Юная Венера (сборник) - Тидхар Леви. Страница 99

Но все же несколько ночей подряд я размышлял. Все-таки что такое нацизм, как не крайняя точка европейского колониализма? Нацисты были белыми людьми, которые обвиняли других белых людей в том, что они недостаточно белые. Они были белыми, которые вторгались и колонизировали другие белые страны, распространяя теорию о превосходстве своей расы. Многие из тех стран, в которые они вторглись, ранее колонизировали другие страны, заявляя живущим там людям с коричневой кожей, что белые являются расой господ. Разве то, что нацисты творили в Европе, сильно отличалось от того, что бельгийцы делали в Конго?

Моя семья пережила то, что напоминало нацистские реалии, в нашем собственном тылу. Это было настолько похоже на идеи наци, что меня изумлял бесчеловечный смысл этого противостояния.

Но я напомнил себе, что нацизм очистил Европу от колониализма. Слабое брожение американского колониализма оказалось более живучим; но, несмотря на случаи самосуда, у нас не было этнических чисток. Я вступил в ряды сражающихся в Великой войне и с огорчением видел, что война продолжалась.

Я видел, что война распространилась в космос, где мы гнались за гитлеровцами на других планетах.

Нет, я буду спать спокойно после того, что сделаю. Когда я понял это, то подошел к надзирателю и рассказал ему о ноже.

Несколько часов спустя мы проснулись от душераздирающих криков.

Нацисты висели на трех столбах. На одном был Ганс, откинувшийся назад. Из горла у него торчал мой нож.

Двое других вопили и плакали, когда разноцветные пиявки вгрызались в их кожу. Надзиратели допрашивали рабов-венерианцев, и они указали на угол нашего барака. Для них все земляне были на одно лицо, а мы перебрались подальше от нацистов, одетых в наши старые робы. Мэйт я заранее сказал, что спать придется в другом месте.

– Если будет возможность, мы захватим дирижабль сегодня, – сообщил я своему экипажу. – Сейчас охрану заботят другие вещи, им не до нас.

6

Нацисты несколько смешали наши планы. Мне пришлось поступиться своим самодельным ножом, и теперь у меня не было ничего, чтобы перерезать швартовочный трос. Проходя мимо него, я словно случайно уронил большой мешок зерна и наклонился за ним. И незаметно ослабил узел так, чтобы веревка легко скользила. Длинный конец троса я положил таким образом, что издалека казалось – он по-прежнему закреплен.

После этого, взвалив мешок с зерном на плечи, я поспешил дальше.

Я услышал, как Шеппард вполголоса чертыхнулся, и бегом вернулся в кабину. Две трети груза уже были вынесены на платформу. Внутри находились шестеро венерианцев-рабов и один надзиратель, который прислонился к стене грузового отсека, наблюдая за работой. Он покрикивал и щелкал кнутом, когда ему казалось, что мы работаем слишком медленно.

Эрик наклонился ко мне.

– Подождем, когда все выйдут?

– Нет, сейчас, – прошипел я.

– А венерианцы?

– Когда оторвемся от земли, кто захочет остаться, спрыгнет, а кто пожелает стать свободным, присоединится к нам, – ответил я.

Мы хотели выждать еще несколько дней, чтобы лучше подготовиться, но сейчас у нас был шанс. Обычно внутри находилось несколько надзирателей. И как правило, они были более бдительными. Но сегодня утром они уже поймали нарушителей и потому не искали, кого бы еще наказать.

Эрик и я напали на надзирателя каждый со своей стороны. Накинув ему на голову разорванный бурдюк, чтобы заглушить крики, мы выдернули из-под него мешок с зерном, и я лупил пяткой по его шее до тех пор, пока он не перестал подавать признаки жизни.

Шеппард кинулся в кабину управления и открыл клапан подачи гелия в баллоны. Сжатый газ с громким шипением вырвался из цистерн, и я выглянул наружу. Армия надзирателей все еще стояла внизу, хотя их большие глаза стали еще шире от изумления.

– Парни, – объявил я на весь грузовой отсек, – мы угоняем этот дирижабль. Вы можете бежать с нами, если хотите. Если нет, прыгайте на землю!

Два венерианца в ужасе выскочили наружу. Мы поднялись уже примерно на метр. Они катались по траве, а надзиратели осыпали их пинками «в благодарность» за их верность.

Один из охранников вцепился в обрез двери, пытаясь вскарабкаться в отсек. Я пнул его руку, пока мы продолжали подниматься. Повиснув на краю, он с ненавистью и изумлением таращился на меня.

Я бил его по пальцам до тех пор, пока он с криком не рухнул вниз. Высота была уже больше трех метров, и я успел заметить, как он неловко подвернул ногу.

Охранники кинулись за винтовками. Лазерные заряды с шипением прорезали воздух, и мы с Шеппардом рванули в командный отсек, чтобы разогнать двигатели. Они загудели, и дирижабль понесся вверх со все возрастающей скоростью.

Позже я подошел к открытому люку и вгляделся в каменные башни Киша, становящиеся все меньше. Теперь мы проплывали над болотами, окружавшими город. Чья-то огромная голова на длинной чешуйчатой шее выглянула из крон и проводила нас громким рычанием.

Мы обрели свободу.

7

Когда моему сыну исполнилось пять, я усадил его на колени и сказал:

– Пришло время, сынок, рассказать тебе, кто мы на самом деле и откуда мы пришли.

Я рассказал ему, что мы из рода людей, прибывших с далекой Земли.

– Где это? – спросил он.

– Далеко, за серой завесой. – Я показал ему на облака.

– Сможем ли мы когда-нибудь туда вернуться?

– Скорее всего нет, – ответил я.

Может быть, война поглотила всех. Я вспомнил рассказы солдат о новом супероружии, которое якобы проверяли в пустынях Невады и в Северной Африке. О бомбе, которая может превратить мир в ад и несколько раз уничтожить все живое на Земле. Я не слышал о других землянах, захваченных в плен или пришедших с неба. Вполне возможно, атомная бомба действительно была использована.

Или земляне думают, что поверхность Венеры слишком опасна, поскольку ни одна земная экспедиция не вернулась.

Но я рассказал сыну о голубом небе, о тех прекрасных местах, которые я видел. О его бабушках и дедушках, о его предках. Я рассказал ему все, что знал.

– Однажды ты или твой ребенок будете стоять вместе с венерианцами в одном ряду, – сказал я. Он больше походил на свою мать, чем на меня. И все же по своему опыту я знал, через что ему предстоит пройти. – Но всегда помни, откуда ты.

Он обнял меня, и по его лицу я увидел, что он не понял меня.

Но я буду часто рассказывать ему о Земле. Это недавняя история, и она еще не закончена.

– Я знаю, что я из племени Земли, – сказал он и ушел плескаться в маленький бассейн перед бараком. Было жарко, и он с удовольствием залезал в воду.

Он никогда не спрашивал о шрамах на моих руках, но однажды мне придется рассказать ему, как я был клеймен за побег. Надзиратели оставили мне эти отметки и теперь били за малейшую провинность.

Я никогда не говорил ему, что его мать, Мэйт, перерезала себе горло, когда нас, наконец, поймали. Они следовали за маячком, работающим в упавшем дирижабле. Венерианцы нашли место падения и несколько месяцев рыскали за нами в зловонных джунглях. Я никогда не рассказывал ему, что тихий ученый, Эрик, сам бросился под нацеленные дула, чтобы спасти жизнь моему сыну. Никогда не рассказывал, почему дядя Шеп так ужасно хромает.

Правду об этом он все равно узнает рано или поздно, но мне бы хотелось, чтобы это произошло как можно позже.

На Земле, в той самой стране, которую я защищал, рискуя жизнью, жило множество рабов, пытавшихся бежать и обрести свободу точно так же, как это пытался сделать здесь я. Их ловили и возвращали обратно, из других штатов, за сотни миль. Иногда и из других стран.

Успешный побег стал бы прецедентом. Они мобилизовали все ресурсы, чтобы поймать нас и притащить обратно. И в каком-то смысле между мной и Хестоном не было никакого отличия. Я считал себя умным. Другим. Особенным. Думал, мне может повезти.

Сейчас я знал больше. Знал дороги, местность вокруг города. И город я знаю лучше, чем когда-либо раньше. Но рискнуть бежать сейчас значило подвергнуть моего невинного ребенка пыткам, или, что еще хуже, он будет считаться беглым, в случае если нас поймают.