Принцесса с дурной репутацией - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 50

— Зачем? — нахмурился Себастьяно.

— Просто посмотреть. Интересно же. Форма жизни для нас неизвестная.

— Знаю я вас, чего вы хотите! — Себастьяно стиснул кулаки. — Вас святая юстиция подослала — это они все время следят за тем, как бы на Планете не появился кто-нибудь, кроме инсектоидов и людей! И животных! Они меня сразу в ереси обвинят и в колдовстве, а ничего такого нет! Сожгут на костре, а туфельку уничтожат! А она такая… такая… Она ведь все понимает, только по-нашему не говорит…

— А по-какому говорит? — немедленно встрепенулась Оливия, как гончая при звуке охотничьего рожка.

Себастьяно скрестил руки на груди и мрачно набычился, давая понять нам, что за туфельку стоять будет насмерть.

— Себастьянчик, ты дурак, извини, — сказала я. — Где святая юстиция и где мы? Да чтоб мы еще были стукачками! За одно такое обвинение тебя надо вызвать на дуэль и как следует натрепать по ушам! Разве ты не знаешь, что мы состоим в Сопротивлении?

— В каком Сопротивлении? — Себастьянчик разинул рот. Оливия, кажется, тоже. Странно, что ее до сих пор удивляют финты моей безграничной фантазии. Могла бы уже привыкнуть.

— В каком, в каком, — таинственно понизила голос я. — В каком сопротивляются.

— Ой, — тихо сказал Себастьяно и сделал большие глаза. — Ну вы, девчонки, даете…

— Да, — гордо сказала я. — Ты думаешь, этого священного Жука вместе со своими жужжащими приспешниками просто так взяло и ветром сдуло? Этот ветер не простой! Это ветер перемен, Себастьянчик! Впрочем, я даже не знаю, следует ли посвящать тебя в такие опасные дела… На нас-то уже пробы ставить негде, а ты существо нежное… Любовь у тебя, опять же…

— Я — потомственный кавальери! — напыжился Себастьяно. — И все, что вы доверите мне, умрет вместе со мной!

— Никому ничего не выболтаешь?

— Могила!

— Ну, слушай. У Сопротивления есть тайный знак — перечеркнутое изображение жука. Где увидишь, знай: там побывали наши.

— Наши! — кивнул Себастьяно.

— Еще есть пароль: «Смена всех!» — и отзыв: «Даешь молодежь!» Запомнил?

— Ага!

— Вот видишь, теперь ты с нами. Мы тебя как-нибудь познакомим с руководством. Кстати, знай: Фигаро — не тот, за кого себя выдает.

— Шпион святой юстиции?!

— Наоборот. Он — наша связь с Центром. Если у тебя есть сообщение в Центр, а нас с Оливией уже схватили и пытают, просто подойди к Фигаро и тихо ему скажи: «Примите сообщение». Он примет и передаст куда надо.

— Ух ты! Обалдеть! Ну, девчонки! Не соскучишься с вами! Ладно. Раз мы в одной лодке, так и быть…

И Себастьяно достал из-за пазухи стеклянную туфельку. Оказывается, за пазухой ценные вещи носят не только женщины.

— Вот она, моя хорошая, — ласково сказал Себастьяно. — Вы можете ее погладить, только нежно и осторожно. Тогда она станет какого-нибудь цвета и, может быть, даже заговорит…

— Ну, здравствуй, туфелька, — с максимальной нежностью в голосе сказала я. — Как поживаешь? Не скучно тебе все время сидеть за пазухой у Себастьяно?

Я погладила стеклянный бантик и увидела, что туфелька из прозрачной стала бледно-розовой.

— Каблучок ей почеши, — посоветовала Оливия. — Ей понравится.

— Оливия, с проявлениями иномирной органической жизни нужно быть терпимыми и ласковыми. У-тю-тю, какая у нас туфелька, какая вся розо… зелененькая, то есть синенькая, э-э-э, желтая в белый горошек. Ну, расскажи нам, туфелька, где была, расскажи-ка, милая, как, э-э, дела?

— Рамбатон, — мелодично сказала туфелька. — пум рабутап.

— Ага, — медленно кивнула я. — Понятно-понятно.

— Цырлах! — туфелька взвизгнула так, что все мы вздрогнули. — Чипирла бут рамбатон бурлам-бурлам!

— Святая Мензурка, ужас-то какой, — подала голос Оливия. — Чего она стала вся такая черно-фиолетовая? И в желтую полоску?! Она не взорвется? Давайте смываться, а?

— Цырлах! — рявкнула туфелька, и это явно прозвучало как «Всем оставаться на своих местах!». — Кондроцупо румбутан бут чипирла, у, у…

— Она же плачет! — поняла я. — Она разлучена со своей парой, и поэтому… Слушай, у меня идея!

— Ну, — и Оливия, и Себастьяно-подкаблучник глянули на меня с большим интересом.

— Думаю, что мой прибор, — я сняла с шеи мешочек и достала белый кубик. — Сможет распознать этот язык и перевести нам, что говорит туфля.

— Что это такое? — Себастьяно потрясенно глядел на анапестон.

— Новейшая разработка нездешних ученых, — небрежно сказала я. — Не спрашивай, как он у меня оказался, это жуткая тайна. Ну что ж, попробуем перевести. О’кей, анапестон!

— Готов к эксплуатации, — отозвался кубик. — Какие будут задания, Люция Веронезе?

— Анапестон, ты сколько языков знаешь?

— Назвать точное число? И живых и мертвых? Пространственных и подпространственных?

— Э-э, нам нужен один. Там вот слово есть… Э, рамбатон.

— Это словосочетание. Межгалактическая семиотическая полугруппа, Кривовидная туманность. Может переводиться как «Где я?» или «На ком я?» Еще тексты на указанном языке будут?

И тут туфелька разразилась целым потоком слов, а возможно, и словосочетаний и даже нецензурных выражений, не принятых в Кривовидной туманности. Я их здесь не привожу — смысл? — лучше дам перевод от кубика:

— Существа! Существа, среди которых, я надеюсь, есть цивилизованные! Я органоид из Кривовидной туманности, само не местное. Я отстало от органо-носителя, не имею энергетического заряда, самостоятельно перемещаться не могу. Прошу помощи! Прошу помощи! Захвачено в плен местным органическим монстром, связь с носителем потеряна. Нахожусь в опасности самоуничтожения. Прошу помощи! Прошу помощи!

— О как, — грустно сказал Себастьяно. — Я ей, значит, монстр. А еще бархоткой ее полировал…

— Себастьянчик, это — оно. Средний род. Но не это главное. Опасность самоуничтожения — это вам не шутки. А если она самоуничтожается с таким взрывом, что весь замок по камушку разнесет?

— Нужно найти ее носителя, — сказала Оливия. — Девицу, да, Себастьян?

— Выглядела как девица, — кивнул наш романтик. — А там кто знает.

— Вот что, — придумала я. — О’кей, анапестон! Переведи этому… существу: мы тебе не враги. Мы хотим найти твоего органоносителя, но не знаем, где и как. Подскажи нам, что делать.

Анапестон, умничка, перевел. И ответ тоже:

— Я не знаю, — сказало существо. — У меня мало интеллектуальных способностей, чтобы провести полный анализ ситуации и выдать конструктивное решение.

— Что с туфли возьмешь, — пробормотала Оливия.

— Но, может быть, тогда не надо самоуничтожаться? Ты пока спокойно сиди за пазухой у Себастьяно, а мы будем искать твоего органоносителя.

— Но мне грустно, — молвила туфелька. — А чем мне становится грустнее, тем ближе опасность самоуничтожения.

— Голубушка, ну мы ж не комедианты, чтоб тебя веселить. У нас дела. Важные. Анапестон, переведи.

— Вот что, — тут осенило Оливию. — Пускай тебе Себастьяно книги читает — сказки там, стихи…

— Я же ни слова не понимаю, — опять расстроилась туфелька. — Одно расстройство! Ой, сейчас как самоуничтожусь…

— Шантажистка, — я развела руками. — Себастьянчик, придется мне доверить тебе свой секретный прибор. Пусть прибор общается с туфелькой на языке ее родины, но как только завидишь кого чужого — прячь! О’кей, анапестон, проведи авторизацию Себастьяно Монтанья, теперь он тоже станет твоим пользователем.

Так что Себастьяно стал временным хранителем анапестона (вместе с бархатным мешочком) и по-прежнему депрессивно настроенной туфельки.

Некоторое время мы послушали, как анапестон читает туфельке сказку о принцессе, у которой были очень длинные косы и она обожала ими душить приезжавших свататься женихов. Сказку сочинили в какой-то очень далекой галактике, но я подумала, что принцессы везде одинаковы, хоть с косами, хоть лысые, хоть с рогами. Хорошо, что Оливия, по крайней мере, только герцогиня и бритая.

Когда нам стало скучно так, что впору подумать о самоуничтожении, мы оставили Себастьяно, еще раз надавали ему указаний, как прятать туфельку и анапестон от досужих глаз, и пошли прочь из гобеленной, болтая о том о сем. Оливия беспокоилась — успеет ли анапестон при такой на него нагрузке еще и стихи сочинить, но я советовала ей напрячь мозги на тему другого предмета — босоногой дамочки в розовом.