Метаморфы (СИ) - Довженко Маргарита. Страница 8

Она снова села на скамейку, и её плечи затряслись от рыданий. Как можно жить в одном мире с родными и не знать, как они и даже пропустить момент их ухода.

— Отчего?

— Просто пришло время.

— Она всегда отворила, что именно так всё и будет… — Сквозь всхлипывания проговорила Мэри, она улыбнулась мне и снова залилась слезами. Потом, поплакав некоторое время, молча, я в это время гладила её по спине, она вдруг спросила:

— Осенью, да? — Я осторожно кивнула, — и Энн тоже да? — опять кивнула. — Это были самые ужасные две осени в моей жизни. Мне было очень плохо, но я совершенно не могла понять, в чем дело… Я все время плакала и была в таком подавленном состоянии…

Проплакавшись, Мэри встала и помогла встать мне. Она готовилась попрощаться.

— Мне жаль, я не могу приютить тебя, мы и сами кочуем из города в город, да и Чарльз… Он знал Энн, — тётя отвела глаза, — и они не ладили, совсем не ладили, так что вряд ли он согласиться взять тебя в себе.

Если же они не ладили, как появилась я?..

— Ничего, — я улыбнулась и сжала её тёплую веснушчатую руку, — у меня тут работа, есть где жить, в этом нет необходимости.

— Я рада, что познакомилась с тобой и я рада, что у тебя все в порядке. Но мне нужно…

Над парком раздался зычный крик, заставивший нас обеих вздрогнуть:

— Мэри!

— Собственно, о чём я и говорила, — она закатила глаза, — Чарльз меня будет искать, так что давай сохраним втайне наше знакомство, дорогая. Мне нужно идти.

Она порывисто обняла меня и огладив напоследок по щеке скрылась дальше по аллее. На какое- то время мы стали близки с ней, словно я нашла ниточку, что вела к моему рождению и снова потеряла. Ах… сколько вопросов мне ещё нужно задать! Может быть она знала, кого любила моя мама? Где она жила? Что любила? Её друзья? И… была ли она тёмной?

Глава 5. Тьма

В полутьме я нашла нашу с Оливией карету и не прошло и пяти минут как она вернулась с Зоуи, её закадычной подружкой, весь путь до дома Оливии они проболтали, а я и не смела вставить и слова в барский диалог. Дома же все завертелось и лишь перед сном, поймав Оливию в библиотеке, я села к ней и рассказала, что произошло. Как я и ожидала, Оливия с готовностью выслушала меня, вздыхая, пуская слезу и всплёскивая руками, она всегда очень эмоционально реагировала на такие новости. И мне нравилось это.

Закончив рассказ, я выдохнула, рассматривая лицо Оливии. Она молчала, а когда о=подняла глаза, они были тревожны. За дверью раздался шум, и мы обе вздрогнули.

— Говори тише, — посоветовала я, — Вечно там Сония ходит под дверями подслушивает.

— Моя б воля, давно эту сплетницу вышвырнула, — произнесла дежурную фразу Оливия, однако в её голосе не было энтузиазма, что-то сильно тревожило её. — Если мы говорим обо одним и тех же людях, то это Мэри и Чарльз Роцки… Рыженькая такая? — Я кивнула, Оливия отвернулась на мгновение от меня. — Не связывайся с этим людьми, Аселия, лучше не надо. Не ищи с ними ни связи не родства. Они плохие люди. Они замешаны во многих темных и грязных делах. Они мошенники, обманщики…

Каждое её слово звучало словно гвоздь в крышку моего гроба. Темные дела, мошенники, плохие… мой отец и моя тётя плохие? Но они же мои единственные родственники! Как же так… как это несправедливо.

Моя барышня выдохнула в тишину комнаты:

— Они тёмные.

Я подняла на неё глаза, мне было страшно. Мне один давний родственник по ошибке затесавшийся в родословную — тёмный, не прапра, а отец. В горле встал ком, по щекам потекли слезы. Саймон был не прав, видимо то, что во мне есть тьма — это не случайность, это моя жизнь. Я тёмная…

— О, дорогая, не плачь, прошу тебя…

— Я такая же, да?..

— Нет, ты добрая, ты милая, ты никогда никого не обидишь.

Голос Оливии утешал меня и взывал к моему разуму, тот боролся изо всех сил, отгоняя сомнения и страхи прочь. Мы просидели так совсем немного, затем отправились спать. Спалось мне плохо, я ворочалась, мне то мерещился шум, то стук, то шуршание, то что-то ещё мешало заснуть. Я очень нервничала из-за этого, мне было жизненно важно высыпаться, потому что стоило мне не выспаться хотя бы один раз, то моя сила становилась неуправляемой и поддавалась любым моим эмоциям, я могла спалить салфетки при сервировке стола, раскалить вилки или сделать что-то ещё. Как-то раз у меня был подобный день, и он мне дорого обошёлся, меня любили в этом доме, но порча имущества, хотя и непонятно как для них, уже тогда практически лишила работы. Тогда меня спасла удача и Оливия. И как назло сон пришёл только к утру…

Утром же я встала словно сомнамбула, глаза опухли от слёз и ночных мыслей, голова была ватная и я засыпала на ходу, естественно думать о том, тёмная или нет сил у меня уже не было, поэтому я старалась не возвращаться к мысли о том, что я могу всё же быть… Сервировка мне удалась, прожжённую салфетку удалось убрать прежде чем кто-либо её увидел. Неся тарелку горячего супа барыне, я старательно повторяла про себя, лишь бы ничего не случилось, лишь бы ничего не случилось, однако вдруг я почувствовала удар в районе лопаток и с криком растянулась на полу. Звон тарелок и плеск возвестил меня, что ни одной целой посуды не осталось, а мне светит уборка…

— О, боже, Аселия ты не можешь потеши, у меня мигрень, — барыня Шерпская переступила через осколки и прикладывая к голове платок, все повторяла: «Как шумно, как шумно!». Когда у барыни начинали мигрени, все в доме должны были ходить на цыпочках. Я обернулась, позади была кухня на меня таращилась повариха и Сония, горничная. Она улыбнулась мне коварной улыбкой, а потом тут же сменив эту улыбку бросилась мне помогать. Мне показалось это странным, но Сония и так не вызывала у меня положительных эмоций. После уборки оказалось, что суп в спальню барыне уже отнесла Сония, и в моей помощи не нуждаются. Меня мягко, но твёрдо выставили за дверь. Это было неприятно. Я была на хорошем счету в доме, но с тех пор как появилась Сония, она постоянно пыталась свернуть мне кровь, правда чаще всего перепалками.

— Так тебе и надо, тёмная, — услышала себе в спину я, собираясь спуститься на первый этаж, я окаменела. Что? Что она сказала? Я обернулась, Сония стояла в проходе. — Да, я вчера слышала ваш разговор, теперь у меня есть аргумент, который точно выкинет тебя из этого дома.

— Что я тебя сделала? — только и могла спросить я, я недоумевала по этому поводу с самого первого дня её тут.

— Ничего, просто тебе все прощается за красивые глаза, а когда тебя не станет, я буду гувернанткой Оливии, а ты будешь где-то в другом месте скрести столы.

Она прошла мимо меня, толкнув плечом. Всего лишь из-за места гувернантки, там даже платят не так уж много. Из спальни Оливии высунулась её взлохмаченная головушка:

— Что за дела?

— Сония, — просто ответила ей я, закрывая за собой дверь в её спальню и помогая одеться. — Она слышала наш вчерашний разговор, решила использовать это как аргумент чтобы лишить меня места.

— Правда? — Оливия нахмурилась, глядя в зеркало, — если бы существовали доказательства кроме наших слов, то папенька и правда бы не позволил тебе работать тут.

— Да?

Я замерла. Я не знала о таком, знала бы, молчала бы со своими размышлениями.

— Ага, папа нетерпим по отношению к темным, уж не знаю почему.

— Ну если верить всем слухам про темных… — Я развела руками, показывая таким образом, что я б тоже поверила.

— Ты не тёмная.

Оливия сжала мой руку и твёрдо произнесла это, глядя в мои глаза, когда мы выходили из комнаты. Однако уже через минут двадцать я была готова оспорить это… Мы были в гостиной, когда экономка — Лонда, снова поведала, что пропали серебряные вилки из серванта. Вилки и другие приборы пропадали в последний месяц регулярно. Но хуже, что выслушав это барин встал со своего обычного места и позвал меня к себе в кабинет, чего не случалось за все время работы тут, и видя встревоженное лицо Оливии, начала бояться сама, уже ожидая неприятности. Они и случились.