Библиотека мировой литературы для детей, т. 29, кн. 3 (Повести и рассказы) - Алексеев Михаил Николаевич. Страница 3

Михаил Николаевич Алексеев — один из выдающихся, признанных читателем и критикой мастеров советской литературы. В любимом чтении взрослых и юных читателей прочно заняли свои почетные места его произведения разных жанров: публицистически острый «Американский дневник»; романы «Вишневый омут», «Солдаты», «Драчуны»; «Ивушку неплакучую» включили в свой репертуар многие театры нашей и других стран; яркие короткие новеллы объединены в интересном сборнике «Дивизионка»; воинам литературного фронта посвящен сборник «Однополчане»; «Цена ему — жизнь» — поэтическое слово о хлебе, адресованное самым маленьким читателям…

Сам этот перечень произведений М. Н. Алексеева говорит о том, что их автор — человек большой гражданской биографии, участник Великой Отечественной войны, непосредственно, глубоко личностно познавший цену человеческой жизни, хлеба, справедливости и, конечно, подлинное назначение человека.

Одна из главных специфических особенностей искусства, в том числе и художественной литературы — искусства слова, заключается в том, чтобы видеть, находить, открывать необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном.

Повесть «Карюха» — отличное тому подтверждение. Писатель рисует живую, зримую, эмоционально выразительную картину раздела большой крестьянской семьи между тремя взрослыми братьями — на три самостоятельные хозяйства. Явление это обычное, даже привычное для русской деревни. Обычно и то, что дележ проходит драматически, напряженно. В каждой семье — дети. Их надо одеть, накормить, а доход только от своего однолошадного хозяйства. Естественно, каждый из братьев хочет, чтобы его семье досталась лучшая полоска земли, лучшая лошадь. Что же необыкновенного в этой истории раздела крестьянского хозяйства? Чем притягивает повесть, рассказывающая, на первый взгляд, всего лишь об истории лошади? Ее имя — Карюха — вынесено в заглавие произведения.

Не спеша перечитав историю Карюхи, вслушавшись в интонацию повествования, начинаешь понимать, что необыкновенным и поэтическим в этой обычной истории выступает эстетическое отношение писателя к родной земле, родной деревне, к незабываемому голодному, но удивительно прекрасному детству. Чувство сыновней любви и благодарности пронизывает, одухотворяет драматическую историю жизни семьи, относительное благополучие или, наоборот, полуголодное существование которой полностью зависело от изможденной Карюхи.

Повесть написана от имени юного героя. Он безупречно внутренне честен, болезненно раним фальшью, душевно чуток. А жизнь детей в крестьянской семье неотделима от дел, от невзгод и радостей взрослых. Дети неизбежно не только свидетели, но участники всего происходящего в семье. Испуганно любопытными глазами они наблюдают, как происходит жребий, предрешавший судьбу Карюхи, а значит, и той семьи, которой она достанется. Охваченные дрожью, дети видят, как дрожит рука отца, вытянувшего свой страшный жребий… И далее, рассматривая глазами наблюдательного подростка психологически сложнейший процесс развития семейных отношений от безысходности к взлету надежды, связанной с рождением молодой лошади Майки, а затем — полный крах и реальных планов, и всех иллюзий, вызванный ее смертью, автор постоянно углубляет наше представление не только о быте семьи, но и о характере юного героя. Во всем, что он делает, в его отношении к делу, к заботам семьи, в его заметном нравственном, социальном взрослении — во всем прорисовывается зарождение и созревание того большого, духовно значительного, что делает человека личностью.

Подросток, от имени которого написана «Карюха», ни возрастом, ни поступками, ни внешними чертами характера не напоминает Катю Бектышеву, героиню повести М. Прилежаевой. Но в главном — в беспредельном чувстве Родины — они едины. Родина — живой организм… Такое ощущение Родины одухотворяет лучшие произведения русской поэзии и художественной прозы прошлого века и нашего времени. Не всегда осознанное, но всегда действенное, побуждающее к активному участию в том, что для жизни значимо, такое патриотическое чувство освещало нелегкий учительский и гражданский путь Катерины Платоновны.

Оно же помогает юному рассказчику истории Карюхи увидеть в отце неизбывную крестьянскую силу, выдержку, мужество, которые поднимают человека и в ситуации, казалось бы, безысходной. Обратим внимание на финал повести. Майку убили волки. Карюху покалечили. Семья лишилась кормилицы. Отец искал смерти… Но ветер изменяет движение холодного воздуха и погоду. Время и неизбывная сила духа помогают человеку обрести новое дыхание… Отец смазал раны Карюхи карболкой, «долго глядел в ее сумеречные глаза, порывисто обнял шею и, всхлипнув, хрипло вымолвил:

— Ничего, ничего, Карюха, мы еще того… мы, знаешь…

Северный ветер, дувший целую неделю, уступил вдруг место западному. Скоро по небу поплыли низкие, набрякшие влагой тучи, из них полетел на землю лохматый, мягкий снег… в призрачном этом свете, облепленная белым, Карюха молодела на его глазах и была странно и удивительно похожей на Майку. И опять с губ отца сорвалось несвязное:

— Ничего, милая… Мы еще того… мы еще…»

В художественном произведении значимы не только замысел, материал, сюжет, герои, но и интонация, пафос, настроение, способное заразить читателя. Заметим, что в повести «Карюха» интонация рассказчика, его наблюдательность, умение любоваться гордой красавицей Майкой, не только слушать, но услышать, уловить переливы голоса, передающего душевное состояние говорящего, — все это придает повествованию особую одухотворенность, поглощает читателя, если он вслушивается в музыку языка произведения, всматривается в детали, поразившие автора.

Обратим внимание для примера, как сказано о полете, именно о полете, а не беге горделивой Майки, когда ее впервые коснулись намордник и кнут: «…Майка не скакала, а летела по воздуху — во всяком случае, мы, глазеющие и орущие вместе с отцом, не видели, чтобы ее тонкие длинные ноги касались земли. Может, оттого не видели, что земля была покрыта молодым и белым снегом, над которым рысачка летела, как над облаком… Лишь на двадцатом кольце она стала уставать, полет ее становился тяжелее, медленнее, ноги с вязким хрустом вонзались в истоптанный, потемневший вдруг снег».

Каждая деталь, звучание, «вид», зарисовка, каждый нюанс в художественном произведении содержательны, проявляют его идейный, нравственный пафос, эстетическую позицию автора. Вот почему ценность произведения искусства для каждого из нас определяется как его идейно-художественным своеобразием, так и нашим умением воспринимать. Нашим умением творчески читать, эстетически грамотно отзываться на прочитанное. Пожеланием пережить радость открытия неповторимости каждого из опубликованных здесь писателей, испытать эстетическое удовольствие соучастия, сотворчества мне и хочется закончить это предисловие, уважаемый читатель.

Т. Д. Полозова

Михаил Алексеев

КАРЮХА

Повесть

В доме нашем что-то случилось, словно бы оборвалась какая-то невидимая нить, до того связывавшая большую семью.

Теперь стали обедать не в одну, а в три смены. За длинный, выскобленный кухонным ножом стол, за которым прежде помещались семнадцать человек, сейчас сначала садились дед Михаил, бабушка Олимпиада, младший их сын Павел и молодая его жена Феня. Остальная чертова дюжина ждала своей очереди. Поскольку первая партия не торопилась, ждать приходилось очень долго, особенно нам, последней смене. Нельзя сказать, чтобы все мы, ожидающие, проявляли одинаковое терпение. Взрослые, те — да. С видимым спокойствием занимались своим делом. Мать моя, например, уходила во двор, где всегда отыскивалось для нее занятие. Отец перед засиженным мухами зеркалом подстригал свои рыжие усы, другого часа у него будто и не было. Сестра Настенька и старшие мои братья, Санька и Ленька, чтобы не искушать судьбу, удалялись в переднюю и, коротая время, играли в щелчки, увлекались при этом настолько, что к столу выходили с красными лбами, а то и шишками, весьма рельефно проступавшими на этих самых лбах.