КлаТбище домашних жЫвотных - Кинг Стивен. Страница 18

– А вас как зовут?

– Карла. – Теперь ее голос звучал чуть тверже.

– Карла, проверьте, что с Джуди. И принесите одеяло. Они хранятся в подсобке рядом с первым смотровым кабинетом. Так, коллеги, давайте займемся делом. Я ко всем обращаюсь.

Все сдвинулось с мертвой точки. Крики в соседней комнате вскоре затихли. Замолчавший было телефон снова начал трезвонить. Луис нажал кнопку удержания вызова, не снимая трубку.

Старший из полицейских выглядел более собранным, и Луис обратился к нему:

– Кого следует уведомить о случившемся? Можете предоставить мне список?

Полицейский кивнул и сказал:

– Первый случай за последние шесть лет. Не самое лучшее начало семестра.

– Это да. – Луис поднял трубку и отпустил кнопку на телефоне.

– Алло! Кто это… – начал взволнованный голос, но Луис оборвал связь и принялся сам набирать номер.

Все более-менее успокоилось лишь к четырем часам дня, после того как Луис и Ричард Ирвин, начальник службы охраны кампуса, сделали заявление для прессы. Молодой человек, Виктор Паскоу, совершал утреннюю пробежку в компании приятеля и невесты. Тремонт Уитерс, двадцатитрехлетний житель Хейвена, штат Мэн, ехал на автомобиле с превышением скорости, направляясь от Ленгильской женской гимназии к центру кампуса. Машина Уитерса сбила Паскоу, и тот ударился головой о дерево. Друзья Паскоу и двое прохожих доставили его в клинику. Через несколько минут он скончался. Уитерс был задержан по обвинению в неосторожном вождении, в управлении автомобилем в состоянии алкогольного опьянения и в непредумышленном убийстве.

Редактор университетской газеты спросил, можно ли написать, что Паскоу умер от черепно-мозговой травмы. Луис, думая о разбитом окне, сквозь которое проглядывал мозг, ответил, что лучше дождаться, когда окружной коронер официально объявит причину смерти. Тогда редактор спросил, могло ли так получиться, что четверо молодых людей, принесших Паскоу на одеяле, непреднамеренно усугубили возможность летального исхода.

– Нет, – ответил Луис. – Ни в коем случае. По моему мнению, мистер Паскоу получил смертельную травму в момент удара.

Были еще и другие вопросы, но именно этот ответ завершил пресс-конференцию. Теперь Луис сидел у себя в кабинете (Стив Мастертон умчался домой час назад, сразу после пресс-конференции, чтобы успеть посмотреть на себя в вечерних новостях, как подозревал Луис) и пытался хоть как-то собраться с мыслями и склеить осколки разбитого дня. Или если не склеить, то хотя бы спрятать случившееся под тонким слоем рутины. Они с Чарлтон просматривали медицинские карты «передового отряда учебного фронта» – студентов, упорно продолжавших учиться, несмотря на тяжелые недуги. Там было двадцать три диабетика, пятнадцать эпилептиков, четырнадцать человек с параличом нижних конечностей, а также несколько с лейкемией, церебральным параличом и мышечной дистрофией; слепые студенты, двое немых и один случай серповидноклеточной анемии, с которой Луис никогда прежде не сталкивался.

Возможно, он справился бы и сам, но его подкосила записка на розовом листочке, которую Чарлтон положила ему на стол сразу после ухода Мастертона: Ковер из Бангора. Привезут завтра в 09:00.

– Ковер? – озадаченно спросил он.

– Его придется заменить, – сказала Чарлтон чуть ли не извиняющимся тоном. – Это пятно уже не отмыть, доктор.

Да, конечно. После этого Луис пошел в пункт выдачи медикаментов и принял туинал – тот самый туинал, который его однокурсник и первый сосед по общежитию при медицинском колледже называл чудесатыми колесами. «А давай-ка прокатимся на чудесатых колесах, Луис, – предлагал он. – Врубим «Creedence», побалдеем». Луис чаще отказывался, чем соглашался, и, наверное, правильно делал; того однокурсника исключили из колледжа в третьем семестре, и он укатил на чудесатых колесах прямиком во Вьетнам в качестве госпитального санитара. Луис иногда представлял его там, на войне, упоротого по самые уши и балдеющего под «Run Through the Jungle» в исполнении «Creedence».

Но сейчас он нуждался в чем-то таком. Если ему предстоит наблюдать эту розовую записку насчет ковра всякий раз, когда он отрывает взгляд от разложенных на столе медицинских карт, требовалось хоть как-то себя поддержать.

Дела шли вполне неплохо, когда миссис Баллингс, ночная сиделка, заглянула к нему в кабинет и сказала:

– Звонит ваша жена, мистер Крид. На первой линии.

Луис посмотрел на часы и увидел, что уже половина шестого; он должен был уйти с работы полтора часа назад.

– Хорошо, Нэнси. Спасибо.

Он пододвинул к себе телефон, поднял трубку и включил первую линию.

– Привет, дорогая. Я уже еду…

– Луис, с тобой все в порядке?

– Да, все хорошо.

– Я все знаю, Лу. Слышала в новостях. Мне так жаль. – Она на мгновение умолкла. – Я по радио слышала. И тебя тоже слышала. Ты отвечал на какой-то вопрос. Хорошо отвечал, твердо.

– Да? Это радует.

– Ты правда в порядке?

– Да, Рэйчел.

– Езжай домой, – сказала она.

– Уже еду, – отозвался Луис.

Домой. Это была хорошая идея.

Она встретила его в дверях, и у него отвисла челюсть. Она была в кружевном бюстгальтере, который всегда ему нравился, и в полупрозрачных трусиках. И больше на ней не было ничего.

– Потрясающе выглядишь, – сказал он. – А где дети?

– Их забрала Мисси Дандридж. Мы одни до восьми тридцати… то есть у нас два с половиной часа. Не будем зря тратить время.

Она прижалась к нему. Он почувствовал легкий, приятный аромат – наверное, розовое масло? Сначала он обнял ее за талию, потом его руки легли на ее ягодицы; ее язык игриво скользнул по его губам и проник к нему в рот.

Когда они наконец оторвались друг от друга, он хрипло спросил:

– Ужинать будем?

– Только десерт. – Она принялась тереться низом живота о его пах, медленно и сладострастно вращая бедрами. – Но обещаю, что тебе понравится.

Он потянулся к ней, но она выскользнула из его объятий и взяла его за руку.

– Сначала наверх, – сказала она.

Она приготовила ему горячую ванну, медленно раздела его и заставила забраться в воду. Потом взяла жесткую мочалку-варежку, которая обычно висела без дела на головке душа, бережно намылила его и смыла пену. Он чувствовал, как напряжение этого дня – кошмарного первого рабочего дня – постепенно отпускает. Рэйчел вымокла сама, трусики облегали ее, как вторая кожа.

Луис попытался выбраться из ванны, но Рэйчел мягко толкнула его обратно.

– Что…

Она осторожно сжала его мочалкой – осторожно, но твердо – и принялась медленно двигать рукой вверх-вниз. Это было приятно и в то же время почти невыносимо.

– Рэйчел… – Его бросило в жар, и не только из-за горячей воды.

– Тс-с.

Все это длилось целую вечность: как только Луису начинало казаться, что он дошел до предела, Рейчел замедляла движения рукой почти до полной остановки. Но не останавливалась, а сжимала, потом отпускала и снова сжимала, пока он не кончил с такой силой, что у него зазвенело в ушах.

– Господи, – выдохнул он, когда снова смог говорить. – Где ты этому научилась?

– В герлскаутах, – отозвалась она строгим голосом.

Она приготовила бефстроганов, томившийся на медленном огне, пока они были в ванной, и Луис, который еще пару часов назад был уверен, что в следующий раз ему захочется есть не раньше Хэллоуина, попросил добавку.

Потом она снова увела его наверх.

– Вот теперь, – сказала она, – покажи, что ты можешь сделать для меня.

С учетом всего, что случилось сегодня, Луис справился очень даже неплохо.

Потом Рэйчел надела свою старую голубую пижаму, а Луис натянул фланелевую рубашку и почти бесформенные вельветовые штаны – Рэйчел называла их его рубищем – и поехал за детьми.

Мисси Дандридж принялась расспрашивать его об утреннем происшествии, и он кое-что ей рассказал, не вдаваясь в подробности, – рассказал даже меньше, чем она, вероятно, назавтра прочтет в бангорской «Дейли ньюс». Он чувствовал себя грязным сплетником, но Мисси не брала денег за то, что сидела с детьми, и ему хотелось хоть как-то отблагодарить ее за восхитительный вечер, который они с Рэйчел провели наедине.