Великий врачеватель - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 17

Совсем недавно Гургандж не был столицей Хорезма. Столицей был Кят. Кят стоял километров на двести выше по течению на правом берегу Амударьи, у самой воды.

— Наш город великолепен. В нем много знатоков изящной литературы, строители домов отличаются искусством, в нашем городе у чтецов корана самые красивые голоса, и нет им равных по благородству и познаниям. В нашем городе много богачей, много красивых вещей и хороших товаров! — так говорили жители Кята. — В нашем городе — дворец хорезмшаха.

И это было справедливо.

— Ваш город — вонючая лужа. Его в любое время года заливает вода. Нечистоты проникают во все места. Не один приезжий утонул в ваших ямах грязи с наступлением темноты. — Так говорили жители Гурганджа жителям Кята.

И это тоже было справедливо.

Но главным городом был Кят.

В 995 году эмир Гурганджа Мамун осадил Кят. Жители долго сопротивлялись. Многие погибли. Мамун, получив Кят, получил и титул хорезмшаха, что значит — царь Хорезма. Город был жестоко разгромлен. Многие жители покинули дома, переселились в другие места. До последних сил вместе со всеми сопротивлялся, а потом ушел из города и молодой Бируни.

Сын Мамуна хорезмшах Али был образованным человеком. При его дворе собирались математики и философы, врачи и законоведы — факихи. Это собрание позже стали называть «Академией Мамуна».

— Может быть, пойти прямо к хорезмшаху, дождаться его выхода из ворот? — советовался Хусайн с купцом.

— Лучше сделай иначе: пойди на прием к везиру ас-Сухайли и скажи, что ты знаток законов. Он известный законовед — факих — и потому любит факихов, принимает их ласково.

Для похода к везиру Хусайн оделся особо. Конечно, он надел лучший халат. Но главное было надеть, как нужно, чалму, не забыть тайласан. Чалму полагалось повязать так, чтобы оставался длинный конец. Этот конец проходил под подбородком, перекидывался через правое плечо за спину. На другом плече лежал длинный кусок ткани — тайласан. Тайласан можно было превратить и в накидку. Так одевались факихи в те дни. По одной только одежде становилось ясно: этот человек ученый, факих.

Идя на прием, Хусайн обдумывал, как начать разговор. Надо было сразу убедить везира, что перед ним не случайно заброшенный судьбой юноша, а человек, глубоко знающий законодательство, образованный в других науках и не имеющий никаких дурных намерений, наоборот — желающий приносить только пользу везиру и хорезмшаху Али ибн-Мамуну.

От первых фраз зависело многое. Например, если Хусайна возьмут на службу, то ведь положат и жалованье. А если на службу не возьмут, то, естественно, жалованья ждать неоткуда. А деньги кончались…

Говорить придуманные по пути фразы Хусайну не пришлось. Везир ас-Сухайли, узнав имя молодого факиха, заулыбался, сам стал перечислять его достоинства:

— Удивительное лечение эмира Нуха ибн-Мансура. Ну как же, это только незнающие люди считают Хорезм окраиной мусульманского мира. Мы узнаем новости часто раньше других. Двадцать томов разъяснений к фикху для ал-Барки. Говорят, благодаря им ал-Барки стал лучшим законоведом в Бухаре. Только жаль, что читает он их в одиночку и никого к этим книгам не допускает. А так полезно было бы размножить их…

Вероятно, везир переписывался с ал-Барки или с его знакомыми.

Везир пригласил Хусайна на собрание ученых.

— Это собрание удостаивает посещением сам хорезмшах, и ему будет интересно послушать рассуждение образованнейшего, человека.

А главное — везир назначил Хусайну жалованье.

Он сказал, что не станет обременять Хусайна должностью. Пусть Хусайн занимается науками. И везир надеется, что своими открытиями Хусайн прославит и Хорезм, и двор хорезмшаха.

Жалованье было даже больше, чем ожидал Хусайн. Хусайн с трудом удержал радостную улыбку, когда везир ас-Сухайли назвал сумму. Но, видимо, все-таки лицо Хусайна выдало многое, потому что везир тут же, как бы между прочим, позвал писца, продиктовал ему и протянул бумагу Хусайну.

— Деньги можно получить сегодня.

Хусайн почти бежал по улице, так ему было радостно. Он тут же решил снять дом для семьи и написать письмо брату Махмуду, чтобы тот распродал имущество, собрал мать, слуг и отправлялся сюда, в Гургандж.

На ученое собрание сошлись люди разных возрастов. О некоторых Хусайн слышал раньше. Пришел Абу-ал Хайр Хуммар — известный врач. Пришел главный судья — кади. Судья поздоровался со всеми уважительно, но ни разу не улыбнулся. Он хмуро сел на свое место и сидел молча. Среди всех выделялся красивый юноша в очень дорогой одежде из египетского шелка. Везир ас- Сухайли шепнул Хусайну, что это Абу Наср Аррак, племянник хорезмшаха, талантливый математик.

Везир подвел Хусайна к Арраку и проговорил:

— Разреши, Абу Наср, представить тебе этого молодого человека, Абу Али ибн-Сину, о чьих способностях в деле врачевания давно уже ходит слава.

Аррак удивился:

— Оказывается, ты врач, — сказал он Хусайну. — А я подумал, что наш везир привел еще одного факиха.

— Абу Али образован в фикхе не менее, чем в медицине, — сказал везир.

— А в математике? — спросил Аррак. И начал говорить Хусайну о математической работе Бируни.

А когда Хусайн сказал, что он тоже знает об этой работе, Аррак обрадовался, и они наперебой стали рассказывать о книге Бируни «Хронология древних народов». Главный кади сидел около и недовольно морщился. Потом Аррак стал рассказывать о новом астрономическом приборе, который Бируни изобрел вместе с математиком ас-Сахри. Судья повернулся к ним и вдруг пробубнил:

— Изучать то, что не написано в коране, лишне и преступно.

Но в это время вошел сам хорезмшах Али ибн-Мамун, не старый, крепкий мужчина. Все замолчали. Хорезмшах сел и предложил сесть собравшимся.

В тот день главное выступление делал везир. Он рассказывал об истории права наследования. Как наследовали имущество в Древней Греции, в Византии, как наследуют у мусульман.

Иногда везир ошибался.

Потом, когда его выступление стали обсуждать, Хусайн заметил уважительно:

— Вероятно, наш ученейший и образованнейший везир еще не успел прочитать книгу Бируни, иначе бы он не допустил некоторых неточностей.

И тут в зале внезапно наступила жуткая тишина. Потом везир как-то странно кашлянул, а Аррак дернул Хусайна за рукав.

Но Хусайн докончил:

— Бируни по ряду вопросов придерживается другого мнения.

Молчание продолжалось. На Хусайна никто не смотрел. Все смотрели на хорезмшаха. Хорезмшах тоже молчал. Потом он улыбнулся.

— Кто этот юноша? Вероятно, он впервые на нашем собрании, иначе он не назвал бы так невпопад имя пособника наших врагов.

Теперь могло произойти все, что угодно.

Хусайн знал многих ученых, жизнь которых оборвалась в момент, когда они обратили на себя гнев тирана.

Но хорезмшах продолжал улыбаться.

— Подойди же, назови нам свое имя.

Хусайн пошел. Ноги его почему-то плохо двигались…

— Это молодой Абу Али Хусайн… — начал везир.

— Мы думаем, если у него хватило смелости произнести в нашем дворце это имя, то хватит смелости назвать и себя.

Хусайн подошел ближе, поклонился и назвал свое имя.

— А теперь расскажи нам, о чем же говорит тот человек в своей книге.

Слушающие задвигались.

Хусайн коротко пересказал главы Бируни о религиях и законах греков, римлян, персов. Заодно он исправил несколько неточностей в выступлении везира.

Никто его не перебивал. Все внимательно слушали.

— Однако знания твои глубоки в этих вопросах, — сказал хорезмшах. — Мы довольны твоим первым выступлением на нашем собрании. И вот что… ты имеешь книгу того человека? — Хорезмшах никак не хотел произносить имя Бируни, потому что когда-то сам запретил называть это имя.

— У меня есть эта книга, — сказал вдруг громко Абу Наср Аррак, племянник хорезмшаха.

Все посмотрели теперь на Аррака.

— Ты первый человек, который произнес имя Бируни вслух при хорезмшахе, — сказал Аррак, когда они выходили из дворца. — Могло бы все кончиться печально. Восемь лет назад, когда войска моего деда ворвались в город, Бируни ушел оттуда последним. Потом он придумал о деде несколько оскорбительных шуток. Появись он здесь раньше, не выйти бы ему из тюрьмы.