Челленджер - Ян Росс. Страница 30
Потом приходила Кимберли и начинала свои финты и ужимки, подтверждая подозрение о коварном сговоре напрочь свести меня с ума совместными усилиями. Я больше не психовал, но и не проявлял энтузиазма. Впрочем, её это нисколько не смущало. Темы, с которыми она подкатывала, не отличались разнообразием, а прозрачные намёки на то, что было бы неплохо оставить меня в покое, Кимберли пропускала мимо ушей.
* * *В среду я бился над протоколом "общения" между допотопной acquisition-платой и генератор-приёмником. Диалог не клеился. Сначала вовсе ничего не ладилось, а когда, после долгих усилий, заработала электронная плата, оказалось, что нарушена синхронизация с ресивером и стало совершенно неясно, каким чудом до сих пор удавалось получать сколь-либо внятный сигнал.
Пришлось снова лезть в настройки. Затем искать в сети дополнительные инструкции к злополучной плате. Наконец, разобравшись и с тем и с другим, я не поленился написать функцию для визуализации результатов. Связав всё вместе, нажал Enter и откинулся на спинку кресла. На экране, один за другим, стали появляться безукоризненно оформленные графики.
Я залюбовался. Ровные ряды диаграмм представляли результаты во всех возможных ракурсах, включая несколько вариантов моего любимого спектрального анализа. Одна беда – вместо ожидаемого сигнала на них отображалось скопище хаотично изломанных линий. М-да… я нервно сжал переносицу и некоторое время тупо пялился на забранные в аккуратные рамки каракули. Ариэль не производит впечатление фаната абстрактной живописи и вряд ли оценит эту экспозицию, более уместную в каком-нибудь музее современного искусства. А жаль, ничего себе такие картинки.
Вздохнув, я снова полез в инструкцию и вскоре обнаружил, что acquisition-плата аккумулирует данные в шестнадцатеричной системе. Принявшись переводить их в десятеричную, я невзначай обратил внимание на время и сразу понял, что влип. До последнего рейса оставалось меньше получаса.
Я сгрёб в охапку вещи, запер офис и, выбежав на улицу, почти налетел на задумчиво ползущее такси. За пять минут до отлёта ворвался в аэропорт, вихрем пронёсся по терминалу, лавируя между пассажирами, степенно катившими свои тележки, и еле успел притормозить, чтобы не врезаться в стойку регистрации.
– Постойте! – с ходу выпалил я. – Там мой самолёт.
Двое охранников, ощупав не в меру ретивого пассажира профессионально цепкими взглядами, отделились от входа в телескопический трап и грузно придвинулись, беря меня в "коробочку".
– Пожалуйста, пропустите, я непременно должен улететь.
– Простите, посадка уже окончена. – Служащая в блейзере с эмблемой изобразила безмерно скорбную гримасу. – Мне крайне жаль.
– Так вот же – самолёт ещё тут. – Я тоже попытался придать лицу адекватное этой безмерности просительное выражение. – Поймите, это экстренный случай.
Мои мимические упражнения не возымели действия. Ситуация стремительно усугублялась, приобретая нешуточный оборот. Стюардесса удалилась, оставив меня в надёжных руках. Стараясь не упустить из виду самолёт, словно дразня, медлящий у терминала, я продолжил задираться с парочкой косолапо топтавшихся подле мордоворотов. Упорствуя, я чуть было не угодил на экскурсию в застенки службы безопасности. Впрочем, когда авиалайнер задраил люки и принялся выруливать на взлётную полосу, наша грызня стала абсолютно беспредметной, и потому ещё более абсурдной. Я обмяк, а изрядно взбешённые стражи порядка, прекратили спецназовские манёвры и, беззлобно ухмыляясь, препроводили незадачливого клиента на улицу.
Ох уж эта наша американская квадратность, – ворчал я, тащась вдоль зеркальных витрин, – словно роботы, человечности не дождёшься. В самой что ни на есть семизвёздочной гостинице стоит попросить банальнейшую зубочистку и, если она не числится в меню, то добропорядочный служащий делает восьмиугольные глаза и входит в ступор, не в силах уразуметь, как ты смеешь посягать на что-то, не указанное в прейскуранте. И всё это на фоне холёной вежливости, сахарных улыбок, спасибо-пожалуйста и непременного "How are you?" на каждом шагу.
Достав мобильник, стал просеивать номера. Перебравшись в LA, я не поддерживал отношения с большинством старых знакомых, и потому выбор был невелик. Можно, конечно, завалиться к Рабиновичу, но там, небось, дым коромыслом и гулянки до утра. Подумал было позвонить Шурику, но он наверняка либо детишек укладывает, либо уже и сам дрыхнет, – с него, примерного семьянина, станется. Полистал дальше, набрал два номера – безуспешно. Альтернатив не оставалось, я вздохнул и кликнул последний вариант.
– Раби!
– Йоу-йоу! What's up, man? [24]
– Слушай, Гоша, тут такая тема… Я профукал самолёт и застрял в Сан-Хосе. Мне негде переночевать. Думал у тебя вписаться, ты как?
– Не вопрос. Подваливай.
За час с небольшим я добрался до южных окраин Сан-Франциско и нашёл ключ, как и в прежние времена, в соломенной корзинке, прибитой к дверному косяку. Войдя, прямиком рухнул на диван. Усталость сжимала виски железными тисками. Тело ныло. Интересно, сколько я вынесу такой режим. Полежав с закрытыми глазами, взял книжку и попробовал читать. Буквы расползались, а слова казались пустыми и пресными. Помаявшись, позвонил Гоше, узнал, где прячутся полотенца, и отправился в душ.
* * *Заслышав шаги, я обернулся полотенцем и, выйдя из ванной, наткнулся на незнакомую девицу в броской майке и мини-юбке. Слегка прищурившись в полумраке коридора, она вызывающе осмотрела меня с головы до ног.
– Ты кто? – осведомилась незнакомка, оторвавшись от созерцания стекающих с моего мокрого тела и разбивающихся о пол капель.
– А ты кто?
– Что ты тут делаешь? – на ходу бросила она, с апломбом прошествовав в гостиную.
Тоже мне, запоздало возмутился я, продолжая орошать кафельные плиты каплями водопроводной воды, я-то Раби знаю пятнадцать лет, а ты тут явление временное и случайное. Постояв в замешательстве,