Третий шеар Итериана (СИ) - Шевченко Ирина. Страница 52

— Я… — мужчина долго смотрит в стакан, точно испрашивает у кого-то на дне разрешения высказаться. — Я расстался с девушкой. Вернее, мы разошлись несколько месяцев назад, но до сегодняшнего дня поддерживали отношения… дружеские, и у меня оставалась надежда. А сегодня — все.

— У нее появился кто-то, — кивает она понимающе.

Она многое понимает, но ему не нужно этого знать…

— Да. Или нет… Старый друг, она так сказала…

Он залпом опустошает бокал и, подозвав официанта, заказывает еще бренди, сам не понимая, что ему не выпивки не хватает, а слов, чтобы объяснить свои чувства. Мог бы промолчать, молчал бы. Но чары не отпустят, пока сердце не сбросит груз переживаний.

— При чем тут варьете? Как будто я не знал. Мир тесен, всегда найдется кто-то… А это — лишь работа. Нужно знать Софи — она не из тех девушек… Но она не рассказывала, и я решил, что для нее это неприятные воспоминания. И все остальное, о чем они говорили сегодня, такая же чушь, я уверен… Но они говорили так… Для них меня просто не было. Были только они, и они понимали друг друга без слов, а мне…

— Так бывает, — приходит она на помощь, поняв, что человеку никогда не объяснить случившегося ни ей, ни себе. — Когда двое связаны настолько крепко, это видят даже люди… Видят люди со стороны, я хотела сказать.

— Да, видят, — соглашается он угрюмо. — И это неприятно. Поэтому я ушел.

Принесенный официантом бокал уже не задерживает, как предыдущий: подхватывает прямо с подноса, тут же выпивает и возвращает на поднос вместе с выхваченной из кармана бумажкой. Требует еще.

— Сегодня ушел, — заключает, зло стиснув кулаки. — Но еще вернусь.

Все люди одинаковы. Цепляются за мечту, бегут за иллюзией счастья, верят в то, во что хотят верить, впустую растрачивая и без того недолгие жизни.

— Зачем вам это? — она пододвигается поближе. Проводит ладонью по его руке, от сжатых в кулак пальцев вверх, к плечу. — Вы молоды, недурны собой. Встретите еще свою женщину.

— Мне никто не нужен, кроме Софи.

— Вам это кажется.

Она обнимает его за шею и, медленно подавшись вперед, целует в губы. И на террасе, и среди прогуливающихся рядом по набережной нет мужчины, который не завидовал бы ему… А она пьет его, как за минуту до этого кофе. Его мысли, его чувства. Пробует их на вкус, переживает вместе с ним потерю по имени Софи, тянет все, что можно вытянуть о маленькой цветочнице, к которой сейчас, когда ее охраняют, точно величайшее сокровище всех миров, не может подобраться сама…

Она видит ее в отражении его желаний, простых человеческих желаний, общих для большинства. Уютный дом, теплые семейные вечера, жаркие ночи, встречи с друзьями, прогулки и задушевные разговоры, в обозримом будущем, как закономерный итог, — ребенок… Счастье, расписанное день за днем, вплоть до спокойной старости. Он дал бы ей его. Но девочка, глупенькая и наивная настолько, что даже не догадалась, сколь глубокий след оставила в сердце мужчины, устоявшего перед чарами не одной опытной красавицы, сама отказалась от этого счастья, мечтая о чем-то другом… о ком-то другом… Она никогда не принадлежала ему. Но он не знает об этом, и теперь это единственное его утешение…

— Вы… — человек с недоумением глядит в лицо прекрасной незнакомки, только что оборвавшей внезапный поцелуй. Тянется к бокалу, забыв, что тот уже пуст.

— Простите, — улыбается она, словно всего лишь задела его плечом.

— Ничего, — бормочет он и улыбается в ответ, еще не подозревая, какой подарок получил от нее.

Людям сложно понять, что подарком может быть не только то, что тебе дают, но и то, что у тебя забирают. А она забрала его несбывшуюся мечту, открыв дорогу к другим, к тем, что еще могут исполниться.

Он мнется в растерянности, не найдя, что сказать, а она допивает кофе и оставляет под чашкой сложенную банкноту: официант порадуется — она не собирается дожидаться сдачи.

— Вы уже уходите? — приходит в себя мужчина. Вскакивает со стула, едва его не опрокинув. — Позволите вас проводить?

— Не стоит, — качает она головой.

Смотрит в последний раз в темные, как надвигающаяся ночь, глаза и думает, что избавив его от ненужных иллюзий, сделала подарок куда больший, чем надежда на новое счастье. Возможно, подарила жизнь. Кто знает, была бы судьба благосклонна к нему, решись он встать на пути у того, чьей силы хватит уничтожить целый мир?

Нет, пустое. Ничего бы с ним не случилось — его просто нет для тех двоих.

Он — ничто. Даже нужной информации от него получить не удалось.

Значит, придется найти способ подобраться к девушке.

Что-то изменилось.

Хрустнул лед обид, покрылся мелкими трещинками, похожими на лучики рожденных теплой улыбкой морщинок на родном лице. Ярче стал свет надежды, четче абрис смутного до поры будущего. И не на крыше бы сидеть в обществе облезлого кота и надоеды-братца, а вернуться к Софи, найти предлог или просто, без повода, позвонить в дверь…

Но чего бы ни требовало беспокойное сердце, умом Тьен понимал: нельзя. Не сейчас, пока все так зыбко, пока не стаявший еще лед может вновь затвердеть от одного неосторожного слова или взгляда.

К тому же она сама сказала: до завтра.

Значит, до завтра.

Значит, крыша, кот и Эйнар.

К коту претензий не было. Тот, расправившись с угощением, свернулся клубком и лишь изредка напоминал о себе сытым урчанием.

Эйнар же осмелел от безнаказанности. Сначала слово, потом — два, а теперь уже говорил без умолку. Впрочем, треп его был вполне безобидным, щекотливых тем младшенький не касался, обходясь рассказами о своих «нерабочих» визитах в другие миры. Попробовав торт, вспомнил какие-то экзотические десерты, коих довелось однажды вкусить. Глядя на фабричные трубы, заметил, что там, где люди лишены возможности использовать магию стихий, быстрее развиваются технологии. Зацепившись за это, плавно перешел к автомобилям, и тут выяснилось, что обсуждать достоинства и недостатки самоходного транспорта, придуманного в различных мирах, Эйнар мог долго и обстоятельно. Тьен долго и обстоятельно не хотел, но волей-неволей слушал, вспоминая, как сам когда-то провожал влюбленным взглядом рычащих моторами, окутанных ароматами бензина и горячего металла красавиц. Что ж, нечто общее у них с братом было… давно…

А внизу Люк с недоверчивой улыбкой ощупывал воздух вокруг себя, пытаясь угадать, что скрывают замелькавшие перед глазами пятна.

— …вот здесь, темное… Окно? И здесь… А это — шкаф?

Софи, закусив губу, размазывала по щекам слезы и тушь с ресниц. Клер хлопала в ладоши.

Хотелось быть рядом с ними. И Тьен был там, невидимый, неслышимый, неосязаемый. По-прежнему оставаясь на крыше, слыша при этом увлеченную болтовню брата, он касался легко дорогих ему людей, успокаивал взволнованно бившиеся сердца, нашептывал ласково, что теперь — вы же верите? — теперь все будет хорошо.

И улыбался, отворачиваясь от почувствовавшего что-то и умолкшего вдруг Эйнара.

— Так о чем я, собственно… — молчание оказалось недолгим. — Твой автомобиль, уж прости за откровенность, посредственный образчик местной техники. Вид презентабельный, но в остальном — не лучший выбор. Двигатель недостаточно мощный, большой расход топлива…

— Тебя дома не заждались? — перебил дотошного автолюбителя Тьен.

И правда, пора бы честь знать. Посидели вот, почти по-родственному. При случае, через годик-другой, можно и повторить.

— Нет вообще-то. Но если ты хочешь, чтобы я ушел…

Эйнару было немногим за пятьдесят. Смутный возраст для итерианца. Уже не ребенок, но еще и не взрослый. Вернее, в чем-то совсем еще мальчишка, подросток немногим старше Люка, а в чем-то вполне уже взрослый мужчина. Дети стихий развиваются иначе, чем люди, — за время, проведенное в Дивном мире, Этьен это понял. Сам он, будучи отчасти человеком и пройдя в родном мире жесткую школу жизни, повзрослел куда раньше и безо всяких оговорок считал себя старше обиженно насупившегося мальчишки. Тот дулся так по-детски, что возникали сомнения: уж не притворяется ли. Ведь даже с учетом особенностей взросления стихийников, Эйнар был шеаром. Тридцать лет его жизни забрала последняя волна. Чужие миры. Опыт. Знания. А с другой стороны, и среди человеческих детей рождаются уникумы, к десяти годам осваивающие сложные математические вычисления, законы механики или сочиняющие виртуозные поэмы и сонаты. Но при этом они остаются детьми. Играют с игрушками, ковыряются в носу, дергают за косички соседских девчонок… Ну а то, что Эйнар — шеар, — всего лишь свойство доставшейся ему от их общего отца крови. Это не талант или выпестованное годами умение — это сила. Иногда ты управляешь ею, но чаще — она тобой…