другого — так они похожи! Путники вскарабкались по лестнице, вытерли ножки и постучались в дверь.

Однако никто не бросился открывать. Не слышно было ни стука клумпов, ни скрипа пера.

— Погоди-ка, — велела Мечтышка кроту и шмыгнула в дверную щель. Хоть она и ученая была, и на высоких каблучках, но все равно мышка. Ей даже нравилось время от времени делать то же, что и все мыши. Она обежала комнату, вскочила на стул, потом на стол, провела коготком по рукописи — страницы зашуршали, словно сухие осенние листья! Мечтышке захотелось попробовать их и зубками, но она лишь вздохнула, вспомнив о своей образованности, и спустилась вниз по ножке стола. Потом проскользнула через щель обратно в коридор, выпрямилась и чинно, будто вовсе не она только что шалила, сказала кроту:

— Уважаемого писателя нет дома. Придется подождать. Если вы обещаете спокойно сидеть и не совать нос в бумаги, я проведу вас в кабинет…

Крот буркнул, что ему нет дела до бумаг, его интересуют только проволочки и винтики.

— Вы, должно быть, сами понимаете, — игриво заметила мышка, — мне не доставляет удовольствия лазить в щель. Бррр! Но разве я могу покинуть бедного больного на лестнице? Нам, ученым мышкам, всегда приходится жертвовать собой ради других!

От ярости крот готов был отгрызть мышке хвостик. Но что он будет делать, если останется один, в этом чужом, неуютном мире? Пришлось смириться и ползти за хитрой кривлякой…

Вернувшись домой, измученный волшебник Ластик-Перышкин так и не смог отдохнуть. Ведь его с нетерпением поджидали мышка Мечтышка и крот…

Глянув на крота, обезоруженного, бессильного, писатель с облегчением засмеялся.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — угрожающе сказал крот, развалившись, точно грязная тряпка, на письменном столе.

— Ты еще угрожаешь? — вступилась за писателя Мечтышка. — Вот не пустит тебя в свою чернильницу, что ты будешь делать?