Повелитель змей - Раше Ги. Страница 13
Но ведь могло статься, что дитя Себека разинуло пасть просто потому, что желало зевнуть и вовсе не собиралось нападать на человека, барахтавшегося на поверхности озера? Об этом мы никогда не узнаем. Но стоило Хети подплыть к крокодилу и приготовиться одним движением всадить шест ему в самое горло, отбив желание нападать на друга, как рептилия взмахнула хвостом, разворачиваясь, и поплыла прочь, не желая ввязываться в настоящую драку. Хети подплыл к Небкаурэ и помог ему добраться до лодки, которую «белым поясам» удалось поставить на воду.
Вот почему впоследствии Небкаурэ часто повторял, что Хети спас ему жизнь.
Жаль только, что, бросившись на помощь другу, Хети потерял свой шест и уронил венок.
Мы не знаем, какая команда была объявлена победительницей и кого из богов согрели лучи ее славы. Но Хети, оставшийся без «короны», получал поздравления со всех сторон — и от Мерсебека и жрецов храма Себека, восхвалявших его храбрость, и от отца и сестры, которые с берега следили за всеми перипетиями битвы команд и победоносной схватки Хети с крокодилом. А крокодил, без сомнения, струсил, когда понял, что подросток, вооруженный шестом, намерен лишить его легкой добычи.
8
Уже несколько дней подряд звезда Сепет появлялась на небе вместе с солнцем. Жара усилилась, а воды реки, до недавнего времени сильно понизившиеся, стали неуклонно прибывать, словно божество не просто управляло движением звезды, возвещая разлив, но творило чудеса, заставляя Нил наливаться новой силой.
Вода, пройдя по судоходному рукаву, заполнила каналы Файюма и излилась в Южное озеро, Хре-рези. В час, когда солнце стояло в зените, все вокруг словно спало — и природа, и люди, одинаково разморенные жарой. Но в болотах, завоеванных пронизанным солнцем папирусом и камышом, взметнувшим к небу свои гибкие стебли, в густых зарослях раздавались неясные звуки, кричали птицы, взлетая над потревоженными водами. В сравнении с иссушенной землей, горячими камнями и раскаленными песками близлежащих пустынь это место казалось оазисом свежести и прохлады.
По лабиринту, образованному островками зелени, неторопливо скользил длинный челнок, сделанный из папируса. На носу стоял Хети, сжимая в руках дугообразную метательную палку, готовый в любую минуту метнуть в цель это простое, но в умелых руках становившееся очень мощным оружие. Небкаурэ, стоя на корме, орудовал шестом, направляя легкое суденышко.
Между юношами на коленях сидела Нубхетепи. Волосы девушки были убраны в детскую косу, так как она решила сохранить ее до того дня, когда встретит мужчину, которого захочет назвать своим супругом. Отец даже не думал о том, чтобы попытаться предложить ей выйти замуж за того, кто нравился ему самому. Ее талию охватывал многоцветный тканый пояс, украшенный цветными же стеклянными бусинками, а плечи были частично скрыты широким ожерельем, собранным из жемчужин разного размера и оттенка. Запястья ее были украшены тоненькими медными браслетами, которые ей подарил Небкаурэ. Сам Небкаурэ сменил свою льняную набедренную повязку на простой пояс с коротким передником из двух полотнищ, который прикрывал его пах, не скрывая однако от любопытных взглядов самое лучшее украшение, какое подарили боги мужчинам. На его запястьях сверкали широкие золотые браслеты, а плечи и грудь покрывало широкое ожерелье, в котором ряды ляпис-лазури и бирюзы чередовались с рядами простых красных стеклянных бусин.
С того дня, когда Хети спас его, не дав утонуть, Небкаурэ стал частым гостем в доме своего нового друга и очень скоро превратился почти что в члена семьи. Поэтому когда случалось так, что Хети не мог сам прийти в храм Змеи, куда он время от времени один или вместе с дедом приносил кобр и гадюк, Небкаурэ сам приходил в дом его родителей. По обычаю он всегда приносил всем домочадцам подарки. Нубхетепи он обычно дарил украшения. Он очень быстро попал в любовные сети, расставленные девушкой, непосредственной и смешливой. Однажды он даже сказал Хети, что, если не возникнет обстоятельств, которые могли бы помешать осуществлению его планов, он бы с удовольствием сделал Нубхетепи хозяйкой своего дома. И в устах Небкаурэ слово «дом» не было метафорой.
Так, понемногу, слово за слово, несмотря на то что Небкаурэ рассказывал о себе неохотно, Хети узнал, что его друг — сын нотабля, живущего в Тебесе, потомка Анкху. Этот Анкху был визирем во времена правления Себехотепа II и Хендьера, следовательно, всего за несколько десятилетий до описываемых событий. Двое сыновей Анкху, Рессенеб и Иумеру, также служили царскими визирями, а значит, были первыми после царя людьми в государстве. Позже, в годы смуты, когда соперничающие стороны рвали трон Гора друг у друга из рук, семейство потеряло свои привилегии. Но потом к власти пришли Ибия и его наследник Аи Мернеферэ. Они объединили страну и навели в ней относительный порядок. Потомки Анкху уже не становились визирями, однако получили другие, не столь высокие, но значимые должности при дворе: отец Небкаурэ занимал высокий пост в армии, а его брат стал главой храма Змеи, заняв должность первого чтеца. Что же касается самого Небкаурэ, то после длительного пребывания в храме, где он оттачивает свое мастерство чтеца иероглифов, он вернется к отцу в Тебес и станет командиром армии его величества.
Он очень часто уговаривал Хети, когда придет время ему возвращаться, отправиться вместе с ним в Тебес и поступить на царскую службу. Эта мысль не была Хети неприятна, хотя речь шла о службе в армии. Совсем недавно он заявлял, что не хотел бы стать солдатом его величества. Главным доводом Небкаурэ, который об этом помнил, было то, что Хети станет служить не как простой солдат, но как командир, а для Хети это все меняло.
В этот день Хети, Нубхетепи и Небкаурэ отправились на озеро поохотиться, надеясь с помощью метательной палки добыть дикую утку или любую другую съедобную дичь. Хотя для них это был, прежде всего, удобный предлог побыть втроем, а заодно насладиться прохладой, купаясь в сине-зеленых водах озера.
Этот челнок Хети закончил делать совсем недавно. В работе ему помогал отец и один из компаньонов отца, который изготовлением лодок из папируса или из дерева зарабатывал себе на жизнь. Нубхетепи и Небкаурэ приложили руку к постройке челнока, собрав необходимое количество стеблей папируса. И вот сегодня они решили вместе отпраздновать спуск на воду этого суденышка — легкого, но, тем не менее, устойчивого и водонепроницаемого. Что касается крепости и подъемной способности, то эти качества можно было проверить только на воде.
Когда уровень воды в озере повышался, здесь собирались птицы со всей долины. Они прятались в зарослях камыша и тростника, которые воде никогда не удавалось поглотить полностью. Над головами у молодых людей кружили журавли, серые цапли и чибисы, но ни одна из птиц не приблизилась на расстояние полета метательной палки. Поэтому Хети приходилось дожидаться, когда дикая утка или гусь, или длинноногий журавль сядут на воду.
— Смотрите! Там, в зарослях… Черный аист! — воскликнула Нубхетепи.
— Это птица-ба, — сказал Небкаурэ. — Нельзя убивать душу!
— Я указала на нее не для того, чтобы ты, Хети, ее убил. Я не хочу, чтобы ее убили, — вторила ему Нубхетепи.
Для обитателей этой долины черный аист являлся воплощением души умершего, вылетевшей из могилы и направившейся от места погребения, где находилось тело покойного, к Полям Иалу[16], где продолжали жить души умерших. Там душа получала вторую жизнь, похожую на ту, что недавно потеряла, но отныне вечную. Люди так привыкли верить в вечную жизнь за порогом смерти, что никто не задумывался о том, что бессмертие тоже может наскучить… Идея бесконечности не казалась головокружительной и не вызывала в их умах метафизического ужаса.
— И правда! — откликнулся Небкаурэ. — Может, это ба умершего, и она вернулась охотиться на болота, потому что ее хозяин здесь охотился, когда жил под Солнцем-Ра!