Двуявь (СИ) - Прягин Владимир. Страница 66

- Кого - её? - с подозрением спросил Юра.

- Антонина последовала за вами, наткнулась на наш кордон в переулке.

- Блин, я же ей сказал, чтобы оставалась в колонне!

- Она, как видите, не послушалась. Прогонять уже поздно, пусть лучше будет тут, чем возле кордона - там недалеко 'химеры'.

Студент, ругнувшись про себя, выбрался из машины. Его пошатывало, ноги казались ватными - слабость после химического коктейля ещё не совсем прошла, а горький привкус во рту не смогла перешибить даже газировка: Юру будто одолело похмелье из обнулённого Медноярска.

Тоня, пробежав вдоль поваленного штакетника, заскочила во двор. Самохин обнял её и спросил укоризненно:

- Вот почему ты меня не слушаешь?

- А ты мне, между прочим, не командир. Думал, брошу тебя и буду там маршировать с песнями?

- Вообще-то да, была такая надежда...

- Я прошу прощения, - встрял Фархутдинов, - но давайте отложим лирику на потом. Юрий, время действительно поджимает.

- Хорошо, я попробую.

Юра вытащил амулет - тот неприятно холодил руку и казался слишком тяжёлым для своего размера; чудился запах тины, словно железку выудили прямиком из болота и не сумели толком отмыть.

- Как он действует? - спросила Тоня с опаской.

- Помнишь, ты мне рассказывала про исцеляющий камень? Эта штука - из той же оперы, если, конечно, люди не врут.

- Ты считаешь, что мы нуждаемся в исцелении?

Такая постановка вопроса несколько смутила Самохина, но комитетчик пришёл на помощь:

- Назовём это профилактикой. Если нам откроются звёзды, то тоска по ним не превратится в язву.

Тоня нахмурилась - возражать, однако, не стала. Юра, сжав амулет покрепче, закрыл глаза и задержал дыхание. Сейчас он затруднился бы отделить свои личные ощущения от тех, что импортировались из сна; ему мерещилось, что тонкие нити-корни прорастают сквозь тело, внедряясь в землю. Но земля эта, в отличие от зазеркального мира, не одурманена - её безбрежная ширь обволакивает разум приветливо и спокойно. Она не подчиняет его, а лишь дарит ласку и утешение...

Чей-то крик, раздавшийся совсем рядом, выдернул студента из транса.

Один из комитетских бойцов, уронив оружие, стоял на коленях и сжимал руками виски; зрачки бессмысленно дёргались. Другие спецназовцы, застыв в напряжённых позах, держали его на мушке.

Стрелять не пришлось - боец содрогнулся в коротком спазме и ничком упал на газон. Тоня тихонько охнула, а Юра, отведя взгляд, спросил Фархутдинова:

- Это и есть ваш нейрохимический блок?

- Да. 'Химеры', как видите, не сумели взять его под контроль. Но, боюсь, нас теперь попытаются просто вырубить - одного за другим...

Он оказался не совсем прав.

Безликие ударили залпом.

Чем-то это напомнило Юре действие 'трещотки' из зазеркалья - по двору как будто прошла волна, и люди, которых она накрыла, скрючивались, валились на землю, хрипло стонали. Вот только 'трещотка' действовала всего-то двадцать секунд, и жертвы при этом не отключались...

Это была сюрреалистическая и оттого ещё более пугающая картина. Мирный советский дворик, качели с клумбами, отзвуки бодрых маршей с проспекта - и бессознательные тела под дождём.

На ногах остались лишь Юра, Тоня и Фархутдинов, не попавшие под удар.

Комитетчик подтолкнул студентов к аэрокару:

- Быстро! Долетим на автопилоте, если вдруг меня вырубят...

- Поздно, - сказал Самохин. - Они пришли.

'Химеры' шагали размеренно и без спешки - невысокий мужчина лет пятидесяти на вид и двое долговязых парней. Дойдя до сломанного забора, они дружно остановились и уставились на людей, словно ожидая реакции на своё появление.

- Юрий, - быстро, но тихо заговорил комитетчик, - улететь уже не получится. Если можете что-то сделать со своим амулетом - делайте прямо сейчас, немедленно.

Безликий, стоявший в центре, сделал короткий шаг.

Фархутдинов вскинул руку с парализатором. Его движения были отточены и быстры, как на тренировке, и показалось - он успевает выстрелить. Но в самый последний миг, когда оставалось только нажать на спуск, он утратил контроль над телом. Рука с оружием безвольно обвисла, ноги подкосились, и комитетчик упал на мокрый асфальт.

Самохин вдруг с удивлением обнаружил, что почти не испытывает эмоций - ни паники, ни ярости, ни отчаяния. Нервы перегорели как электрическая проводка, и осталось только вялое удивление - почему 'химеры' медлят и не подходят, чтобы довершить дело?

И вообще - почему они не прижали Юру дистанционно, как остальных? Впрочем, наверное, он тоже в своём роде иммунный - прямо как его злое, проспиртованное, циничное альтер эго.

Но даже иммунитет имеет свои границы. Подземный яд в конце концов доконал-таки сыщика-бедолагу, а 'химеры' достанут теперь студента - не издалека, так в упор, при личном контакте...

Ну?

Они по-прежнему ничего не предпринимали.

Тоня, вцепившись в его руку как в спасательный круг, шепнула:

- Чего они ждут?

- Не знаю, сам пытаюсь понять.

Может, 'химеры' решили взять его, так сказать, с поличным? И поэтому теперь дожидаются, когда он задействует амулет? Чтобы, значит, запротоколировать всё по правилам, для отчётности...

Нет, это просто глупо.

Фархутдинов ведь предупреждал его - не надо излишне очеловечивать оппонентов, приписывать им черты наших рыцарей плаща и кинжала. Попытка вот так, с наскока, понять инопланетную логику заведомо обречена на провал, нет смысла тратить на это время. Главный вопрос сейчас - готов ли он сам идти до конца, как это сделал Марк...

Ну вот, пожалуйста - опять он соскальзывает мыслями в зазеркалье. Оно, подобно трясине, затягивает его, не выпускает из своих зловонных объятий, будто оба мира - и впрямь единое целое, две стороны одной и той же медали.

Аверс и реверс, юность и унылая зрелость.

И что теперь - принять и смириться с тем, что через пару десятков лет он, Юра, станет таким вот Марком, распространяющим тоску как инфекцию?

Так, что ли?

Ветер хлестнул его дождём по лицу, словно подтверждая - да, так и есть.

'А вот хрен вам', - подумал студент Самохин и стиснул амулет с такой силой, что заболели пальцы.

Нельзя допустить, чтобы юность скурвилась и зачахла.

Она получит свои звёзды.

Амулет на ладони налился тяжестью. Незримые нити-корни снова внедрились в землю, накрепко привязали к ней Юру, а вместе с ним - и весь город с его ярко-красным праздничным шествием, с трибунами на центральной площади, со стеклянной призмой вокзала, с изящными новостройками на окраинах и с матово-синим куполом космопорта.

Осталось совсем немного, буквально одно движение.

'Поняли, долбоклюи? - мысленно обратился Юра к безликим. - Попробуйте теперь помешать...'

Они не двинулись с места.

Эта их безмятежность сбивала студента с толку. Он невольно прокрутил в памяти свои последние выводы, пытаясь найти ошибку, но всё было правильно и логично. Вспомнилось заодно и замечание комитетчика, сделанное несколько дней назад: 'Человечество уже окидывает хозяйским взглядом Галактику. Мысленно живёт среди звёзд'. И фраза доцента из универа: 'Человек рвётся к звёздам, чтобы найти там нечто прекрасное'. И признание пожилого геолога по дороге на Марс: 'Надеемся, что и до Первой Звёздной как-нибудь доживём. Говорят, уже скоро...'

Все эти люди хотели одного и того же. Все они подбодрили бы сейчас Юру, будь у них такой шанс.

Так откуда его сомнения?

Тоня, будто уловив его мысли, сказала тихо:

- Давай.

Из памяти вдруг возникла картинка - вчерашний ужин у девчонки в гостях, уютная кухня, торт на столе и мама-кондитерша, которая жалуется, что муж надолго улетел в экспедицию: 'А если звездолёты изобретут? Это ж вообще будет тихий ужас! Я, может, какой-то древней мумией покажусь, но, по-моему, нам лучше пока без этого...'

А потом она ещё добавила: 'Разве на Земле плохо?'

Волна тёплой силы, поднявшись из глубины при этом воспоминании, окатила Юру Самохина, и он согласился - конечно, совсем неплохо, даже замечательно, но дело-то ведь в другом: нельзя цепляться за прошлое, надо идти вперёд.