Сумеречные дали. Книга 1 (СИ) - Летто Виктория. Страница 50

Помню, он как-то сказал, что когда-нибудь я буду получать удовольствие, угождая ему — так и есть, я в восторге.

Я устроила шоу для любимого, примеряя наряды и демонстрируя золотые украшения.

Влад улыбается, откинувшись на спинку кресла. Он нервно постукивает пальчиками по широкому деревянному подлокотнику. Я завела его и это так приятно.

В конце концов, я устала и устроилась у него на коленях, обхватив руками за талию. Мне неловко, потому что я забыла купить подарок Владу. Я такая рассеянная, не понимаю, что со мной творится.

Нет, кажется, есть у меня кое-что для него. К свадебному подарку я хотела прикрепить золотую подвеску — два скреплённых между собой сердечка, предполагалось, как украшение к упаковочной ленточке. Но потом передумала — «это слишком», посчитала я. Теперь так, кстати, вспомнила о подвеске, которая лежит в коробочке в моей сумке.

— Тебе известна история Валентина? — спросил Влад.

— Отдалённо, — ответила я, любуясь, как играет камень разноцветными лучиками в колечке на моём указательном пальчике. — У меня тоже есть подарок для тебя. Я вскочила и метнулась к моей сумочке. Кулон мне продали в коробочке — так удачно. Я вернулась к Владу и протянула ему свой подарок.

— Ты делаешь мне предложение? — пошутил он.

— Думай что хочешь, — беззаботно ответила я и вернулась к нему на колени. Я уже привыкла к его шуткам, поэтому не реагирую на них.

Осторожно Влад открыл коробочку. Он глядит на скреплённые между собой сердечки и молчит. Ему понравился мой подарок и это очевидно. Кулон недорогой, в нём золота всего полтора грамма, но не в этом его ценность. Я так рада, что не отдала его Стёпке с

Ольгой — это наши сердечки и наше счастье.

— Спасибо, — растроганный подарком, поблагодарил меня Влад. — Твой подарок, стоит всего этого «барахла», — кивнул он на разбросанные по комнате коробочки и ленточки.

— Эй, — прикрикнула я. — Не обижай мои подарки.

Влад снял с шеи цепочку и прикрепил к ней подвеску.

После торжественного ужина, я ужасно устала. Теперь бы лечь в постель, но лучше не разрушать романтический настрой. Кажется, Влад предлагал мне послушать историю, связанную с именем Святого Валентина — пусть расскажет, а я послушаю, лёжа у него на коленях.

— Давай, рассказывай историю про Валентина, я слушаю.

Влад улыбнулся, поцеловал меня в макушку и хотел отпустить очередную шутку по поводу моего «романтического» настроя, но я остановила его.

— И не думай рассказывать анекдот по случаю, — предупредила я.

Влад рассмеялся в голос, но потом всё-таки взял себя в руки и озвучил свою версию, связанную с праздником всех влюблённых.

— История корнями уходит в Древний мир, — начал свой рассказа Влад.

Мне нравится слушать Влада. Его голос, словно нектар по венам разливается.

— Подожди, — остановила я его. Вскочила с его колен и погасила свет. Взяла спички в комоде и зажгла свечи, которые мы не убираем, а лишь меняем, если какая сгорела дотла.

Я вернулась к Владу на колени, поцеловала его и великодушно позволила продолжить рассказ, про Валентина.

— И что мне с этим делать? — глядя на меня спросил Влад.

— С чем? — не поняла я.

— Разве могу теперь отвлекаться на разговоры, если ты так близко.

— Нет, — захныкала я. — Я хочу слушать твой голос. Не разрушай романтический настрой.

— Хорошо, — кивнул Влад и поцеловал меня в макушку. — Валентин был священником. Он

дал обет безбрачия, но к любящим душам относился с пониманием и венчал тайно молодые пары. Помимо всего он ещё занимался врачеванием, что считалось признаком одержимости.

— Короче, по тем временам, он считался неформалом, — вставила я своё слово.

Влад рассмеялся и целомудренно поцеловал меня в макушку.

— Конечно, в конце концов, его схватили и посадили в тюрьму. Уже сидя в тюрьме, молодой священник влюбился в Юлию, дочь тюремщика.

— Что она делала в тюрьме? Ходила на экскурсию?

Нет, правда, как такое могло случиться?

— Виктория, ты последний романтик на земле, — посмеиваясь, заметил Влад. — Наверное,

под окнами прогуливалась, а заключённые смотрели в окна.

— Она их поддразнивала? — в шутку спросила я. У меня великолепное настроение и я не могу серьёзно воспринимать историю, которую знаю и сама.

— Девушка была слепая, — объяснил Влад.

— Ой, всё. Я молчу, — зажала я рот рукой. — Рассказывай дальше.

— Тогда Валентин вылечил несчастную, и когда она увидела молодого священника, сразу влюбилась в него, с первого взгляда.

— Дочь тюремщика входила в камеры к заключённым? — удивилась я.

Влад тяжело вздохнул.

— Тюремщик позволил Валентину вылечить дочь, когда тот предложил свою помощь.

— Дальше мне известно. Валентин не мог позволить себе принять любовь девушки. А та страдала, думала, что её чувства не нашли взаимности. Но перед казнью Валентин послал ей трогательное письмо с признаниями в любви. Представляешь, какую боль он ей причинил? Лучше бы она не узнала никогда.

Влад молчал целую минуту.

— Никогда не смотрел на историю с этой стороны, — наконец, признался он. — А ведь верно — нет ничего ужаснее, чем остаться без любимого человека. Не представляю, как жить? Одно дело, если любимый человек уходит от тебя, но если он умирает, это…

Влад развел руками не найдя нужных слов.

— Хорошо бы вместе погибнуть, а так, я согласна, что это самое ужасное, что может случиться с любящими душами.

Мы замолчали. Я свернулась калачиком у Влада на коленках, а он стал разбирать мои кудри — локон за локоном. Приятно. Я подумала, что не стану жить, если с Владом случится беда. Зачем? Всё лучшее со мной уже случилось. Жить воспоминаниями — скучно и убого. Всё к чему я стремилась, сбылось. Я приехала в этот городок с одной целью — узнать, на что я гожусь, понять, что мне нужно в жизни. И вот выяснилось, что я могу и хочу любить. Я люблю так сильно, что меня не пугают даже оборотни, которые рыщут в округе. Мы справимся, иначе и быть не может.

Глава двадцать третья

Тётка Устинья выбивает ковёр во дворе. Какая неугомонная старуха. Говорит, что ей весной «стольник» исполнится, но с виду не скажешь — она ещё полна жизненных сил.

Неужели, она заставит меня чистить ковёр? В нём, наверное, столько клещей и бактерий, и ещё куча столетней пыли.

— Тётка Устинья, здравствуйте.

— Говори, с чем пришла, — между делом спросила бабка.

— Я сделала, как вы велели.

— Ну и что? Кто пришёл?

— Не знаю, я только руки видела и раскрытую книгу Таинств.

— И что там было написано?

— На латыни. Кажется, что-то про чашку или чашу.

— Так и есть, — сказала тётка Устинья и оторвалась от дела. Она думает о чём-то тихонечко, постукивая выбивалкой, по своей ладошке.

— И, как это понимать? — спросила я

— Нужно освободить чашу, чтобы налить новой воды, — объяснила тётка Устинья. — Мысли бродят и всё они бестолковые, из пустого в порожнее льёшь воду. Выкинь всё из головы и наступит ясность — тогда и поймёшь, что делать.

Устинья всегда выражается метафорично. Почему нельзя объяснить простым языком?

— Ты поняла? — спросила тётка Устинья.

— Понять-то поняла, а как убрать нежелательные мысли не знаю, — вздохнув, ответила я.

— Вот ты глупая, — бранится тётка Устинья. — Не думай и всё тут.

— Как же не думать? — говорю ей. — Разум на то и дан, чтобы думать.

— Вот когда выплеснешь стоялую воду из чаши, тогда чистая водица и прибудет.

От Устиньи шла пешком. А снегу-то прибавилось. С утра такой снегопад зарядил, белоснежными хлопьями на потемневшие сугробы. Я вспомнила, что по «новому» снегу охотники пойдут в лес. Им неведомо, с кем придётся столкнуться — они на волка идут. Влад, когда я ему рассказала о затее горожан, сказал, что людям в одиночку не справиться со стаей, и что им помогут Глеб с Полиной.

Конечно, по пути я зашла к бабушке. Померяла ей давление, дала лекарства и напекла блинов. Сидим, ужинаем. Я решила переночевать у бабушки, а то она уже обижается на меня. И, кстати, Владу тоже нужен «глоток воздуха» — пусть отдохнёт от меня, расслабится. Зато как соскучится!