Челленджер - Ян Росс. Страница 26

Довод "я мать" – это нечестно. Это вообще беспроигрышный аргумент в любой ситуации. А ещё я догадываюсь, что недосказанное окончание фразы звучит так: "я мать, а ты оболтус и шалопай".

– Да, ты мать, – говорю я, сделав несколько глубоких вдохов, как советует мой друг Шурик, употребляя новомодный термин anger management [19]. – Этот факт не укрылся от моего внимания. И… я прекрасно нахожу с твоим сыном общий язык. Ты сама не раз об этом говорила, ведь так?

– Так… – утомлённо кивает Ира.

Я жду продолжения, но она смотрит в сторону. Я узнаю этот взгляд, этот тон и эту позу. Разговор окончен. Она замкнулась и больше не слушает.

– Ир, но я ведь, ты знаешь, что я и на этом фронте стараюсь, – не в силах остановиться, я предпринимаю ещё попытку. – Если я что-то делаю не так – дай знать. Говори со мной, скажи что-нибудь, только не молчи.

– Это не фронт, – роняет она.

– Ира! – почти кричу я и, поймав себя на этом, резко сбрасываю обороты. – Ир, я забочусь не только о тебе, но и об Алексе. Разве ты не замечаешь? Ты знаешь, ты не можешь не видеть, как мне это важно. Действительно важно. Ты делишься переживаниями, рассказываешь о его проблемах. Я вникаю. Переживаю вместе с тобой. Стараюсь помогать, участвовать. Последнее время ты сама обращаешься за советами и нередко их принимаешь. Так в чём же дело? Объясни, пожалуйста!

По её лицу пробегает тень неясного мне, затаённого страдания.

– Я не хотела об этом, но ты давишь и настаиваешь… – произносит она совсем тихо. – Вспомни хотя бы, что ты устроил на прошлой неделе. Ни с того, ни с сего поднял несусветный кипиш. На глазах у моего сына чуть не сорвался вниз с пятого этажа. Рисковал собой, рисковал им… Ради чего? Погеройствовать приспичило?

– Ира!

– Нет уж, дай мне закончить. Пойми: я и мой сын, в отличие от тебя, не живём в приключенческом фильме. Ты хоть иногда отдаёшь себе отчёт в своих действиях? Втянул ребёнка в свою погоню за адреналиновым кайфом. Мало того, ещё и соседей приплёл. Нам тут жить, а твои неадекватные поступки…

– Какие, блин, соседи? – и я выматерился. – Твой сын был заперт в квартире один! Я! Хотел! Его! Спасти!

– Да, Алекс был заперт – это плохо. И ты помог. Спасибо. Но "спасти"?! Ему не угрожала опасность, и я всё время говорила с ним по телефону. Мы не на войне. Не в триллере. И нечего корчить из себя последнего героя боевика. Подумай хорошенько, кому это надо, мне или тебе? Что было бы со мной, если бы ты упал? И главное, раз ты так заботишься о моём сыне, поразмысли на досуге, что было бы с ним, если бы ты оступился и разбился, а он стоял в окне и смотрел бы на это!

– Ир, что ты?! Не надо утрировать. Я всё-таки не полный идиот. Это не штурм Эвереста – просто перешагнул из одного окна в другое. Зачем ты так?

– Ты абсолютно ополоумел, превратив бытовую неурядицу в чёрт знает что. Я не могу запретить взрослому человеку рисковать собой, но учти, я не позволю ставить под угрозу моего ребёнка.

Повисает гнетущая пауза.

– Илья, мы всё не раз обсудили. У тебя новая работа, – продолжила Ира голосом, в котором звучала, вся копившаяся испокон веков, совокупная материнская изнурённость, – ты полон энтузиазма, ты говоришь прекрасные слова, и очень хочется верить… Но я так не могу, мне нужно время. На мне большая ответственность…

– Ир, время играет против нас. Мы ждём наших встреч неделями, видимся урывками, в часы, когда я ошалевший мчусь из аэропорта, а ты уже не то что не в состоянии чему-либо радоваться, тебе с трудом удаётся не заснуть до моего прихода. В итоге, у обоих накапливается ощущение безысходности и разочарования. Разве ты не видишь, к чему всё идёт?

Ира молчит, и я знаю, на сей раз это окончательно. Я приближаюсь к точке кипения и заблаговременно смываюсь на балкон. Достаю сигареты. Жадно затягиваюсь. Докурив, зажигаю от окурка вторую, и внутри ещё тлеет надежда, что она придёт и скажет что-нибудь примирительное. Но этого не происходит. Я пробую успокоиться. Дышу носом. Но грёбаный anger management не помогает. Невидящим взглядом озираю близлежащие городские чащобы. Обида накатывает волнами, но вот, наконец, удаётся прийти в себя. Я отщёлкиваю недокуренную, третью по счёту, сигарету и быстро возвращаюсь в комнату.

– Ира, я люблю тебя. Мне никто не нужен. Только ты и Алекс. Давай попробуем. Будем жить во Фриско, а не в этом треклятом мегаполисе. Снимем дом неподалёку от моря. Ты не будешь горбатиться на двух работах. Сможешь заботиться о сыне. Он не будет сидеть один или с этой… полоумной соседкой, с её оладушками… Ира, ты меня слышишь? Ир, в конце концов, тебе не жаль наших отношений?! Скажи, что ты хочешь?! Чего тебе не хватает?!

Она сидит, молчит и смотрит в сторону.

– Ира! Ты слышишь?! – ору я. – Ответь мне! Скажи что-нибудь!

Я топчусь перед ней, как… да просто, как придурок. Хочется ещё так много добавить, но я не вижу смысла. Красноречие исчерпано. Я подбирал слова, делал выразительные жесты, пытаясь преодолеть пропасть непонимания, но мои усилия разлетелись в пыль, натолкнувшись на глухую стену.

– Я пойду, – говорю я упавшим голосом.

И отмечаю, что впервые у меня невольно прорезался именно этот, такой же, как у неё, тон. Я чувствую – сегодня нечто произошло. Возможно, я взрослею… Она бросает короткий взгляд, будто хочет что-то добавить, и снова отворачивается. Постояв, я киваю