Принцесса с дурной репутацией - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 54

Это было платье из розовой ткани, полупрозрачной и в то же время очень прочной. Хотя оно побывало в грачином гнезде, на нем не было ни пятнышка, ни дырочки, оно даже почти не помялось. Судя по размерам, хозяйка его была девушкой миниатюрной.

А золотистым пуком оказались волосы — крупные кольца длинных кудрей. Себастьяно прижал их к груди и зарыдал.

— Не рыдай, Себасгьянчик. Наверное, твоя красотка тоже решила побриться, как мы. А что, очень удобно, лысая башка нигде не застревает. И мыть легко.

— Глупости, — Оливия взяла золотистый ком и посмотрела: — Это не настоящие волосы. Это парик. Видите — швы, тканевый каркас изнутри? Ну вот. В столице парики сейчас очень модны, так что твоя дама сердца, Себастьянчик, видно, была столичной штучкой. Вот только зачем она рассталась со своим прикидом, непонятно. И где она сама бродит и в каком теперь наряде? Неужто в исподнем и всего при одной стеклянной туфельке? Сезон не тот, отморозит себе все полезные части тела.

— Я все равно найду ее! — пылко заверил небеса Себастьяно, свернул добычу и сунул под мышку. — Может быть, она все еще в замке.

— Это вряд ли. Скорее всего, она переоделась, села на коня и ускакала в неизвестном направлении. А одежду выбросила по дороге…

— Да, но зачем она переодевалась? Вообще бред какой-то.

— Не бред, а загадка поместья Монтессори, — назидательно молвил Себастьяно. — Хорошее название для романа.

— Какого еще романа? — в великом изумлении воззрились мы на Себастьянчика.

— Приключенческого, — голос Себастьяно зазвучал как-то гордо.

— Ты что, книжку пишешь? — захлопала ресницами Оливия.

— Ну да, — Себастьяно покраснел. — Нет, а что такого? Как будто благородный кавальери не может писать книги! Вон, герцог пишет же. Чем я хуже? Только у меня жанр другой будет… Тайны всякие, преступления, загадки, погони, дуэли, коварство и любовь. Люди любят такие книги.

— Это да. Но мой папашка считает это низкой литературой. Так что в его присутствии лучше об этом и не заикайся. К тому же никто не любит соперников по перу. Вдруг ты обгонишь моего папашу в славе? Он тебе этого никогда не простит, Себастьянчик.

Мы посмеялись.

— Тихо! — поднял руку будущий писатель. — Слышите?

Мы прислушались. В морозном воздухе раздались стук копыт и крик. А скоро мы увидели бешено несущуюся лошадь и истошно вопящую всадницу, вцепившуюся в поводья и пытающуюся остановить взбеленившегося коня.

— Лошадь понесла, — первым разобрался в ситуации Себастьяно. — Девочки, уйдите с дороги подальше!

Мы зашли за живую изгородь из бирючины и стали свидетельницами того, как Себастьяно бросился наперерез лошади, размахивая свернутым розовым платьем.

— Убьется, дурак! — возопила Оливия, но ничего подобного не случилось. Завидев Себастьяно, лошадь остановилась, дыша так тяжело, что ее бока ходили ходуном. Ее морда была в клочьях пены, она грызла удила, но Себастьяно бесстрашно подошел к ней и взял под уздцы.

— Хороший мой, хороший, — бормотал он примирительно и поглаживал лошадиную морду. — Все, успокойся, сейчас пойдем в конюшню…

— Смотри-ка, — удивленно сказала Оливия. — А Себастьянчик-то не слабак! Я думала, он только жрать да спать умеет, ан нет… Приятно, когда вот так разочаровываешься в людях.

— Подойдем к ним, — предложила я.

Себастьяно уже помогал хозяйке коня слезть с седла.

Она, как и полагалось даме, была в полуобморочном состоянии. Пришлось достать флакончик с нюхательными солями (всегда с собой ношу на всякий случай) и сунуть ей под изящный носик.

— Ах, — вдохнула дама, дернулась и открыла глаза.

Красоты она была такой, о какой только в романтических сонетах и пишут. И глаза, и ресницы, и румянец, и кожа, и губы — ну не придерешься. И еще такой поверх всего как бы налет — вот как у бабочек их цветные переливчатые чешуйки. Так что глаз оторвать невозможно. Себастьяно и прилип, и у него в глазах сразу обалдение появилось невероятное.

— Сударыня, — так и расплылся в поклоне он.

— О, — красотка ухитрилась объять взглядом всех нас разом. — Вы спасли мне жизнь!

— Вот ваш спаситель, сударыня, — Оливия указала на Себастьяно. — Мы лишь обеспечивали моральную поддержку.

— Кавальери Себастьяно Монтанья к вашим услугам, сударыня, — еще раз раскланялся наш дамский угодник.

— Я герцогиня Оливия Монтессори, а это моя компаньонка, Люция Веронезе, — экселенса смотрела на гостью очень внимательно. Ее одной красотой не расслабишь. — Хотелось бы узнать ваше имя…

— Я баронесса Беатриче Висконти, — даже удивительно, что у такого небесного создания оказалось вполне земное имя.

— Баронесса? Как же вы одна, без свиты? Куда вы направлялись?

— Ах, я сейчас все расскажу. Я выехала с камеристкой и слугами из поместья своего дяди и направлялась в город Торренто.

— Это гораздо южнее отсюда, вы сбились с пути…

— Мы проезжали через лог, и там на нас напали разбойники! Моих спутников убили, моя лошадь испугалась и понесла! Эта скачка продолжалась так долго, я уже не надеялась, что останусь в живых, я не представляла, в каком направлении двигаюсь! И вдруг — вы, чудесное спасение!

— Вы измучены и устали. Мы отведем вас в замок, баронесса.

— Здесь есть замок?

— Да, — сказала Оливия. — Вон виднеется. Вы находитесь в землях моего отца, герцога Альбино Монтессори.

— Великого поэта? — ахнула баронесса.

— Да.

— Ах, это просто чудо! Я обожаю стихи герцога Альбино!

— Ну, тогда поспешим в замок, будьте нашей гостьей.

Для измученной дамы баронесса довольно резво взяла с места и направилась к замку, так что мы едва за ней поспевали. Впрочем, спешить стоило — конь был слишком разгорячен, и следовало поскорее отвести его в конюшню.

Когда мы оказались во дворе замка, Себастьяно повел коня, заявив, что лично проследит за тем, чтобы уставшему животному был обеспечен надлежащий уход.

— Вот, баронесса, — Оливия обвела рукой замок и постройки. — Это Кастелло ди ла Перла. Добро пожаловать! Здесь вы сможете отдохнуть и набраться сил…

— О, благодарю вас! — баронесса восхищенно всплеснула руками. — Оказаться в поместье великого поэта — это честь, о которой я буду рассказывать своим детям!

— У вас есть дети, баронесса? — удивилась я. Возрастом госпожа Висконти была ну может на пару лет старше нас.

— Нет, — зарделась баронесса. — Но когда дядя выдаст меня замуж, появятся. Я на это очень надеюсь, я так люблю детей!

Мы вошли в холл. Слуге, что принимал наши шубы, Оливия сказала:

— Сообщи дворецкому, что с нами прибыла гостья.

Фигаро появился незамедлительно, почтительно поклонился баронессе и, поскольку девица сия вновь проявила признаки слабости и усталости, самолично отвел ее в гостевые покои.

— Просто удивительно, — заметила Оливия, когда мы поднялись в библиотеку. — У нас не дом, а прямо постоялый двор какой-то. То родственники толклись без конца, то крылатые благочестивцы, а теперь вот с первым снегом баронессу принесло.

— Это хорей, — улыбнулась я.

— Какой еще хорей? — воззрилась она на меня.

— «А теперь вот с первым снегом баронессу принесло». Трехстопный хорей с пиррихием. Видишь, в доме поэта даже ты заговорила в рамках стихотворных размеров.

— Тьфу, гадость! Стихи — вот первое, от чего я избавлюсь, когда стану полноправной хозяйкой замка.

— Да ладно тебе. Стихи — отличная штука, с ними жить интереснее.

— А у меня будут другие интересы. Я астрономией займусь. После того как узнала, что миров и вселенных такое множество. Как хочется их увидеть! Узнать, кто их населяет…

— Ну, вот туфельки стеклянные — к примеру. Кстати, где это наш Себастьянчик?

Он не замедлил явиться.

— Ну что, конь счастлив в герцогских конюшнях? — набросились мы на Себастьяно.

— Конь-то счастлив, — тон у Монтаньи был очень философический. — Много ли ему, коню, надо для счастья…

— Понятное дело, — хихикнула я. — А тебе, замечательный ты наш?