Ночные кошмары и фантастические видения (сборник) - Кинг Стивен. Страница 6

– Я не…

– Думаешь, я собираюсь тебя ухайдакать ради каких-то гребаных часов?! Ты и вправду так думаешь?

– Извини.

– Да уж. «Извини». Вежливый ты сукин сын. Усраться можно, какой ты вежливый. – Я убрал часы в карман. – Тебе никогда не стать сильным, приятель. Есть деревья и люди, которые запросто переносят жару. Но есть, которые сохнут и умирают. Ты умираешь. И сам это знаешь, но в тень не уходишь. Почему? Зачем ты себя гробишь?

– Есть причины.

– Есть, верю. И спаси Господи всякого, кто попытается встать у тебя на пути.

Он встал и ушел.

Зато подошел, ухмыляясь, Тинкер.

– Как думаешь, с погрузчиком справишься?

– Думаю, справлюсь.

– Я тоже так думаю, – усмехнулся он. – Старине Блоку ты нравишься, он просто не знает, как это выразить.

– Да, я заметил.

Тинк рассмеялся.

– А ты крутой маленький живчик, а?

– Надеюсь.

Остаток лета я провел за рулем погрузчика, а когда вернулся осенью в школу – черный, почти как сам Тинк, – надо мной перестали смеяться. Иногда на меня как-то странно поглядывали украдкой, но никто не смеялся.

Есть причины. Так я сказал Блокеру. И причины действительно были. Я угробил весь отпуск в аду не просто так. Нужно было набраться сил. Для дела. Чтобы вырыть могилу для человека, столь радикальные меры, наверное, излишни, но я имел в виду не человека.

Я собирался похоронить этот проклятый «кадиллак».

С апреля следующего года я подписался на почтовую рассылку Дорожной комиссии штата. Каждый месяц мне приходил бюллетень под названием «Дорожные знаки Невады». Большую часть информации я пропускал – планы по улучшению состояния трасс, данные о проданном или закупленном оборудовании, наблюдения за передвижением дюн и описания новых технологий предотвращения эрозии. То, что мне было нужно, помещалось обычно на двух последних страницах. Этот раздел – с незамысловатым названием «Календарь» – содержал расписание дорожных работ на ближайший месяц. Особенно меня интересовали даты и участки, обозначенные аббревиатурой РДП. Ремонт дорожного покрытия. По опыту в бригаде у Харви Блокера я знал, что при этих работах как раз и устраивают объезды. Часто, но не всегда. Далеко не всегда. Дорожная комиссия никогда не закроет участок трассы, если есть другой выход. Но рано или поздно эти три буквы станут эпитафией для Долана. Три буквы. Самые что ни есть обыкновенные буквы, но они часто мне снились: РДП.

Конечно, исполнить задуманное будет совсем не легко. И я даже не знаю, когда это будет. Не исключено, что ждать мне придется долго. Может быть, не один год. А за это время всякое может случиться. Например, кто-то другой разберется с Доланом раньше. Он был из породы злодеев, а у злодеев опасная жизнь. Для того чтобы все получилось, должны сойтись целых четыре вектора, слабо связанных между собой. Сочетание редкое, наподобие парада планет: очередная поездка Долана, мой отпуск, национальный праздник и три выходных подряд.

Может быть, через несколько лет. Может, вообще никогда. Но у меня было предчувствие – даже уверенность, – что когда-нибудь это произойдет и что, когда придет время, я буду готов. И в конце концов все сложилось одно к одному. Не тем летом, не осенью и даже не следующей весной. Но в июне этого года я открыл «Дорожные знаки Невады» и прочитал в «Календаре»:

Трясущимися руками я пролистал свой ежедневник и выяснил, что Четвертое июля в этом году приходится на понедельник.

Вот и сошлись три из четырех обязательных векторов, потому что при таких масштабных работах обязательно где-то поставят объезд.

Но Долан… Как быть с Доланом? С четвертым вектором?

На моей памяти он трижды ездил в Лос-Анджелес на Четвертое июля – в Лас-Вегасе в это время делать нечего. Три раза он ездил куда-то еще – в Нью-Йорк, в Майами, а один раз даже в Лондон. А еще один раз он просто остался в Вегасе.

Если он поедет…

Но как это выяснить?

Я долго искал ответ на этот вопрос, но в голове у меня постоянно вертелись две картины. Я представлял долановский «кадиллак», мчащийся на закате по шоссе номер 71 и тянущий за собой длинную тень. Вот он пролетает щиты с надписью «ОБЪЕЗД», последний из этих щитов уведомляет о необходимости отключить рации и радиотелефоны. Потом он едет мимо дорожных машин: бульдозеров, грейдеров, погрузчиков и катков, – брошенных на обочине. Брошенных не потому, что закончился рабочий день, а потому, что сейчас выходные. Целых три дня выходных.

Вторая картина была такой же, только без знаков объезда. Их не было, потому что я их убрал.

Ответ – как это нередко бывает – пришел внезапно. Как сейчас помню: в самый последний день учебного года. Я сидел на уроке и чуть ли не дремал, мысли витали далеко от школы и Долана, как вдруг одна мысль пронзила меня, как заноза, и заставила резко выпрямиться на стуле. Я даже разбил вазу, стоявшую на столе (в ней были красивые полевые цветы, которые собрали для меня ученики – подарок к окончанию учебного года). Кое-кто из моих третьеклашек, тоже уже засыпавших, выпрямился и уставился на меня. У меня было такое лицо, что один из мальчишек, Тимоти Урих, испугался и разревелся, так что пришлось его успокаивать.

Простыни, думал я, утешая Тимми. Простыни и наволочки, мебель и столовое серебро, ковры и газоны – все должно быть в порядке. Он это любит.

Естественно. Все должно быть в порядке. В этом – весь Долан. Любовь к порядку – такая же неотъемлемая часть его личности, как и пристрастие к серым «кадиллакам».

Я заулыбался, и Тимми – тоже. Но я улыбался не Тимми. Я улыбался Элизабет.

Последний семестр закончился 10 июня. Через двенадцать дней я улетел в Лос-Анджелес. Взял напрокат машину и поселился в том же дешевом мотеле, где останавливался и раньше. Три дня подряд я ездил в Голливуд-Хиллс следить за домом Долана. О круглосуточной слежке не могло быть и речи – меня бы заметили. Богачи нанимают специальных людей, чтобы те вычисляли слишком уж любопытных. Эти «праздные зеваки» частенько бывают опасны.

Как я, например.

Сначала все было тихо. Ставни на окнах не заперты на замки, двери не заколочены, трава на лужайке не переросла допустимый стандарт – Боже упаси! – вода в бассейне, вне всяких сомнений, чистая и хлорированная. Но при этом на всем лежал отпечаток неприкаянности и пустоты: занавеси опущены, машин во дворе не видно, в бассейне, который ежедневно чистил молодой длинноволосый парень, никто не плавал.

Я уже начал сомневаться в успехе «нашего безнадежного предприятия», но все-таки не уезжал. Я страстно желал и надеялся, что мне повезет и четвертый вектор появится.

И вот 29 июня – когда в перспективе уже замаячили новые годы длительного ожидания, слежки и летней работы в бригаде Харви Блокера (при условии, что он возьмет меня на работу), – к воротам долановского дома подкатила синяя машина с надписью «Охранные службы Лос-Анджелеса» на борту. Из нее вылез мужчина в униформе, который открыл ворота и загнал машину во двор. Потом он закрыл ворота изнутри.

Ну хоть какая-то подвижка.

Я завел машину и заставил себя два часа кряду кататься по окрестным улицам. Потом я вернулся к дому Долана, только на этот раз остановился подальше – в начале квартала. А еще минут через пятнадцать к воротам подъехал голубой микроавтобус с надписью «Чистка и уборка от Большого Джо». Сердце бешено колотилось у меня в груди. Я смотрел на фургон в зеркало заднего вида, крепко вцепившись в руль.

Из фургончика вышли четыре женщины: две белые, одна негритянка и одна мексиканка. Все были в белом, как официантки. Только это были, конечно же, не официантки, а просто уборщицы.

Охранник вышел на звонок и открыл ворота. Все пятеро потолклись на входе, перешучиваясь и смеясь. Охранник даже попытался ущипнуть одну из женщин, и она со смехом шлепнула его по руке.