Наследный принц (СИ) - Лошаченко Владимир. Страница 9
«Ага, прямо праздник какой-то», — расстроенно думал Ленчик, уставясь в скатерть. У него возникло ощущение — вокруг все валяют дурака, просто театр абсурда. Он же теряет год жизни, е-мое. Калаур! В смысле, караул!
Под торжественный марш «Славянки» два автобуса, набитые призывниками, неспешно тронулись с перрона автовокзала, держа курс на Курск, где формировался воинский эшелон.
Начальник СБ, смахнув со щеки несуществующую слезу, тихо сказал:
— Не знаю, как вам, Федор Иванович, а мне отчего-то пакостно на душе, хоть я далеко не ангел.
Сердитый Дубов тут же отреагировал:
— Мне во сто крат тяжелее, не причитай. Поехали водку пить. Коля, заводи мотор.
Вырвавшись из города, черный джип с мягким урчанием пожирал километры.
— Сегодня утром связывался с нашими людьми — Ленчика встретят в части, отцы-командиры присмотрят. Клятвенно обещали.
— За такие деньги они должны пылинки с него сдувать, — буркнул Федор. — Ты, Вениамин Григорьевич, месяца через три поедешь туда в командировку. Лично проверишь положение дел и доложишь.
— Так точно, сполню.
Мужчины замолчали вплоть до прибытия в особняк.
Пока ехали до Курска Ленчик заплел все извилины: почему не сработал дар предвидения? Стал анализировать, прикидывать варианты, напрягая память, и пришел к выводу: дар проявлялся редко и лишь в исключительных случаях. Когда появлялась опасность для его жизни или крайне важное обстоятельство, влияющее на судьбу. О провале сессии (весьма подозрительном — готовился на совесть) и армии внутренний голос промолчал, значит, все идет как надо и нечего зря голову ломать.
Под мелким нудным дождем новобранцы грузились в вагоны. Смех, плач, пожелания и слова прощания разносились по перрону. Наконец прапоры загнали малоуправляемое стадо в вагоны. Поехали.
В купе Ленчик попал с земляками из Энска. Перезнакомились. Один паренек, Эдик, вообще оказался из Светлого. Тихо-мирно удалось посидеть всего с час, дальше мирное путешествие нарушила грубая реальность в виде трех отморозков, сшибающих червонцы на выпивку.
Папа Федор учил его перед расставанием: ни перед кем не прогибайся, добро должно быть с кулаками; служи честно, будут наезжать — бей до упора, но не убивай. Дисбат нам не нужен.
И потому на наглые требования вывернуть карманы Ленчик, не задумываясь, жестоко избил замурзанных колхозников. Плотная комплекция и здоровые кулаки гопникам не помогли. Через минут пятнадцать, стоная и охая, шантрапа уползла в свой вагон. Дальнейший путь до Москвы, а точнее до Химок, прошел без приключений.
Эшелон растащили «покупатели» различных родов войск. Ленчик попал в команду, отправляющуюся в знаменитую Псковскую дивизию. Часть, где ему предстояло служить, оказалась самым что ни на есть боевым полком, прошедшим горнило Кавказа.
Армейская жизнь неожиданно понравилась. Три месяца (по сокращенной программе) пролетели быстро, напрягало одно — недоедание. Молодым, растущим организмам требовалось много калорий взамен растраченных, а гоняли новобранцев в хвост и в гриву. Благо Ленчик имел с собой пятьдесят тысяч, хватило на первых порах подкармливать свое отделение. От чего авторитет у него среди солдат образовался автоматически. Парня оценили правильно: нормальный чел, не стал крысятничать и жрать втихаря из тумбочки.
После учебки Ленчик попал во вторую роту старлея Щетинина, по прозвищу Большой Боб. Боб, он же Борис Петрович, имел гориллообразную фигуру, под два метра ростом, обладал потрясающим хладнокровием и таким же аппетитом. Имел несколько боевых наград, в том числе орден Мужества. Два года переходил в звании и со дня на день ждал очередной звездочки на погоны — представление на Щетинина давно зависло в верхах. Роту держал в строгости, не допуская дедовщины. В боевых частях она, собственно, искоренилась сама собой: кому охота в бою получить очередь в спину. Было несколько показательных случаев, дураки давно лежат на двухметровой глубине. Нет, конечно, находились хулиганы-мародеры, обычно среди черпаков, но им довольно быстро обламывали рога.
Время летело незаметно. Вроде недавно была присяга, а уже в воздухе запахло весной. Набухли почки, появилась капель с крыш. Лепота.
В апреле Боб, получивший наконец капитана, вызвал к себе рядового Дубова и имел с ним обстоятельную беседу. Кроме них в кабинете присутствовал еще один незнакомый офицер. Ротный поспрошал о биографии: откуда, как попал в армию, и состав семьи. Ленчик отвечал скупо и правдиво, отмечая про себя, что главный разговор впереди и незнакомый майор тут трется недаром.
Боб, после кивка майора, покинул кабинет, и младший Дубов понял: сейчас начнется. Худощавый офицер небрежно бросил:
— Я из особого отдела, врать мне бесполезно. Быстро отвечай, на кого работаешь, на какой военной базе тебя готовили и в каком штате?
Уставясь кошачьими глазами на солдата, ждал ответа, кривясь в победоносной усмешке.
— Дяинька, мы не местные, отстали от поезда в двадцать четвертом годе, отпусти Христа ради… Не виноватые мы, — заблажил Ленчик.
Оторопев от наглости рядового, зашелся в крике:
— Издеваешься, мерзавец, да я тебя!..
И стал лапать застегнутую кобуру. Вот здесь майора и накрыло. О произошедшем далее неприятном инциденте никому никогда не рассказывал. Могли уволить в запас, а то и направить в психушку.
Неведомым образом личное оружие, пистолет ПМ, оказалось в руках у рядового. Тот выщелкнул обойму и, проверив отсутствие патрона в стволе, небрежно кинул его на стол.
— Успокойтесь, господин майор, давайте по делу. Если у вас есть факты, предъявляйте, обличайте. А нет — я пошел.
— Я те пойду, — взъярился офицер. — Колись, как ты, салага, умудрился на стрельбах выбивать пятьдесят очков с пяти выстрелов, а? Дальше — больше: давеча, на прошлой неделе, кто избил в бане до потери сознания отделение черпаков? Там, между прочим, не слабые ребята были — один КМС по боксу и два разрядника по вольной борьбе. Мы за тобой давно следим, отвечай, мать твою! — и контрразведчик грохнул кулаком по столу.
— Ты мою мать не трогай, а то живо башку сверну, — прошипел побледневший Ленчик. — А на ваши нелепые домыслы и обвинения скажу: у меня учителя хорошие были. Рукопашку давал бывший прапорщик спецназа ВМФ Гуров Николай Андреевич; прочие дисциплины осваивал под руководством капитана Синкевича и старлея Ярина; диверсионное дело и спецдисциплины курировал майор запаса Рогов Вениамин Григорьевич — разведка ГРУ.
Майору заметно поплохело — он лично знал Рогова. Тем не менее предпринял попытку реванша:
— Вениамин Григорьевич усы свои рыжие сбрил али нет?
— Не видел я у него усов, к тому же дядя Веня брюнет.
Контрразведчик сдулся, крыть было нечем.
— Ладно, свободен, и ротного своего покличь.
— Есть! — Ленчик лихо отдал честь и, печатая шаг, вышел из кабинета.
Через месяц рядового Дубова перевели в роту разведки.
Новое место службы оказалось интересным, хотя требования предъявлялись довольно жесткие. Бесконечные марш-броски с полной выкладкой и прочие прелести полевой подготовки. Маскировка, чтение следов, изучение и стрельба из всех видов оружия, в том числе иностранного производства. Минирование объектов и обезвреживание ВВ [9], работа с рацией, постоянные тренировки рукопашного боя, а также владение ножом. Чтение топографических карт и прочая, прочая.
В самом конце службы выдалась командировка на Кавказ — освобождали захваченных бандой иностранных журналистов. Ленчик впервые убил человека, впрочем, не одного, принял, так сказать, боевое крещение. Блевать не блевал, но некий дискомфорт ощущался.
Операция прошла удачно, банда уничтожена, заложники целые, лишь одного французика ранило шальной пулей.
Ефрейтор Дубов получил звание сержанта и медаль «За боевые заслуги». Награды получили все участники РДГ [10], а командир — старлей Крапивин — «Красную Звезду».